Читать книгу 📗 "Ткач (ЛП) - Робертс Тиффани"

Нахмурившись, она выпрямилась и снова встретилась с ним взглядом.

Его жвалы опустились.

— Ты дрожишь, Ахмья.

Ахмья посмотрела вниз и приподняла подол своего мокрого топа, стягивая его с живота.

— Как тогда, когда мы впервые покинули «Сомниум». Казалось, что дождь никогда не прекратится, и я никогда не смогу высохнуть и согреться.

Рекош сжал ткань ее топа нижней рукой, выжимая немного влаги, которая стекала по его пальцам. Ахмья поймала себя на том, что смотрит на его руку. На эти длинные, острые когти, тонкие, но сильные пальцы, гибкую игру сухожилий под толстой шкурой. Ее всегда завораживали его руки. Такие чужие, такие грациозные, такие смертоносные, и в то же время такие нежные, когда они прикасались к ней.

Она не осознавала, что он обхватил ее руками за плечи, пока не почувствовала, как он развязывает узел, удерживающий топ на месте. Ткань ослабла, и полы одежды разошлись.

Ахмья ахнула, прижимая руки к груди, чтобы удержать материал на месте, и посмотрела на Рекоша широко раскрытыми глазами.

— Что ты делаешь?

Он убрал руки, но держал их поднятыми, слегка согнув пальцы, словно в нерешительности.

— Тебе нужно высохнуть.

Он был прав, и она знала это. Если она останется в этом промокшем шелке, ей будет только холодно и неприятно.

Но она никогда прежде не стояла перед ним полностью обнаженной. Всегда находилось одеяло или какая-то ткань, чтобы прикрыть наготу. Даже по прошествии всех этих месяцев Ахмья не отбросила скромность — хотя в тот момент она полагала, что на самом деле это была просто застенчивость. Скромность на самом деле не была чем-то привычным в этом новом мире. Вриксы никогда даже не слышали о такой концепции, пока люди не объяснили им ее.

Она вцепилась в шелк.

— Мы могли бы развести костер?

Издав еще одно низкое, недовольное хмыканье, он повернул голову, чтобы выглянуть из их укрытия, где продолжался мелкий дождь.

— Ничего сухого, что можно было бы сжечь, Ахмья.

— Конечно. Ты прав, — Ахмья опустила глаза. Хотя пол их маленького убежища был в основном сухим, он состоял только из грязи, камней и густой зеленой растительности. — Если бы это было так, мы… у нас бы уже был костер.

Он накрыл ее руки своими. Они были теплыми и нежными, когда он ослабил ее хватку на шелке.

— Я буду твоим огнем, Ахмья.

ГЛАВА 11



Другой вид тепла расцвел внутри Ахмьи, глубоко в ее сердцевине.

Он… он не мог знать, какой эффект произведут на нее эти слова. Не мог знать, какой глубокий смысл они подразумевали, не мог знать, как сильно она хотела, чтобы они сбылись.

Когда он отвел ее руки в сторону и стянул шелк, обнажая ее груди, это тепло распространилось наружу. Влажную кожу покалывало на открытом воздухе, а соски, и без того твердые от холода, еще больше напряглись, превратившись в ноющие бутоны.

Рекош замер. Она чувствовала, что он смотрит на нее, чувствовала его взгляд, словно клеймо на коже. Дрожь пробежала по телу Ахмьи, когда его пальцы сжались вокруг ее. Судорожно вздохнув, она медленно подняла голову и посмотрела на него.

Он уставился на ее грудь. Голова была наклонена набок, и в алых глазах светилось любопытство. Но в них было что-то большее. Что-то порочно темное и первобытное.

Голод.

Возбуждение скрутилось внизу ее живота. Хотя кожа потеплела от смущения, Ахмья не отвела от него взгляда и не попыталась прикрыться, когда он повесил шелковый топ на ближайший камень. Он снова протянул к ней руку.

Ее сердце забилось быстрее. Она поняла, что он делает, когда его рука медленно приблизилась, и все же не сделала попытки остановить его. Какая-то часть ее жаждала этого — его прикосновений, его самого — и, возможно, она слишком долго заставляла эту часть себя молчать. Может быть, она слишком долго оставляла ее неудовлетворенной.

