Читать книгу 📗 "Тени столь жестокие (ЛП) - Зандер Лив"

Нахмуренные брови намекали, что она не понимает, но всё, что я мог сделать — это попытаться помочь им обоим преодолеть это.

— Пройдёшься со мной? Я хочу глотнуть свежего воздуха.

— Надень плащ или что-то ещё, потому что они открыли ветрозащиту, и там холодно, — сказал я. — Дай я зайду к Малиру, посмотрю, как он. Потом приду к нам в покои и заберу тебя.

Глава 36



Малир

Наши дни, Вальтарис, тронный зал

За последние месяцы я вызывал в Галантии всякие разные реакции. Она меня боялась, ненавидела, презирала… но тот взгляд мрачного разочарования только что?

Он выпотрошил меня.

— Она разве не понимает? — обратился я к Аскерy, который переместился к подножию лестницы, ведущей к трону, всегда казавшемуся таким величественным, но на деле оказавшемуся жутко неудобным. — С риском, что Арос может задержать поставки зерна, с Дипмаршем, который увяз в болотах, и Тайдстоуном, уже пожирающим наши ресурсы на восстановление — как я должен кормить сотни воронов, возвращающихся в Вальтарис каждый день? Я так уж неправ, желая прогнать людей? После всех зверств, что они нам причинили?

За ним последовала длинная череда разных гласных, просто набор звуков, прежде чем он наконец пробормотал:

— Говорят, правящая связанная пара должна править вместе не потому, что один из них наверняка прав, а потому, что оба они наверняка неправы, и…

— Верный путь где-то посередине, — вздохнул я. — Моя пара умна, изобретательна и быстро схватывает суть. Но она всё ещё слишком наивна в вопросах войны и трудностей за пределами крепости. Что мне делать?

— Не устраивать резню безоружных фермеров. — Всплеском теней Себиан метнулся вперёд, только чтобы плюхнуться на ступени моего трона, выглядя до возмутительного удобно: откинулся на локоть и раскинул ноги. — Разве что ты изначально предпочитал гнездиться где-нибудь на сухом мёртвом дереве.

Устав от этого жёсткого сидения, я поднялся и спустился по лестнице, усаживаясь рядом с Себианом.

— Ты мой советник, Аскер. Дай совет, как мне избежать того, чтобы моя пара выгнала меня из собственных покоев, и при этом не смотреть, как мой народ гибнет от голода.

Я ждал мудрого совета.

Его не последовало.

Себиан лишь издевательски фыркнул, уголки его губ дёрнулись.

— «Я стану ночью, самым тёмным участком неба вокруг тебя», — передразнил он, и не то чтобы я не слышал, как его стая каркала над этим у родника. — Сколько дней у тебя ушло на то, чтобы придумать эти строки?

— Пять, — ответил я, шлёпнув его по затылку так, что он закашлялся от смеха, а у меня самого дрогнула улыбка. — Три на черновики, два на правки.

Но улыбка не задержалась.

Сердце тянуло вниз, мысли вернулись к тому вечеру.

К тому, как часто билось её сердце от моих слов, заставляя спину вибрировать о мою грудь.

К тому, как страстно мы целовались.

К тому, как близка её душа оказалась к моей, пока она не коснулась меня…

…там.

Без сомнения, она приняла мой всплеск за гнев, когда на самом деле это был стыд. Если бы она знала, что многие сделали меня своей шлюхой, посчитала бы меня грязным? Если бы знала, что я каким-то образом начал находить в этом удовольствие — в том, что когда-то навязывалось мне болью и насилием, — сочла бы меня осквернённым? Больным? Ещё более извращённым, чем я уже сам доказал ей?

— Ты был прав, — наконец признался я, и не в первый раз, когда речь заходила о Галантии. — Слова действительно влияют на неё.

— Ага, жаль только, что у тебя талант в один момент сказать всё правильно, а в следующий — всё к чёрту испортить.

Да, это моё умение.

— В каком смысле?

— В смысле, что тебе понадобились недели, чтобы убедить её в своих чувствах, — сказал он. — Принцу, который позволил себе влюбиться в женщину, которую считал человеком, и который при этом не в силах проявить крошечную долю доброты к этим человеческим фермерам.

