Читать книгу 📗 "Моя идеальная ошибка (ЛП) - Хейл Оливия"

— Ты великолепна, — говорит мужчина. Чей-то двоюродный или, может, родной брат, слишком широко улыбается, явно давая понять, что переборщил с алкоголем. — Тебе уже говорили об этом?

Я вежливо смеюсь, отступая на шаг.

— Пару раз.

— Ну, считай меня третьим или четвертым, — подмигивает он.

Ладно.

Пожалуй, пора на свежий воздух.

Я извиняюсь и ускользаю из компании – и от слишком разговорчивого джентльмена – и оглядываюсь в поисках террасы. Где-то она была... вот же. Табличка. Быстро пробираюсь через зал на низких, но все же непривычных каблуках. Я носила либо кроссовки, либо пуанты.

Холодный воздух окутывает, когда я открываю дверь. Уже ночь, но Нью-Йорк никогда не спит. Я выхожу на террасу и глубоко вдыхаю. Воздух пахнет дождем и осенью.

Обхватив себя руками, вдыхаю снова. И снова. Голова слегка кружится, а в груди ощущается тяжесть.

Не стоило столько пить.

Хотя теперь об этом не стоит переживать. Как и о графике сна, выверенном до минуты, или о растяжке. У меня больше нет цели.

Я не вписываюсь. Ни в сверкающий мир Конни... ни в какой-либо другой. Единственный мир, который по-настоящему любила, захлопнул передо мной дверь. Запер ее.

И выбросил ключ.

— Вот ты где! Я видел, как ты ускользнула.

Сглатывая мерзкое чувство, я оборачиваюсь и, конечно же, всего в паре шагов замечаю того самого льстеца.

— Нужно было на воздух.

— Понимаю, — отвечает он, приближаясь. — Слышал, ты танцовщица. Это правда, детка?

Мои губы от отвращении изгибаются. Кто вообще использует «детка», желая познакомиться? Младшая сестра показала бы ему средний палец без всяких колебаний.

Я стараюсь вызвать в себе хоть тень ее дерзости.

— Прости, но я не заинтересована.

Его брови изгибаются в недоумении.

— Заинтересована в чем? В простом разговоре? Не будь...

Дверь за его спиной открывается и на террасу выходит Алек. Лицо его жесткое, застывшее в холодной ярости. Это делает мужчину старше и пугающе чужим, каким никогда его не видела.

Алек подходит ко мне.

— Она со мной, — арктически холодно и резко бросает он резко.

Наши плечи касаются. Алек становится ко мне ближе, чем встал бы «просто друг».

Мужчина бормочет что-то слабо похожее на извинения, и быстро уходит. Дверь за ним мягко закрывается.

Я медленно выдыхаю.

— Он...

— Да, — говорит Алек. Он немного отступает, но глаза остаются прикованы ко мне. — Я видел, как он пошел за тобой. Ты в порядке?

— Да, спасибо, — благодарю я. — Наверное, стоило бы сказать что-то вроде «я бы и сама справилась», но я правда это ценю.

Его взгляд теплеет, и прижатые к бокам кулаки медленно расслабляются.

— Понимаю. Он перешел границы.

Я обхватываю себя руками.

— Он назвал меня «деткой». Вот откуда мужчины берут такую уверенность?

Тепло в его взгляде мгновенно гаснет.

— Что он сказал?

— И начал с фразы «слышал, ты танцовщица». Фу.

Не сосчитать, сколько раз я уже это слышала от друзей друзей, от парней моего брата, от людей из родного края. Как будто «танцовщица» – это кодовое слово для чего-то совсем другого.

Алек скрещивает руки на груди. По скулам растекается еле заметный румянец и становится интересно, пил ли он. Интересно, бывает ли, что Алек позволяет себе выпить настолько много, что теряет контроль.

— Ты привлекла много взглядов, — тихо говорит он. — Жаль, что не все знают, как себя вести.

Я качаю головой и отхожу к перилам. Тяжело смотреть на него, когда я такая. Теплая внутри и холодная снаружи; в животе расплывается жар от шампанского, голова кружится, а перед глазами туман.

Он присоединяется ко мне, вставая рядом. Мы смотрим на горизонт, окруженный огнями Нью-Йорка.

Грусть окутывает. Преследующая меня каждый день последние недели с того самого дня в балетной студии. Слышал, ты танцовщица. Ну, ты ошибся. Потому что это больше не так. И вряд ли когда-либо снова стану танцевать.