Его пальцы скользнули вдоль ее груди. Шершавое тепло едва коснулось кожи — и тут же сменилось нежным движением большого пальца по соску.

Ошеломляющая, мощная волна удовольствия прокатилась по ней. Ахмья со вздохом отшатнулась.

Жар, которого она никогда прежде не знала, разлился между бедер, заставляя киску пульсировать. Она чувствовала чистое, неподдельное желание. Хотя прикосновение Рекоша было легким, сосок запульсировал.

Рекош отдернул руки с неуверенной трелью, широко раскрыв глаза.

— Я причинил тебе боль?

Ахмья скрестила руки на груди, крепко прижимая, чтобы унять боль в сосках, и покачала головой.

— Н-нет. Ты не причинил мне боли. Я в порядке.

— Хорошо, — эхом отозвался он, подергивая жвалами, пока рассматривал ее. — Но ты двигалась так, словно я причинил тебе боль.

Боже, он причинил ей боль, но не так, как думал.

— Я… просто была удивлена, — она сжала бедра, желая, чтобы это ощущение исчезло, избавило ее от этой муки. Как могла такая простая вещь, как прикосновение большого пальца к соску, возбудить в ней такое вожделение?

Потому что это был он.

Даже когда она прикасалась к себе сама, то никогда не чувствовала ничего столь же сильного, как эта маленькая ласка.

— Ты не причинил мне вреда, — сказала Ахмья. — Я обещаю. Мне просто… просто холодно.

От него донеслось низкое гудение. Он провел костяшками пальцев по ее щеке.

— Но твоя кожа красная и теплая.

У нее вырвался нервный смешок.

— Люди обычно не чувствуют себя комфортно, находясь обнаженными рядом с другими, помнишь?

— Ах, — он опустил подбородок в легком кивке. Его нижние руки опустились на ее бедра, одна из них поймала узел на юбке и распустила его. — Но ты будешь чувствовать себя лучше без мокрого шелка, а я не кто-то другой. Я Рекош.

Сердце бешено заколотилось, когда он снял шелковую юбку с ее талии, отведя ткань в сторону, и холодный воздух обдал полностью обнаженное тело Ахмьи. Она впилась пальцами в плечи. Она никогда не стояла обнаженной ни перед кем, кто не был медицинским работником, кроме Айви, Келли, Лейси и Ансет.

Но с Рекошем все по-другому. Было что-то волнующее в том, чтобы предстать уязвимой и беззащитной перед ним. Что-то волнующее в том, как его алые глаза скользили по ее телу. Она задрожала, и возбуждение внутри усилилось.

Рекош сделал медленный, глубокий вдох, который перешел в едва слышное рычание. Его застежки сдвинулись, плотно прижимаясь к щели, и румянец залил все тело Ахмьи, с головы до пят.

Он знает. Он знает. О Боже, он знает.

Рекош рассеянно опустил юбку рядом с топом. Она могла только наблюдать, как он шире расставил ноги, поставив передние по обе стороны от нее, и опустился.

— Кир’ани ви’кейши, — он легко провел тыльной стороной когтя по линии крошечных шрамов на животе, заставляя ее плоть дрожать. Его рука продолжила опускаться к шрамам на бедре, самый верхний из которых был очень близко к ее киске.

Она затаила дыхание, боясь пошевелиться, боясь издать хоть звук. Боясь раздуть пламя, бушующее внутри нее, чтобы оно не поглотило ее.

Свет снаружи померк, и дождь усилился.

Рекош наклонился вперед, упираясь нижними руками в землю, и приблизил к ней голову. Глаза Ахмьи вспыхнули. Его дыхание было теплым на прохладной коже ее живота, но оно не могло сравниться с жаром его взгляда.

Все, что она могла сделать, — это не извиваться, не опустить руку к лону и не зажать между бедер.

Все, что она могла сделать, — это не умолять его положить свою руку туда.

Наполовину трель, наполовину рычание, которое он издал, завибрировало в воздухе между ними, отчего Ахмье стало намного труднее сохранять контроль. Он обхватил ее бедро верхней рукой, зацепив за колено, и приподнял ногу.