Читать книгу 📗 "Путь отмщения - Боумен Эрин"

— Полегче, Кэти, — увещевает меня Джесси, пока я вырываюсь из его захвата. — Спокойно. Остынь.

— Посмотрим на твое спокойствие, когда начнут оскорблять твоих покойных родственников!

Джесси хмурится, но понимает, что я права. Он поворачивается к брату:

— Зачем ты нарываешься?

— А то ты, черт возьми, не знаешь!

— О господи! — стонет Джесси. — Да прекратите вы оба! Подняли такой крик, что нас наверняка слышно по всему ущелью. Лично мне не улыбается, чтобы ваши вопли достигли ушей банды Роуза. Поэтому быстро заткнулись и помирились. Делайте что хотите, только без пререканий. — Он нагибается, подбирает с земли шляпу, слетевшую в ходе схватки, выбивает пыль из полей и снова водружает ее на голову. — Теперь о карте. Возможно, она не совершенна, но это всего лишь один ориентир из многих. Так ведь, Кэти?

Я киваю.

— Значит, держимся левее, как ты и сказала, и будем надеяться, что следующий знак окажется верным. Все равно сосны не отмечали ничего особо важного, чего бы мы и без них не знали.

— Только воду, — говорю я.

— Что?

— Воду. Нам ехать еще несколько миль, а запасов осталось всего ничего.

— Ох, черт, — тяжело вздыхает Джесси.

У меня внезапно начинает першить в горле. Ужасно хочется пить, а фляга на плече кажется вдруг неприятно легкой.

— Бледнолицые безнадежны, — бросает Лил. — Вода есть везде, нужно только знать, где искать.

— Наглая гордячка, — бурчит Джесси. — Спасибо, ты нам сильно помогла.

Лил, мотнув головой, указывает в глубь каньона:

— Я вижу сейбу [6]. — Она идет вперед, оглядывается и добавляет через плечо: — Тут их три штуки.

— И что? — спрашивает Джесси.

— Три сосны, три сейбы. Может, это и есть ваш ориентир, а тот, кто рисовал карту, попросту не разбирается в деревьях. — Никто из нас по-прежнему не двигается с места, и Лил вздыхает: — Сейбы пьют много воды. Возле их корней всегда можно найти воду.

Я тут же приободряюсь:

— Ясно вам, умники? Вот поэтому я и взяла ее в следопыты.

Широко улыбаясь, я шагаю за Лил и не обращаю внимания, что Билл вполголоса бормочет мне в спину ругательства, а Джесси жалуется на самоуверенных всезнаек-апачей.

Вблизи сейбы представляют собой жалкое зрелище. Они растут в тени стены Игольного каньона и, хотя изо всех сил тянутся к свету, высотой едва ли с меня. Стволы, правда, толстые: видно, что деревья немолодые, но еще крепкие. Кора грубая, в трещинах, а корявые сучья напоминают переломанные руки.

Пока мы с парнями выбираем место для лагеря и ночевки, Лил острым камнем подкапывает землю у корней деревьев. Как только она разбивает запекшуюся коркой поверхность, земля становится темной и влажной, а затем в ямке начинает собираться вода.

— Сейбы много пьют, — говорит Лил, отряхивая руки и вытирая их о подол рубахи. — В сезон дождей по каньонам текут целые потоки. Когда ручьи пересыхают под солнцем, деревья продолжают тянуть воду из-под земли.

Я опускаю сложенные лодочкой ладони в ямку и плещу себе в лицо. Вода теплая и мутноватая. Нужно будет ее процедить — хотя бы через рубашку — и прокипятить. Тогда у нас будет питьевая вода. Я так довольна, что даже не тычу Лил носом в ее лицемерие: получается, копать Мать-Землю ради воды можно, а ради золота нельзя. Может, секрет в том, что ямка сделана в земле, а не в скалах, поэтому горным духам плевать. Или, раз уж древесным корням позволено проникать в землю, то и человеческим рукам можно. Но мне не настолько интересно, чтобы расспрашивать Лил.

Мы снова ужинаем вяленым мясом и черствыми лепешками. Мясо еще ничего, потому что два дня подряд мы для разнообразия ели свежее, но лепешки на вкус как зола. Мы допиваем всю воду, потому что знаем, что наутро сможем наполнить фляги заново.

