Читать книгу 📗 "Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн"

Когда я снова открываю глаза, Харон еще здесь. Он спрашивает:

– Он сказал тебе?..

Щелкает дверь, и я смотрю прямо в ртутно-серые глаза.

Как только Аид видит, что я сижу, из него как будто выходит все напряжение. И меня наотмашь бьет воспоминанием. Кажется, настоящим. Я таращусь на Аида и восстанавливаю память.

Момент среди ночи, когда я выплыла к поверхности сознания после лечения водой из Стикса и в мое поле зрения вплыло размытое лицо Аида.

– Ты можешь меня оставить, знаешь ли, – помню я свой невнятный голос. – Я не собираюсь сейчас умирать.

– Это спорно. – Потом он нахмурился. – Или опять хочешь увидеть Буна?

Его слова пронизаны и раздражением, и искренним предложением.

Я пыталась покачать головой, но тело не желало отзываться.

– Нет. Тебя.

– Тебе нужен я? – Его лицо приняло выражение крайнего удовлетворения. Когда это не раздражает, его надменность даже немного симпатична. – Хорошо. Поправляйся, и, я уверен, мы что-нибудь придумаем. У меня есть планы.

Я не помню, что случилось после этого. Видимо, меня опять унесло.

Но сейчас меня зацепило то, как он сказал про планы.

«Моя. Звезда моя. Планы».

На меня? На нас? Это имеет какое-то отношение к Тиглю? Или он просто дразнился?

Аид заходит дальше в комнату, проходя в свет лампы, и я ахаю.

– Вот сука. – Харон поднимается на ноги. – Настолько плохо?

И я его не виню. Аид выглядит ужасно, явно мрачен, и мне кажется, что для него это вариант показать свое потрясение. Губы крепко сжаты, глаза ввалились на бледном лице. Он похож… ну, на смерть на новый лад.

Аид поднимает бровь на вопрос Харона.

– А ты как думаешь? – спрашивает он голосом, лишенным эмоций.

Паромщик морщится.

– Я чему-то помешал? – спрашивает Аид, и плоский тон становится шелковым.

Харон не смотрит на меня.

– Не особо. Я как раз собирался рассказать ей о том, что она пропустила.

– Я сам, – говорит Аид.

Собачий скулеж раздается из коридора, и за спиной Аида опускается одна из голов Цербера, чтобы заглянуть в комнату одним глазом.

– Привет, приятель.

– С тобой все в порядке? – Это Рус, и мои губы расплываются в улыбке.

– Мне гораздо лучше. Дайте мне еще день-два, и я снова вернусь к Подвигам.

– Нам это не нравится, – я не вижу другие головы, но говорит Цер.

Мне тоже. Но теперь у меня больше причин победить, чем одно лишь избавление от проклятья. Гораздо больше. Мой взгляд переходит на Аида, и внезапно я вижу просто мужчину, который сделает что угодно для тех немногих, кого он любит больше всего.

Аид меняет выражение лица в один миг, но вспышка темного подозрения просачивается в мою душу – вспышка понимания и знания, что оно не мое. Оно идет откуда-то еще.

«Ух ты».

У меня уходят все силы на то, чтобы не ахнуть и не дать изумлению отразиться на лице.

Это было по-настоящему? Эмоции, которые я чувствовала от него раньше. Это были не галлюцинации и не желанные проекции. Они все были настоящими.

Это из-за его крови? Должно быть. Возможно, эффект выветрится. А Аид знает?

И почему он подозрителен? Из-за Тигля? Или, может, из-за того, что мне говорил Харон? Не то чтобы он успел мне много рассказать.

Я перевожу взгляд на Харона, который не смотрит мне в глаза.

– Я лучше вернусь на лодку, – бормочет он. И пожимает мне ногу через одеяла. – Рад видеть, что ты наконец-то в сознании, Лайра.

Они с Аидом обмениваются непроницаемыми взглядами, и Харон выходит из комнаты.

– Идем, Цербер. Оставим их наедине.

Цербер ворчит, но они уходят.

А я слишком занята рассматриванием Аида.

– Где ты был? – спрашиваю я.

– В Стигийских болотах.

Перекресток Нижнего мира. Там, где души судят и отправляют в разные места в зависимости от того, как они прожили свои жизни в мире Верхнем. Говорят, что Аид лично судит лучшие и худшие случаи и раздает благословения и наказания. Судя по тому, как он выглядит, не надо быть гением, чтобы угадать, что он сейчас раздавал.

