Читать книгу 📗 "Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн"

Я хмуро смотрю на палец Буна, и мне очень хочется его укусить. Но я отстраняюсь.

– Мы не должны рисковать оба, – указываю я.

– Нет.

Я сердито смотрю на него:

– Не упрямься.

Он фыркает:

– Чья бы самая упрямая корова в мире мычала в ответ такой же упрямой корове. И потом, я же говорил, что всегда хотел с тобой поработать.

Я резко выдыхаю. Это был удар ниже пояса, чтобы додать мне теплых мурашек и заставить согласиться, и он это знает.

– Ты бы мог спастись. Мне было бы легче…

– Если с тобой что-то случится, каково будет мне? Особенно учитывая, что я хорош в такой фигне.

Теперь он взывает к моей разумной стороне, сути клерка. Он точно не откажется.

– Ладно. Рискуй жизнью. Мне по барабану.

От медленной ухмылки Буна у меня что-то трепещет в животе. Совсем чуть-чуть. Не как с Аидом, но все-таки, когда Бун решает быть обаятельным, против него сложно устоять.

Гефест поднимает руку, призывая к тишине.

– Первый – Амир, начинает со своей гостьей, Зинат.

Но Амир и женщина, которую он всем нам представлял как свою няню, спорят друг с другом. Она невысокая, но мощная, и мне ясно, что она до сих пор ждет, чтобы Амир слушался ее так же, как в детстве.

– Амир? – вопрошает Гефест.

– Нет, ayah [7], – огрызается Амир, бросая быстрый взгляд на бога. – Я не буду слушать тебя. Не в этот раз. Я спас тебя во время последнего Подвига не затем, чтобы терять сейчас. Я… – Его голос чуть захлебывается, и парнишка отводит взгляд, тяжело сглатывая. – Я этого не перенесу.

Зинат изучает лицо мальчика, которого знала и явно любила с младенчества, а потом протягивает руку и похлопывает его по кисти.

– Хорошо. Я подожду.

Его плечи горбятся от облегчения. Амир наклоняется и обнимает ее.

– Спасибо. Я лучше справлюсь, если не буду за тебя волноваться.

– У тебя всегда было доброе сердце, мой Амир.

Он улыбается. Надменный мальчишка, которого я сперва считала привыкшим добиваться своего во всем, превратился в кого-то совершенно иного. Поцеловав Зинат в щеку, он оставляет ее и уходит через ворота в лес.

После этого мы начинаем выжидать. По крайней мере, я. Гефест не говорит ничего конкретного, но когда звучат имена, то я не сомневаюсь, что мы с Буном будем последними. Как обычно.

Не только Амир решил соревноваться один, чтобы спасти близкого. Зэй поступает так же ради матери. Майке – ради своей соседки, которая старше ее минимум лет на десять.

А Раф спорит с Дексом до последней секунды:

– Я сильный.

По лицу Декса можно изучать, что такое сожаление и целеустремленность.

– Я это знаю, sobrino [8], но твоя мама никогда меня не простит…

– Она хочет, чтобы я был хозяином в доме. Боги выбрали меня в помощь тебе, tio [9] Декс.

Они всё гоняют одно и то же по кругу, пока Гефест не называет имя Декса.

Раф бросается к воротам, но Декс хватает его за костлявую руку. Все его тридцать лет внезапно прорезаются на хмуром лице, пока он тащит племянника к богу.

– Подержишь его для меня?

К моему удивлению, Гефест подхватывает мальчика под мышку, как футбольный мяч, не обращая внимания на тщетно бьющие по нему кулачки, и Декс кивает в знак благодарности, а потом бежит в лес.

– Декс! – Крик Рафа вслед дяде мог бы вывернуть наизнанку даже самое жестокое сердце.

И мне кажется, это самые легкие решения. Все остальные спорят еще дольше. Триника убеждена, что ее сын должен жениться и подарить ей внуков, а он не сможет, если умрет. Она не выигрывает этот спор. Нив тоже не выигрывает спор с Норой.