Этот мир исчез.

Первая слеза скатывается по щеке бесшумно, как вор в ночи. Ее не слышно. Но Алек, конечно, замечает. Он всегда все замечает. Не произносит ни слова, но я чувствую его присутствие. Тихое и твердое.

— Эй, — тихо говорит он. — Я могу выгнать его отсюда. Это поможет тебе чувствовать себя лучше? Он навсегда исчезнет.

От такого предложении я тихо смеюсь.

— Нет, нет. Спасибо. Но дело не в нем. Я просто... думаю о балете.

Алек колеблется пару секунд, но все же кладет ладонь мне на плечо.

— Расскажи, — шепчет он.

— Танцы были моей мечтой. Тем, ради чего я работала. Так отчаянно хотела стать прима-балериной. До сих пор хочу, и понимаю, что карьера балерины коротка, но все же надеялась хотя бы еще на пару лет. Еще... я не... это единственное, чего я когда-либо по-настоящему хотела, — по щеке скатывается еще одна слеза. — Я потеряла квартиру. Потеряла возможность танцевать. Я потеряла все. Включая свою мечту.

Лицо Алека искажается, и очевидно, что слышать подобное ему тяжело. Но разве можно за это винить? Я вся на взводе, не могу остановить эмоции, они просто вырываются наружу, и лишь отчасти в этом виноват алкоголь.

Алек стирает слезу с моего лица большим пальцем.

— Мне жаль, — шепчет он. — Не плачь, Иза.

Эти слова заставляют плакать еще сильнее. Наверное, потому что это первый человек, который не начал с того, чтобы предлагать решения. Мама сразу принялась что-то исправлять, Конни советовала попробовать другие профессии, а брат с сестрой заявили, что мы можем собраться в комедийное трио. Конечно. Как будто все так просто.

Слезы струятся по моему лицу, и из груди вырывается сдавленный всхлип.

Алек тихо выдыхает и прижимает меня к себе. Вблизи он пахнет еще лучше, и я зажмуриваюсь, но это не способно остановить слезы. Одной рукой он обвивает меня за плечи, потом присоединяется вторая – и вот я уже окутана его сильными руками.

Что-то касается макушки. Наверное, подбородок. Алек проводит рукой по моим волосам, и по телу пробегает дрожь.

— Мне жаль, — снова говорит он. Голос приглушенный, будто говорит прямо в мои волосы и, Господи, поддерживает. Здесь, на террасе, во время свадебной вечеринки своей младшей сестры. — Черт, я даже не знаю, что сказать.

Слезы так же внезапно прекращаются, как и начались. Последние недели эмоции живут своей жизнью, словно извержение вулкана, за которым следует затишье. Я делаю шаг назад и слабо ему улыбаюсь.

— Все в порядке. Извини за это.

Алек качает головой. Между бровями образовывается складка, а взгляд становится серьезным и глубоким. Он поднимает руку, будто желая снова стереть слезы, но останавливается на полпути.

— Не извиняйся, — только и говорит он.

Я вытираю лицо.

— Я не так себе представляла этот вечер.

— Если Конни тебя увидит, скажем, что это от счастья.

Я выдавливаю улыбку.

— Немного несоразмерная реакция, тебе не кажется?

— Ты просто очень счастлива, — серьезно отвечает он. — В полном восторге. Могу подтвердить.

Я замечаю мокрое пятно и полоску туши на его рубашке. Стыд обжигает изнутри.

— Черт, — говорю я. — Я испачкала тебе рубашку. Прости. Я...

Алек отмахивается.

— Пустяки.

— Мне правда жаль.

— Забудь, — он смотрит на меня и хмурится. — Ты замерзла.

— Ох, — я только сейчас замечаю, что по рукам бегут мурашки, но ничего критичного.

Хотя он смотрит на мои плечи так, будто это личное оскорбление.

— Пойдем внутрь, — его рука зависает за спиной, едва касаясь поясницы.

Я делаю несколько шагов. Один из них выходит не очень уверенным, и я смеюсь, извиняясь.

— Прости. Я... я давно так не пила.

А может, вообще никогда.

Его голос становится глубже.

— Хочешь, поедем домой?

На секунду я позволяю этим словам проникнуть в меня. Позволяю представить, что в них сокрыто больше, чем есть на самом деле. Хотя это не мой дом. И не является таковым ни в каком из возможных смыслов.