Читать книгу 📗 "Путь отмщения - Боумен Эрин"
— Кэти, пока я лицом к лицу не встречусь с Роузом, так и будет. Если я сейчас дам волю гневу, он испепелит меня дотла. Я намерен сдерживаться, пока не придет время выпустить наружу свои чувства.
— Ты себя сдерживаешь?
— Не все же такие, как ты: тебе хватает запала ярости на долгие недели пути.
Я ковыряю землю носком ботинка.
— Может, и тебе стоило бы дать волю эмоциям. Джесси, ты сам не свой, и мне страшно.
На ум приходит рассказ Билла, как после смерти матери Джесси перестал разговаривать и только бесконечно упражнялся в стрельбе, забросив все прочие занятия. Похоже, сейчас он снова погружается в то же состояние, и если его не выдернуть оттуда, он превратится в тень самого себя.
— С каких это пор ты так хорошо меня знаешь? — спрашивает он.
— Все произошло постепенно. Ты вроде как исподтишка влез в мои мысли.
— Бесшумно, как Лил?
На губах у него появляется тень улыбки. Нужно постараться его разговорить.
— Да нет, скорее как гремучая змея. Которую постоянно слышишь, но ее укус все равно застает врасплох.
— Я не кусаюсь, — возражает Джесси.
— Неужели? Потому что голова у меня в последнее время как в тумане. Наверное, яд уже действует.
Его улыбка становится шире.
— Кэти Томпсон, уж не хочешь ли ты сказать, что я тебе нравлюсь?
— Больше ничего не скажу, иначе ты каждое слово опять обернешь против меня.
Он улыбается, и в лунном свете блестят зубы — белые и острые, как у хищника. Вместе с улыбкой на секунду будто возвращается прежний Джесси.
— Потанцуй со мной, — вдруг говорит он, протягивая руку.
— Ты спятил?
— Давай же, Кэти. Мне нужно отвлечься. Переключить мысли. — Он снова предлагает мне руку. На губах у него все так же играет легкая улыбка, и мне не хочется спорить. Я сдаюсь, и он тянет меня вверх, чтобы поставить на ноги. Точнее, пытается. Взяв меня за руку, он тут же ее выпускает, кривится от боли и прижимает ладонь к груди.
— Ты как? — спрашиваю я, вставая сама.
— Прекрасно, — упрямо отвечает он.
— А если швы разойдутся? Давай лучше посидим, тебе нельзя…
— Я хочу танцевать.
Джесси ждет с открытой в мою сторону ладонью, и я уступаю.
— Музыки нет, — замечаю я, когда мы, обнявшись, начинаем кружиться под звездным небом.
— Она повсюду. Прислушайся.
Сначала я различаю только свое дыхание. Потом добавляются шуршание земли у нас под ногами, шелест ветра в зарослях, уханье совы вдалеке. Я так близко к груди Джесси, что ритм мне задает биение его сердца, глухо стучащего за ребрами. От Джесси пышет жаром, как от костра. Он такой сильный, крепкий. Я касаюсь внутренней стороной запястья его шеи и таю. Если бы не его ладонь, надежно придерживающая меня за талию, я бы рухнула: колени у меня подгибаются от слабости. Если Джесси меня отпустит, я просто осяду кулем на землю.
— И где такая дикарка выучилась прилично танцевать? — спрашивает он.
— Дикарка? Вовсе я не дикарка.
Он смешно сводит брови домиком.
— Когда я была маленькой, па ставил меня ногами к себе на ботинки и кружил по всему дому, — бормочу я. — Потом я подросла и стала танцевать сама. А к тому времени в Прескотте начали устраивать собрания и разные праздники.
— Могу поспорить, все парни мечтали потанцевать с тобой.
Я не отвечаю, потому что за всю жизнь танцевала всего с несколькими мужчинами, включая Морриса. Но ни разу у меня не подгибались колени, как сейчас, с Джесси. Если честно, со всеми остальными я вообще ничего не чувствовала.
— А ты где научился? — спрашиваю я. — Откуда у погонщика скота время на танцы?
Джесси кружит меня за руку, немного неловко из-за ранения, потом притягивает обратно и еще крепче прижимает к себе.
— Не на перегонах, конечно, — говорит он. — Но время от времени мы останавливались в приличных местах и тогда уж не упускали случая отправиться вечером на танцы.
Я представляю, как Джесси кружит в танце какую-нибудь красотку, щедро одаривая ее своими улыбками, и у меня подводит живот.
