Читать книгу 📗 "Путь отмщения - Боумен Эрин"

— У вас не больше прав на эту шахту, чем у людей Перальты, — заявляет Лил.

— Проклятье! — Джесси вскакивает и принимается шагать взад-вперед. — Зачем тогда нужен следопыт? Она вообще не собирается вести нас к шахте. — Он поворачивается ко мне: — Ты сама решила взять ее в отряд, Кэти. Она твой следопыт, но мы заключили сделку. Мы помогаем тебе поймать Роуза, а взамен получаем золото.

— Золото? — переспрашивает Лил, тоже поворачиваясь ко мне. — Ты говорила, что тебе не нужно золото, что ты к нему не прикоснешься!

— Мне оно и не нужно, — говорю я. — Мне нужно только одно: убить Роуза и его бандитов.

— Но ты заключила с ними сделку? — Лил бросает взгляд на братьев поверх пламени костра. — Она противоречит нашему уговору. Ты солгала мне.

— Вовсе нет.

— Я не буду тебе помогать, — говорит индианка, вставая. — Не хочу и не буду.

— Лил, да ну ладно тебе.

Но она встает и решительно топает к своей постели, развернув плечи и задрав голову; косы мотаются по спине в такт шагам.

— Где эта проклятая шахта? — орет ей в спину Джесси. — Говори, дьявол бы тебя побрал! Ты, бесполезная, дрянная…

— Джесси!

— Она знает, Кэти. — Он выбрасывает руку вслед индианке обвиняющим жестом. — Она все знает! Мы могли проехать прямиком к треклятой шахте, но девчонка не хочет помочь. Твоя разведчица бесполезна, и я не стану извиняться за правду.

В глазах у него появляется лихорадочный блеск, которого не было раньше: они горят злобой. Я вспоминаю предостережение па из уикенбергского письма: «Золото превращает людей в чудовищ». Один намек на грядущее богатство изменил Джесси до неузнаваемости.

— Сам виноват, — говорю я.

— Не понял?

— Я тебя просила не упоминать в ее присутствии ни о золоте, ни о нашей сделке, а ты начал трепаться. Так что хватит орать и винить нас с Лил в собственной дурости. И не вздумай упрекать, что я первая солгала Лил насчет нашей миссии и все зло идет от меня. Я лишь хочу отомстить за отца, чтобы его душа упокоилась в мире. А ты? Тебя ослепила жажда золота, ты горишь желанием превзойти собственного отца и настолько опьянен мыслью о грядущем успехе, что даже не замечаешь своего эгоизма! А теперь из-за тебя я лишилась проводника.

— Да ты… да я… — Джесси отшатывается, делает шаг ко мне и снова отступает. — Господь всемогущий! — стонет он, разворачивается и уходит на свое место.

Билл по-прежнему сидит по другую сторону костра, чистит револьвер и с интересом наблюдает за нашей склокой.

— Спасибо, что поддержал меня, — ворчу я.

Он пожимает плечами.

— Не я же заключил сделку, которая противоречит условиям предыдущей.

От злости мне хочется чем-нибудь в кого-нибудь швырнуть. Я вскакиваю, ухожу от костра и долго нарезаю круги вокруг кактуса, чтобы унять кипящую кровь.

Теперь уже ничего не изменишь: правда выплыла наружу, Джесси проболтался, а Лил, вероятно, исчезнет с первыми же лучами солнца. Мне нужно сохранять присутствие духа, потому что теперь добираться и до шахты, идо банды Роуза придется в одиночку.

Я постоянно возвращаюсь мыслями к словам Лил. Помню, па рассказывал, как впервые попал на Территорию. Ему и двадцати не было, когда они с отцом отправились на Запад, почти через полстраны, надеясь разбогатеть на золотых приисках Калифорнии. Тогда считалось, что земли, по которым они путешествуют, принадлежат янки. Я точно помню, как па говорил об этом. Но всего годом раньше ими владели мексиканцы, а до этого по обе стороны границы шла война. Думаю, соглашение, упомянутое Лил, — это мирный договор Гуадалупе-Идальго, по которому многие юго-западные территории отошли Америке. А в Аризоне все земли севернее реки Хилы, включая горы Суеверия, перестали быть частью Мексики.

Спустя несколько лет, когда мечты о золоте рассыпались прахом, па с отцом снова вернулись в Аризону и перегоняли стада с небольшим отрядом ковбоев. Тогда Территория была еще обширнее. Помню, па что-то рассказывал о сделке, по которой Аризона докупила южных земель в расчете на то, что там проложат трансконтинентальную железную дорогу. Что ж, поезд и сейчас еле доходит до Юмы, не говоря уже о Тусоне, где мой дед сильно заболел, да так больше и не встал. После его смерти па уехал, встретил ма и женился на ней.