К концу ужина полоска неба над каньоном еще светлая, но наш маленький лагерь уже полностью поглотили ночные тени. Я снова чувствую себя в ловушке; языки костра и тени от них, пляшущие на стенах каньона, не успокаивают, как на равнине, а наоборот — пугают. В складках горной породы мерещатся призрачные фигуры, чудовища и убийцы. Неудивительно, что в этих краях рождаются истории вроде легенды о призрачном стрелке.

— Расскажи нам что-нибудь, Лил, — прошу я.

— С чего вдруг? Потому что я апачи и теперь, в минуту скуки, вас развлекут легенды нашего народа, которые раньше только раздражали?

— Просто я не знаю ни одной хорошей истории, вот и вся причина, — сердито говорю я.

Она подтягивает колени к груди и ненадолго задумывается. Джесси откладывает блокнот, в котором рисовал, и шурует палкой в костре — мы развели огонь, чтобы отгонять голодных койотов, а не ради тепла. Над пламенем взлетают искры.

— Кажется, я поняла, какую шахту вы ищете, — наконец произносит Лил и сразу привлекает общее внимание. — Игла, черная столовая гора — все они находятся недалеко от знакомой мне шахты.

— Это же ориентиры из дневника па! — удивляюсь я. — Ты что, рылась в чужих вещах, Лил?

— Всего один раз. И я спросила разрешения, но ты не ответила. Хотя, сдается мне, ты все равно отказала бы.

— Спросила? Ничего ты не спрашивала!

— Вчера утром, когда ты еще спала.

— Черт, Лил! Конечно, я не ответила, если спала. Нельзя так поступать. Нельзя без спросу брать чужое.

Лил отвечает, не поднимая головы:

— Бледнолицые забрали нашу землю и золото Усена. Без спросу, как будто имеют право. Я, по крайней мере, положила дневник на место, после того как посмотрела.

— И все равно…

— Погоди, — перебивает меня Джесси. — Какая разница, видела она дневник или нет? — Он поворачивается к Лил: — Ты знаешь, как найти эту шахту?

Индианка выпрямляется и одергивает рубаху.

— До того, как я пришла на эту землю, спустя три луны после пятнадцатилетия моей матери, наш народ втянули в войну. Конный отряд мексиканцев приехал в каньоны с юга. Захватчики направлялись за ту гору, которая в дневнике названа Иглой Ткача, в ущелье на востоке от черных гор с плоскими вершинами. Чужаки приехали забрать золото из семейной шахты. Вскоре должны были подписать договор, по которому горы переходили в собственность бледнолицых. Предводитель мексиканцев, Мигель Перальта, опасался, что белые отнимут у него фамильную землю и он навсегда лишится шахты. Так он сказал вождям нашего племени, когда те посоветовали ему не трогать желтое железо.

По рукам и ногам у меня пробегают мурашки. Перальта. Его именем названа тропа, которая ведет к шахте с юга и которую наверняка выбрала банда Роуза.

— Наш народ велел отряду Перальты навьючить мулов и отправляться домой. Золото не принадлежит ни одному человеку, и слова на листе бумаги тут ничего не изменят. Но люди Перальты копали все глубже, много дней вытаскивая золото на поверхность из недр земли. Мы пытались их отговорить и даже запугать; наши воины напали на лагерь, когда чужаки были в шахте, и поубивали мулов, хотя людей не тронули. Но мексиканцы упрямо не понимали ни советов, ни угроз. И вот мои соплеменники — сотни сильных воинов — забрались на вершины гор вокруг ущелья, и когда люди Перальты двинулись обратно в Сонору, их осыпали дождем из стрел. Не знаю, выжил ли кто-нибудь из чужаков, но рассыпанное золото лежало на дне ущелья еще долгие годы спустя. Эту историю рассказывали в нашем стойбище много лун, и я сама ходила теми тропами в самые жаркие дни, чтобы выразить благодарность воинам, защитившим достояние Усена.

— Значит, тебе известно, где находится шахта? — встрепенувшись, спрашивает Джесси.

— Нет. Я никогда ее не видела.

— Но тропа! Если ты ходила в тех местах, где ваши люди устроили засаду на мексиканцев, тогда ты знаешь Иглу Ткача, а там и до шахты недалеко.

Ома качает головой

— Я не могу отвести вас туда.

— Что? Почему? — Он все больше повышает голос, жилы у него на шее натягиваются от напряжения. — Указав верную дорогу, ты сбережешь нам кучу времени, которое потребуется на расшифровку примет на карте.