Это наблюдение резануло куда глубже, чем я хотел бы признать, пронзив меня болью. Девятнадцать лет моя пара жила как человек. Естественно, она продолжала испытывать жалость к ним. И хоть я понимал это, не был уверен, что смогу когда-нибудь сам чувствовать то же.

И зачем? Разве они не вырезали мою семью, не разрушили наши земли, не осквернили наши святыни? Где была человеческая жалость к тем вороньим крестьянам, которых они вырубили? К птенцам, которых они заживо подожгли? Где была их доброта, когда они…

— Мой принц, — произнёс незнакомый голос, заставив меня поднять взгляд на стражника, внезапно оказавшегося в центре зала. — Этот человек отказался уйти. Он сказал, что у него есть срочная весть о западных фермах, но отказался сообщить её, даже после того как мы дали ему десять плетей, заявив, что поделится только с вами.

Я даже не потрудился выпрямиться, уж тем более снова терпеть ещё одну минуту на этом проклятом троне ради таких, как он.

Мой взгляд упал на мужчину рядом со стражем. Коричневые взъерошенные волосы. Лохмотья вместо одежды. Спина, что, вероятно, была сутулой ещё до этих десяти ударов. Рядом с ним — женщина с рыжевато-каштановыми волосами, сжавшая кулаки на грязно-коричневом подоле, её взгляд упирался в пол. Между ними стоял мальчишка лет девяти, может десяти, его светлые волосы так резко контрастировали с чёрным камнем пола.

Моя верхняя губа сама по себе изогнулась.

Люди.

Я махнул рукой, и их подтолкнули вперёд, остановив всего в нескольких шагах от первой ступени.

— И что же за срочная весть у тебя о тех фермах и нарушителях, посмевших ослушаться моего приказа?

— Ваше Высочество. — Мужчина сделал ещё один шаг, его поклон был таким же кривым, как и его спина, демонстрируя разодранные кровавые рубцы. — Простите меня, но у меня не было другого выхода, правда не было. У меня нет никаких вестей, нет. Всё это… всё это было ложью, только чтобы нас пустили сюда.

— Люди лгут. Какое удивление. — Я прищурился. — Ты один из тех фермеров с западных полей?

Он снова полупоклонился.

— Да, Ваше Высочество. Я один из фермеров. Участок у нас небольшой, но нам хватало.

И всё же — слишком большой для его породы.

— Должно быть, вы долго шли.

— Пять дней в пути, Ваше Высочество.

— Есть и менее утомительные способы умереть, — сказал я. — И всё же ты выбрал прийти сюда, в место, где тебя не ждут, с пустыми руками.

Себиан метнул в мою сторону взгляд, бровь его изогнулась, будто я собирался позволить своим теням поглотить их. И, может быть, я бы так и сделал ещё несколько недель назад. Но не теперь. Сейчас мои тени были… достаточно спокойны.

Женщина рядом с ним, очевидно жена, торопливо ударила его по руке, но не осмелилась поднять глаз.

— Скажи ему, Оскар. Просто скажи Вороньему королю.

— Правда, у нас нет ничего ценного. Всё, что было, мы потратили на семена к весне, но теперь они так и не будут посеяны, не будут… Единственное, что у нас осталось ценного, — это наш сын. Поклонись. — Когда мальчик застыл, его отец мягко подтолкнул его вперёд на полшага. — Ну же, поклонись.

— Давай же, поклонись, — сказала мать с ободряющим кивком и новыми махами рукой. — Как мы дома репетировали. Сделай это.

Мальчик поднял на меня голубые глаза, сглотнул, затем поклонился.

— Надеюсь, ты не рассчитываешь, что мы приютим его, — сказал я. — Вальтарис не приют для брошенных человеческих детей. Богиня знает, у нас хватает собственных, потерявших родителей.

— Нет, все не так, Ваше Высочество. — Мужчина опустился на колени рядом с сыном, глядя на него с нежностью, какую я сам от своего отца никогда не помнил. И это вызвало во мне зависть. — Покажи ему, мальчик. Покажи Вороньему королю, что ты умеешь.

Мелькание слёз в его глазах — и мальчик поднял руку, из пальцев хлынули белые тени. Тысячи тончайших нитей устремились вперёд и вниз, переплетаясь в подобие покрывала.