Диего в итоге выходит победителем из ожесточенных дебатов со своей женой Еленой, настояв, что их детям нужен хотя бы один родитель, если что-то пойдет не так. Поцелуй, которым они обмениваются перед тем, как он уходит без нее… Мне приходится отвернуться, давая им право побыть наедине. Но их любовь – это нечто драгоценное. Нечто редкое. Нечто, за что стоит бороться.

Чувство, которое украл у меня Зевс.

На самом деле каждое сегодняшнее прощание заставляет мое сердце и чахнуть от печали, и согреваться при виде любви в смертном мире. Жестокость наших богов и богинь подсвечивается каждым словом, каждым взглядом, каждым объятьем.

Вот бы весь гребаный мир это видел и делал заметки.

Гостей, не участвующих в испытании, уводят даймоны – явно ждать своих поборников на финише.

«Пожалуйста, пусть все это переживут».

Это эгоистично, но мне кажется, что я не смогу снова смотреть на потерю, подобную той, что пережил Дэ, всего через несколько дней.

Ждать все мучительнее с каждой командой, которую выкликают. Мое сердце не перестает заходиться. Не из-за меня, но из-за Буна. И остальных. Ни сигнала, что кто-то закончил испытание, ни способа узнать, добрались ли они до вершины живыми.

– Лайра, – говорит Гефест. – Твоя очередь.

Что-то быстро. Тринику вызывали всего несколько минут назад. Предыдущие перерывы между уходом команд занимали больше времени. Но, наверное, это логично. Она говорила, что Гефест благословил ее даром изобретательства, способностью видеть и понимать механизмы. Вроде автоматонов. Ее покровитель явно даровал своей поборнице преимущество в своем Подвиге. Легкая улыбка играет на его губах, так что я понимаю, что права.

Бун разворачивается лицом ко мне и протягивает руку:

– Готова, Лайра-Лу-Ху?

Я хотела быть в его команде столько лет. Годами наблюдала, как остальные работают с ним, пока я сидела и занималась бумажной работой.

Но я не хотела, чтобы это было так.

Я должна хотя бы попробовать еще раз.

– Ты мог бы подождать меня…

– Нет. – И Бун шагает вперед, таща меня за собой, пока мы не проходим ворота. Теперь мы не можем повернуть назад.

Вокруг нас царит тишина леса, нарушаемая случайным шепотком ветра в сосновых иглах. Я глубоко дышу и пытаюсь успокоить сердце, найти спокойствие, которого пока не могу достичь. Мы не обязаны побеждать. Мы просто должны выбраться живыми.

Поворот тропинки заводит нас глубже в чащу леса. Не мрачную, но почти очаровательную, полную светлячков, порхающих вокруг нас. И вскоре мы доходим до еще одних ворот. Эти ведут к подвесному мосту надо рвом с темной водой. Ров окружает одинокую башню с зубчатым верхом, похожую на замок.

Как и на первых воротах, тут на перемычке есть резьба. Опять молоты Гефеста – и новые слова:

– Так… – говорит Бун. – Зловеще.

Эти слова не воодушевляют – это предупреждение. А последнее предупреждение, вырезанное в камне, закончилось плохо.

Пока мы пялимся на слова, я вспоминаю, откуда их знаю. Один из наших заложников однажды стырил книгу с кельтскими сказками, которую мы передавали из рук в руки. Там была сказка про мужчину, который убивал женщин в своем замке, а его невеста узнала ужасную правду. И узнала, потому что ей был любопытен замок, о котором жених говорил, но никогда не показывал, и она пошла искать его сама.

В итоге любопытство спасло ей жизнь.

По крайней мере, я всегда так это интерпретировала. Наверное, потому и помню сказку. А еще это значит, что я не удивляюсь словам, вырезанным над дверью башни, которые мы видим, перейдя через ров:

– Веселуха, – бормочет Бун. Но его чувство юмора угасло, он перешел в режим «делай дело».

Я медлю, положив руку на старомодный рычаг, и смотрю вверх, изучая каменную башню. Мне не видно окон, щелей или хоть чего-нибудь с этой стороны, чтобы посмотреть, сколько там уровней.

– Что думаешь? – спрашиваю я. – Семь или восемь этажей?

– Похоже на то.

Пережить семь или восемь уровней. Но даже если мы не доберемся до верха вовремя, мы не умрем. Это хотя бы что-то.