Читать книгу 📗 "Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн"

Маленький светлячок вылетает из укрытия под деревьями, с любопытством мерцает перед Буном, а тот видит его… и улыбается. Потом он смотрит наверх в поисках меня, как будто хочет, чтобы мы разделили этот момент и нереальность происходящего. Его взгляд не отрывается от меня, даже когда жизнь вытекает из него. Он не отворачивается, пока его голова не склоняется набок и все тело не содрогается на копьях, пронзивших его грудь, плечо и ногу, удерживая его в воздухе.

– Бун! – кричу я – в этот раз точно кричу, когда время неумолимо пускается вскачь. Мой следующий крик длится как будто вечность, и я не умолкаю, пока не срываю голос.

Я глубоко, со всхлипом вздыхаю. Мой вдох прерывается болью, когда размытое серебряное пятно бьет меня из комнаты, тоже едва не сбрасывая со стены. В этот раз я вижу его, через туман слез и боли, – похожее на кнут щупальце из металла, со смертоносным заостренным концом. Эта штука столкнула Буна со стены башни.

В одну секунду топор оказывается у меня в руке, как раз когда щупальце снова наносит удар.

Я обрушиваю на него топор, и лезвие входит в него, пришпиливая эту дрянь к дереву подоконника. А потом я лезу дальше.

У меня нет выбора.

Я не позволяю себе смотреть вниз. Если я снова увижу искалеченное тело Буна, я знаю, что сорвусь. Я должна добраться до вершины. Надо мной пролетает какая-то тень – скорее всего, один из даймонов, – но я не смотрю туда. Я лезу, лезу и лезу, избегая окон, пока не добираюсь до стены с зубцами наверху. Я умудряюсь перебраться через нее с помощью узких щелей между каменными блоками. Мои мышцы горят, сердце разрывается от боли.

Как только мои ноги касаются крыши, я разворачиваюсь, чтобы перегнуться через стену и посмотреть на Буна. Но прежде чем я успеваю увидеть его, сзади меня обвивают чьи-то руки. Аид. Я уверена в этом. Он не дает мне времени снова посмотреть на Буна или хоть как-то среагировать, прежде чем мы исчезаем.

И оказываемся не в лесу. Не там, куда отправили тех, кто финишировал, или там, где их близкие ждали, пока поборники пройдут испытание. Не вернулись на третий этаж, чтобы начать сначала, как я наполовину ожидала, учитывая, что мы сжульничали, чтобы добраться до верха. Даже не в дом Аида на Олимпе.

Когда мы снова появляемся, я стою в кольце рук Аида, моя спина прижата к его телу. Мы в библиотеке. Колонны – не с каннелюрами и не греческие, но выложенные бирюзой и золотом – поддерживают лестницу без перил, идущую с обеих сторон на три этажа вверх под стеклянный купол, через который видно бархатное небо, которое не небо. И книги повсюду.

Я стою рядом с ним в Нижнем мире.

В его доме.

Я в этом уверена.

Он утыкается лбом мне в затылок.

– Лайра. – Его голос – тихий шепот. Нерешительный. Совсем не похоже на Аида.

И это наконец пробивает стену онемения, которой я окружила себя, чтобы забраться на эту сучью башню. И тогда картинка с лицом Буна, когда он падал, его искалеченное, изломанное тело на этих копьях – все это наконец сталкивается с реальностью, в которой – в отличие от последнего Подвига – я больше не могу его разбудить. Нет никакой магии. Он и правда погиб.

Я обмякаю.

И Аид подхватывает меня.

Часть 6. Чистая потеря

Аид поднимает меня на руки и садится в огромное кожаное кресло, усаживая меня на колени и склоняясь надо мной, будто предлагая убежище. Меня охватила неподвижность.

Не онемение.

Боль все еще здесь, пожирает меня. Но я не хочу ни двигаться, ни говорить и уж точно не позволю себе плакать. Я откуда-то знаю, что так станет только хуже.

– Лайра, – бормочет Аид. Он легонько гладит меня по волосам.

Я дышу. Пытаюсь продышаться.