– Хочешь поговорить об этом? – спрашиваю я.

По его лицу пробегает рефлекторное отрицание, но потом он делает паузу и облокачивается на косяк.

– Суд был не самым сложным. Этот дух был социопатом и пытал и убил многих без пощады и раскаяния.

Аид пожимает плечами, но я вижу груз, который, судя по всему, на них давит.

Я тихонько жду того, что было сложным.

– Но душа его матери в Асфоделях, и… – Он откидывает голову на косяк. – Она умоляла, чтобы его наказание смягчили, рассказывала про его жестокого отца. Конечно, я все это видел.

– Все было плохо?

Аид выходит из дверей и падает в кресло, где сидел Харон, пододвинув его ближе. Потом он берет мою ладонь в свои, проводит пальцами по линиям.

– Ни одна душа не рождается злой. Есть склонности, пристрастия, но как давление и температура превращают уголь в алмаз, так давление и боль могут превратить душу в нечто ужасное.

А вот и проявляется сочувствие, которое Аид прячет от мира. Он сопереживает этому человеку и тому, что превратило его в чудовище. И его матери тоже.

– Я умею видеть альтернативное будущее, если оно открывается мне: что могло бы быть, случись все иначе.

– И здесь все могло быть иначе?

Он кивает:

– Столько жизней погублено.

Вот что должен выносить царь Нижнего мира.

– Я хотела бы чем-то помочь.

Он ловит мой взгляд, в уголках его губ играет легкая улыбка.

– Правда?

Мне в лицо бросается краска, но я не отнимаю ладонь.

– Да.

На секунду у него на щеках появляются ямочки.

– Да. – Он глубоко и медленно вдыхает, потом резко выдыхает. – Давай сменим тему.

Мне бывает нужно эмоциональное пространство, так что я стараюсь не испытывать обиды от отстранения, которым пронизан его голос. Но я отнимаю у него ладонь и чешу предплечье.

– Остальные боги разозлились из-за того, что меня пришлось ждать?

Аид стонет:

– Давай о чем-нибудь другом?

Это скверный признак.

– Что случилось?

– Они прислали вниз даймонов и Асклепия, – говорит он. – Они поняли, в какой ты форме, после того, что увидели.

С его голосом что-то не так.

– Рассказывай плохие новости. Давай. Срывай, как пластырь.

Он откидывается в кресле.

– Никогда не понимал этого выражения.

Небрежная поза меня не обманывает.

– Значит, у тебя пластырь никогда не приклеивался к волоскам или корочке крови. – Я посылаю ему пристальный взгляд. – Ты тянешь время, Фи.

– Не-а. – Аид качает головой. – Ты не можешь меня так звать.

Я хмурюсь:

– Харон зовет.

– Да.

– Тогда почему мне нельзя?

Он скрещивает руки на груди.

– Звезда моя… тебя кто-нибудь называл упрямой в лицо?

– Ты все еще тянешь время.

Он выглядит скучающим, напоминая мне о ночи нашей встречи.

– Ладно. Я не буду звать тебя Фи. Но вернемся к пластырю… Я навоображаю себе намного хуже. Лучше сказать мне сейчас и покончить с этим.

Он косится направо, на занавешенное окно.

– Они не стали ждать.

Мое сердце рушится к желудку.

– Они провели следующий Подвиг без меня? – Дерьмо. – Кто победил?

– Диего.

Дважды дерьмо. Теперь у него две победы, а Бун рассчитывает на меня.

– Начинай сначала и рассказывай все, – требую я.

Аид проводит рукой по волосам, бледная прядь падает ему на лоб, отчего он выглядит лохматым.

– Проклятье.

– Что случилось с твоей каменной физиономией? – дразнюсь я со слабой улыбкой. – Теперь тебе точно придется мне рассказать.

Он смотрит в сторону, и я понимаю, что он колеблется, но в итоге его лицо принимает мрачно-покорное выражение.

– Ладно.

Я глубоко выдыхаю. Он ведь и правда мог отказать.

– Сэмюэл выиграл Подвиг Гефеста: обошел Тринику всего на две секунды. Его призом стал компас работы Гефеста, который всегда указывает верный путь.