Читать книгу 📗 "Ткач (ЛП) - Робертс Тиффани"

— Вы воины. — Трусы. — Я всего лишь ткач, но вижу, что ваша битва не должна продолжаться. Ткань Такарала была изношена и порвана, но ее вполне можно соткать заново. Он может стать сильнее, чем когда-либо. Отложите это дело и возвращайтесь в Такарал, к своим семьям, к миру.

Обжигающий жар пробежал по его венам, затопляя конечности и заставляя его покрыться мурашками от необходимости действовать. И нить за нитью он продолжал безмолвную атаку на свои путы.

Я убью вас всех своими голыми когтями и клыками. Я выкрашу свою шкуру вашей кровью за то, что причинили вред моей паре, за то, что угрожали ей, за то, что напугали ее.

Вы заплатите своими жизнями.

— Но я обещаю вам, — продолжил он, — что ни для кого из вас не будет покоя, если вы продолжите. Вы навлечете на себя гнев Такарала и Калдарака. В этом нет необходимости. Вместе мы сможем сделать наш дом единым целым.

Улкари зарычала, сжимая руку на его плече в сокрушительной хватке, но Оганкай защебетала. Звук был тревожно легким, воздушным и беззаботным.

Ахмья потянула за петлю. Узел ослаб.

Оганкай уставилась на Рекоша, когда одетые в шелка самцы вернули корзину на место.

Нет времени. У нас почти нет времени.

— Слабость, — сказала Оганкай. — Это все, чем когда-либо были такие слова, все, чем они могли когда-либо быть, — она свела верхние кулаки с разведенными локтями, образовав треугольник, и повторила этот жест нижними руками. Результатом стал не знак Восьмерки, а замкнутая фигура с четырьмя сторонами и четырьмя остриями.

Ее раскатистый голос эхом разнесся по лагерю.

— Услышь меня, ибо я ее Верховная речица, и я говорю ее голосом.

Нет. Нет, нет…

Рекош уперся ногами в землю, вырываясь из хватки Улкари и самцов, его сердца колотились так же громко, как голос Верховной речицы. Веревка на запястьях все еще держалась.

Одетые самцы вернулись, каждый неся грубую глиняную чашу, в которой мерцали сине-зеленые языки пламени.

Во имя глаз Восьмерки, нет!

Улкари хмыкнула, когда Рекош дернулся вперед на пядь. Самцы позади навалились на его руки всем своим весом.

— Единственная настоящая сила заключается в действии! — крикнула Оганкай. — В питании корней джунглей кровью. Единственной истинной силой обладают завоеватели. И величайшая из завоевателей — Зурваши, единственная истинная королева! Наша королева из пепла и костей, которая восстанет и снова завоюет эти земли!

Еще один узел Ахмьи ослаблен, и ее лодыжки разъехались на ширину пальца.

Оганкай бросилась к человеку.

— Нет! — все внутри Рекоша сжалось от холодного, разрушительного давления.

Рука Оганкай сомкнулась на платье Ахмьи. Она оторвала человека от земли и швырнула в яму.

Ахмья закричала.

Рекош взревел и рванулся вперед, увлекая за собой своих пленителей. Он чувствовал звук в груди, в горле, раздирающий и царапающий, но он ничего не мог расслышать за эхом крика своих сердец.

Он должен добраться до своей пары. Должен прорваться сквозь этих вриксов, независимо от того, сколько их, независимо от того, сколько крови ему придется пролить.

На краю ямы двое самцов вылили из своих чаш горящий сок шиповника на хворост.

ГЛАВА 27



Ахмья застонала и дернула плечами, чтобы ослабить давление особенно заостренной палки под собой. Приземлившись, она поцарапалась во многих местах, но, к счастью, не пострадала от чего-то худшего.

Некоторые ветки сломались под ней при ударе, но многие были достаточно свежими, чтобы образовать упругий слой, смягчивший падение. Это мелочь, но она воспользуется любой удачей, которая ей выпадет прямо сейчас.

Рев Рекоша был звериным, полным ярости, тоски и страха, которые проникли в Ахмью до самых глубин души. Слышать его голос таким грубым и неровным разбивало ей сердце.