— И девушки соглашались танцевать с таким увальнем? — поддразниваю я.
— Если я успевал сначала помыться и переодеться в чистую рубашку, от желающих не было отбоя.
— Настоящий джентльмен.
— Как все ковбои.
— Похоже, в последние дни я путешествовала не с ковбоем.
— Проклятье, ты невыносима, — жалуется он, но тон шутливый, и Джесси улыбается, глядя на меня сверху вниз. Только сейчас я замечаю, какой он высокий. Я и сама не маленького роста, но он все равно выше меня на целую голову.
— Кэти? — тихо спрашивает он.
Джесси так близко. Слишком близко. Мы перестаем танцевать.
Его взгляд скользит по моему лицу, задержавшись на скуле, где у меня то ли порез, то ли синяк, или то и другое вместе. Не знаю почему, но я привстаю на цыпочки и тянусь к Джесси, положив руку ему на грудь. Его сердце колотится у меня под ладонью.
— Кэти, я очень хочу тебя поцеловать.
Теперь и у меня сердце чуть не выпрыгивает из груди.
— По-настоящему, — добавляет он. — Но только если ты хочешь.
Я молча смотрю на воротничок его рубашки, боясь пошевелиться. Я и правда хочу. Пусть поняла я это только вчера вечером, но хотела с тех самых пор, как мы всю ночь проговорили в заброшенном доме о книгах. А может, и еще раньше, в Белой купальне.
— Глупо с моей стороны, прости… — бормочет Джесси, отворачиваясь. — Прошлой ночью… ты это сделала только потому, что я… — Он снова смотрит на меня. — Прости, Кэти. Я дурак, и я прошу прощения, и…
Я обнимаю его за шею и притягиваю к себе. Губы у него горячие и нежные, а щека и подбородок колючие. Он наклоняется и отвечает на поцелуй, крепче прижимая меня к груди, снова заставляя привстать на цыпочки, и я почти теряю голову. Понятия не имею, что делать, но он, похоже, знает, и я позволяю ему направлять себя. Как в танце: он ведет, а я следую за ним, изо всех сил стараясь удержаться на ногах, потому что колени снова слабеют и подгибаются, и я не удивлюсь, если прямо сейчас растаю от нежности. Вкус его поцелуя отдает остротой пряностей и табака, сладостью горного воздуха, соленым потом нашего путешествия.
В его объятиях я словно обретаю дом, который не хочу покидать. Я крепче обвиваю рукой его шею, а другой тяну к себе за рубашку.
Но Джесси вырывается. Делает шаг назад, останавливается и смотрит на меня.
— Так ужасно? — упавшим голосом спрашиваю я.
— Кэти, это настолько прекрасно, что лучше мне держаться от тебя подальше, иначе ты точно узнаешь, какой дрянной из меня джентльмен. А мне хотелось бы остаться у тебя на хорошем счету.
— Джесси Колтон, ты меня боишься?
— И что тут такого? Я видел, что ты можешь сделать с мужчиной. И не хочу быть следующим.
— Вот негодяй.
Он улыбается так беззаботно, что с души у меня точно камень падает, и я тоже улыбаюсь в ответ.
Мы устраиваемся на одеялах. Джесси вытягивается во весь рост, скрестив ноги в лодыжках. Я сажусь по-турецки, немного волнуясь.
— Я рад, что тебя подстрелили у Агуа-Фриа, — говорит он минуту спустя.
— Что?!
— То есть я рад вовсе не тому, что ты пострадала. Но если бы не та пуля, я бы до сих пор считал тебя Натом, безрассудным тощим мальчишкой из Прескотта.
— Серьезно? Да только после Агуа-Фриа ты вел себя ужасно, Джесси. Просто ужасно. Вечно осуждал и выводил меня из себя. Только вспомни, что ты сказал, когда увидел меня в платье!
— А каково было мне? Я вдруг понял, что ты совершенно другой человек, не тот, кем я тебя считал. Мне казалось, что меня предали, Кэти. Использовали. А дальше стало только сложнее, потому что я наконец разглядел, какая ты на самом деле: сильная, решительная, верная. И в довершение вы с Лилуай спасаете меня — после всего, что я натворил! Прости еще раз за дневник.
— Понимаю. Мы оба хотя бы по разу поступили неправильно, но теперь все позади. Не ты ли сам твердил, что нельзя жить прошлым?
Джесси слегка улыбается. Откашлявшись, он косится на меня.