– Не сдерживайся, золотце.

Но я только сильнее захлопываюсь. Я не хочу это чувствовать. Не хочу это впускать. Но что я не могу остановить, так это воспоминания.

Моменты с Буном за двенадцать лет. Моменты, которые я вижу другими глазами.

Нахальная усмешка, дразнящая меня на каждом углу. То, как он пристраивался рядом со мной в очереди за едой – обычно затем, чтобы ухватить что-нибудь с моего подноса.

– Над чем сегодня работаешь? – спрашивал он.

Бун особенно обожал блинчики. Никогда не видела, чтобы кто-то топил еду в таком количестве сиропа. И он смеялся, когда ему попадало за такое расточительство, – приправ в логове было немного, – так что шел и крал еще.

Тот раз, когда он украл ту клятую картину из-под носа у Лакшми, тоже здесь и красочен, ведь он вспоминал об этом недавно.

И новые воспоминания. «Я бы хотел быть твоим другом», – сказал он однажды.

И даже это утро, когда мы просто завтракали вместе.

Он был со мной сегодня утром.

В горле встает ком.

«Дыши».

Он не рассказал этого богам в ту ночь, когда говорил про картину, и в тот раз я подумала, что он просто надо мной издевается, но теперь воспоминание будет преследовать меня до конца моих дней.

«Я украл ее для тебя, Лайра-Лу-Ху. Разве она не будет хорошо смотреться на стене твоей спальни?»

Он что же, пытался быть моим другом даже тогда? Откуда он узнал, что я втайне очень хотела заполучить ту красивую картину? Я никогда об этом никому не рассказывала. Потом Бун показал на еще одну украденную картину.

«А эту мы сможем сбыть».

Не то чтобы я ему поверила – и не то чтобы Феликс позволил ему что-нибудь оставить.

О боги. Я это сделала. Он мертв из-за меня. Мое мычание предупредило автоматона в комнате, и…

– Лайра. – В голос Аида вкралась нотка беспокойства.

– Я не хотела выпускать, – говорю я ему, и голос мой такой же тоненький и мелкий, как я.

– Почему?

– Если сидеть тут и плакать, если поддаться – я не знаю, смогу ли я снова встать. – А это не я. Я та, кто заканчивает дела, кто никогда не останавливается, кто придумывает решение проблем, потому что они все время появляются, а потом еще и еще, пока однажды все проблемы не будут решены.

Только я могу решить и эту.

Руки Аида смыкаются вокруг меня, и мы сидим в тишине. Я не знаю сколько. Он не заставляет меня снова что-то выпускать, и теперь воспоминания приходят быстрее. Мне не заставить их остановиться.

Это все равно что обнаружить, будто из ткани моего прошлого сшили гобелен, который мне было не видно, пока я не сделала шаг назад. Тысяча разных моментов, на которые я не обращала внимания или от которых отмахивалась из-за проклятья.

Тысяча упущенных возможностей.

Мой разум возвращается к воспоминанию о тощем пацане, который объявился в логове, когда мне было одиннадцать. Буну было тринадцать, сплошные локти да коленки, но с намеками на то, каким мужчиной он станет. Он только взглянул на меня, усмехнулся и сказал, что я слишком мелкая для воровки, так что пусть Орден выкинет меня назад.

Боги, он так любит дразниться.

Любил.

Скорбь охватывает мое сердце и крепко сжимает.

Бун так любил дразниться.

Больше – нет.

Как все могло обернуться, если бы я не воздвигла вокруг себя стены, о которых он говорил? Если бы я старалась усерднее?

Теперь мы никогда не узнаем.

Бун мертв.

Я вижу его лицо во время падения с башни.

Оно все вклинивается между всех остальных воспоминаний и с каждым разом бьет все больнее. Бун так и не отвернулся. Смотрел на меня до самого конца.

Он не умер быстро. Не сразу. Он чувствовал эти копья…

Почему я не могу перестать переживать этот момент заново? Надо перестать. Надо все отключить.

О боги…

– Бун. – Его имя шепотом слетает с моих губ.