Я нащупываю дневник, заткнутый за пояс штанов, и мысленно проклинаю Джесси. Ручаюсь, он умудрится свалить все на меня. Даже завтрашний отъезд Лил.

Когда я возвращаюсь обратно в лагерь, Лил уже спит, Колтоны тоже укладываются. Я беру скатку и выбираю себе место, но, когда стелю одеяло, сзади подходит Джесси.

— Прости, — говорит он. — Я вышел из себя. Это совсем на меня не похоже.

Кивнув в ответ, я продолжаю устраивать постель.

— Хочешь? — спрашивает он, протягивая мне самокрутку.

Я распрямляюсь.

— Это так же мерзко, как жевать табак?

— Вовсе нет.

Па курил трубку, и рубашка у него вечно пахла кедром, мускусом, пряностями и дымом. От этих воспоминаний меня тянет покурить вместе с Джесси. Не полому, что я его простила, — мне просто хочется снова вдохнуть знакомый запах и почувствовать себя ближе к на. Я никогда не пробовала курить: отец вечно твердил, что это не подходящее занятие для леди, но мне кажется, сейчас ему было бы приятно, если бы я выкурила сигаретку в память о нем. Да и какая из меня леди, если честно.

Я беру у Джесси самокрутку и зажимаю ее губами. Он чиркает спичкой и подходит ближе, чтобы дать мне прикурить, прикрывая огонек ладонью от ветра. Я втягиваю в себя дым — я видела, как это делается, — успеваю почувствовать слабый вкус дубовой коры и специй и тут же захожусь кашлем.

— Господи, — захлебываюсь я, согнувшись пополам и едва не выхаркивая легкие.

— Ничего, привыкнешь, — улыбается Джесси.

— Пожалуй, я не хочу привыкать.

— Кэти, послушай. — Голос у него серьезнее некуда.

Я выпрямляюсь, опустив руку и позабыв о самокрутке, все еще зажатой в пальцах. В прищуренных, как обычно, глазах Джесси затаилась боль. Видно, что он искренне сожалеет о ссоре и действительно хочет извиниться. Или даже готов пообещать вести себя по-человечески.

— Ты ведь не будешь возражать, если я просмотрю дневник?

Стараясь скрыть разочарование, я подношу сигарету к губам. Мне удается затянуться, лишь слегка закашлявшись.

— Дело в том… — Джесси отводит глаза и смотрит на сейбы. — Затея с самого начала казалась безумной, но я не мог упустить такую возможность, а теперь, когда мы добрались до первого ориентира, вдруг выясняется, что указания в дневнике не слишком точны. И это дурной знак. Особенно если твоя индианка возьмет и сбежит. Билл считает, что нет никакого рудника, это просто легенда, несмотря на рассказ Лил. Брат говорит, что Вальц приезжает сюда каждое лето из года в год, но так ничего и не нашел, а мы или заблудимся и погибнем в горах, или нас убьют апачи.

— А что думаешь ты, Джесси?

— Я думаю, что в рассуждениях Билла есть доля правды.

— Неужели? — язвительно интересуюсь я. — А может, ты просто переметнулся к нему, потому что тебе слабо совершать самостоятельные поступки?

— Я выбираю не самый легкий путь, Кэти, а самый правильный. И сейчас пытаюсь сделать то же самое. Я хочу добыть золото для семьи, для нашего ранчо, но не собираюсь совершать глупости. — Он тяжело вздыхает. — Послушай, я прошу разрешения посмотреть дневник, потому что забочусь о тебе. Да и о себе тоже, чего уж там: я не горю желанием сгинуть в этих горах. Даже если твой па считал, что шахта существует, не стоит безоговорочно верить ему. Бывает, человека после смерти уж слишком превозносят. За мной тоже такое водится. Но, черт возьми, тебе не приходило в голову, что у отца было слишком много секретов от тебя? Он ведь постоянно тебе врал. А то и, не ровен час, у него действительно начались нелады с головой?

Ага, вот и и дождалась чертовой проповеди! Я щелчком отправляю сигарету в пыль.

— Хочешь взглянуть? — Я выдергиваю дневник из-за пояса и пихаю ему в грудь. — Вперед! А когда закончишь, можешь высказаться и по поводу моего душевного здоровья. — Я разворачиваюсь, подбираю с земли одеяло и направляюсь к сейбам.