Если бы не она, он мог бы сражаться. Мог бы убежать. Мог бы быть свободным.

Она подняла голову, и ее глаза расширились, когда ледяной ужас охватил ее, более холодный и пронизывающий, чем самый свирепый зимний ветер.

Дым клубился от дерева у дальней стены ямы, превращая вриксов, стоящих на краю, в огромных, нависающих теневых существ. Демоны из самого мрачного кошмара. Первые языки пламени распространились вверх, на часть хвороста, меняя цвет с сине-зеленого на оранжевый.

Вот сейчас было самое подходящее время для ругани. Было так много слов, которые она могла бы произнести в этот момент, так много проклятий, но на ум пришло только одно.

— Блядь, блядь, блядь, блядь.

Ахмья лихорадочно огляделась вокруг. Она была почти в центре большой ямы, заполненной дровами для костра. Но среди этих веток торчали куски почерневших костей. Несомненно, останки предыдущих подношений.

Одна из этих костей была поблизости. Возможно, ребро какого-то крупного зверя, хотя не имело значения, что это было и откуда взялось. Все, что имело значение, это то, что ее конец был расщеплен, оставив острый шип, торчащий прямо вверх. Если бы она приземлилась всего на несколько футов в ту сторону, эта кость пронзила бы ее.

Взгляд Ахмьи метнулся к скелетообразной святыне, стоящей по другую сторону ямы.

Она была там, когда Зурваши двинулась на Калдарак, преследуя Кетана. Она наблюдала, как Айви, такая маленькая, уступающая во всех отношениях, противостояла массивной, наводящей ужас королеве. И она наблюдала, как Айви, несмотря ни на что, не просто выжила в схватке, но и победила своего врага.

— На этот раз тебе тоже не победить, — прошептала Ахмья, шевеля ступнями и раздвигая их. Веревка была туго обвязана вокруг ботинок и не давала большой амплитуды движений, даже в обуви, но ее усилия по развязыванию узла привели к некоторому ослаблению.

— Как раз тогда, когда я хочу снять эти чертовы штуки…

Дым становился все гуще, а пламя подбиралось все ближе.

Сердце бешено колотилось, но она боролась с желанием запаниковать, боролась с инстинктивным желанием брыкаться как можно сильнее. Используя доступные ей движения, чтобы подползти к выступающей кости, она намеренно натягивала веревку, чередуя движения ступней.

Наконец веревка ослабла настолько, что она смогла высвободить ноги из ботинок.

— Да! — Быстро расставив ноги, она, насколько могла, уперлась ступнями в ветки, села и наклонилась вперед, подняв руки, чтобы вслепую нащупать зазубренную кость.

Она уловила сквозь дым лишь мимолетные проблески темной фигуры борющегося Рекоша. Его глаза горели жарче и ярче, чем огонь, и она почти чувствовала, как он приближается, сражаясь за каждый дюйм. По меньшей мере три врикса удерживали его, включая самку по имени Улкари.

Ее руку пронзила боль, когда раздробленная кость порезала ладонь. Ахмья сжала губы, сдерживая крик, и выпрямила руки.

Дым растекался по яме. Он щипал глаза, вызывая слезы, и подступал к горлу. Ахмья изо всех сил старалась подавить кашель, она не могла допустить излишнюю тряску плечей. Прищурившись, она зацепила запястья за кость и потянула их вверх. Острие заскрежетало по веревке.

— Проклятье на ваши глаза, держите его! — крикнула Улкари.

Гордость вспыхнула в груди Ахмьи из-за того, что ее пара затеял такую драку, но ее гордость не могла помочь ему. Без какого-либо отвлечения внимания он был бы побежден.

Убит.

Сердце Ахмьи учащенно забилось, и страх зародился в животе.

Нет. Я не позволю этому случиться.

Тепло окутало ее ступни и поползло вверх по ногам. Пламя росло, распространялось, ища ее… Ледяной страх скрутил сердце. Ее вдохи участились, каждый сопровождался жгучим зудом, который угрожал приступом кашля.