Читать книгу 📗 "Вариация (ЛП) - Яррос Ребекка"

— Я сказала ему, что нам лучше не попадаться друг другу на глаза, пока я здесь. Столько лет прошло… Я все уже пережила.

— Хм…

Она начала разделывать курицу, ловко орудуя ножом.

— И что это значит?

Я следила за каждым движением ножа, завороженная ее мастерством.

— Это значит, что я не припомню ни одного случая, когда вы с Хадсоном жили в одном городе и не попадались друг другу на глаза, — сказала она, склонив голову набок. — Вы, ребята, что-то вроде сиамских близнецов, хуже Гэвина с Линой. А они, между прочим, встречались.

— Когда мама не видела.

Здесь воспоминания вернулись с поразительной остротой, словно этот дом — точильный камень и, если не поберечься, заточит их до бритвенной остроты.

Я потянулась, ощущая, как накатывает уже привычная полуденная сонливость.

— Когда мама не видела, — согласилась Энн. — Тем летом они с Гэвином несколько месяцев встречались тайком, пока Лине не наскучило и она его не бросила. — Энн склонила голову набок. — Это перед тем ее переводом в Сан-Франциско? Или она уже танцевала в «Метрополитене»?

— Кажется, она тогда разрывалась между Сан-Франциско и Нью-Йорком, — ответила я.

Мы обе не осмелились произнести «лето накануне ее смерти». Я попыталась побороть зевоту, но не смогла, и у меня чуть не отвалилась челюсть.

— Хм-м. — Энн отложила нож. — Ты перезвонила Кенне? Только на этой неделе она звонила раза три, не меньше.

— Перезвоню потом, — солгала я.

Чувствовала ли я себя виноватой из-за того, что не отвечала на звонки Кенны? Да. Собиралась ли исправить это и поговорить с ней? Нет.

— Она твоя самая близкая подруга, Алли, — назидательно сказала Энн.

Нотка беспокойства в ее голосе удержала меня от ответной колкости.

— И ортопед труппы, — напомнила я, взяла пустую бутылку из-под воды и направилась к кладовой, где стояло ведро для вторсырья. — И мы обе знаем, что мое восстановление проходит медленнее, чем ей хотелось бы, и она будет вынуждена сообщить об этом Василию. А тот уберет наш с Айзеком балет из осеннего сезона. Я не могу так рисковать. Я не отлыниваю. Делаю все, что в моих силах — пилатес, силовые тренировки, эспандеры. Но я все равно еще недостаточно окрепла и не могу даже встать на полупальцы.

— А тебе не приходило в голову, что она просто хочет поговорить с подругой? — возразила Энн. Я прислонилась к дверному косяку и перенесла вес на лодыжку. — Никто и не думает, что ты тут отдыхаешь. Я вообще сомневаюсь, что ты умеешь отдыхать. Всем в труппе известно, что ты из кожи вон лезешь, чтобы вернуться в студию. Только этим ты и занимаешься. Я думала, твое пребывание здесь поможет тебе расслабиться или хотя бы улыбнуться…

— Ты заезжала к маме на обратном пути?

— Не меняй тему.

Энн пристально на меня посмотрела. Я ответила тем же. Если бы в нашем доме проводился конкурс, кто дольше выдержит неловкое молчание, я заняла бы первое место, и мы обе это знали.

— Да, я заехала в школу и повидалась с мамой. — Она вздохнула, признавая поражение.

— Не уверена, что это можно назвать школой.

Мамино заведение куда больше походило на тюрьму.

— Хочешь прогуляться, когда поставлю суп вариться?

— Ого, внезапно. Пожалуй, я лучше вздремну. — Усталость победила. Как, впрочем, и всегда. — Сон — лучшее лекарство и так далее.

— Может, после ужина сходим в кино? Сейчас ретроспектива подростковых фильмов восьмидесятых, а тебе всегда нравился Джон Хьюз, — предложила она с ласковой улыбкой.

При мысли, что придется приводить себя в порядок и играть роль прежней Алессандры Руссо на публике, я подавила очередной зевок.

— Может, завтра.

— Может, завтра, — согласилась Энн, и улыбка исчезла с ее лица. — Отдохни. Я прослежу, чтобы ты не проспала ужин.

— Спасибо.

Я вышла из кухни и поднялась по парадной лестнице, окидывая взглядом галерею фотографий на стене. Взгляд задержался на последней. Папа сфотографировал нас с сестрами вчетвером. Мы сидели бок о бок в конце пирса лицом к морю. Редкий момент, когда даже Ева не ерзала.

Ей тогда было пятнадцать, на фотографии она сидела с краю справа — сцепила руки за спиной, запрокинула голову и подставила лицо солнцу. Лина и Энн расположились посередине, девятнадцать и восемнадцать лет. Они смотрели друг на друга и смеялись, наверняка над шуткой, понятной только им двоим. Мне было семнадцать, я сидела, обняв Лину и положив голову ей на плечо, и смотрела на воду.

Боже, как же мне не хватало этого умиротворения, этой уверенности в будущем. Вместе мы были непоколебимы, как опоры пирса. Могли устоять перед штормом, которым обычно выступала наша мама. Когда непомерные ожидания матери тянули нас на дно, мы опирались друг на друга, и нести груз становилось легче.

Но тут я вспомнила, что Лина умерла всего через пару недель после того, как папа повесил этот снимок на стену. Мимолетное ощущение покоя тут же исчезло. Жизнь оказалась к нам чертовски несправедлива. Лина должна была быть здесь, танцевать «Жизель» на сцене в Нью-Йорке, например, или что где-то еще делать что-нибудь другое.

Она должна была жить.

Она бы смогла утешить Энн и подсказать, как мне поступить с лодыжкой — нагружать или не трогать. Она бы знала, какой путь выбрать Еве и как общаться с мамой. Она бы показала нам всем, как быть взрослыми.

Я зашла к себе, рухнула на кровать и укуталась в знакомое стеганое одеяло цвета роз, ощутив его приятную тяжесть. Много лет я отказывала себе в отдыхе, и теперь мое тело наверстывало упущенное. Оно не спрашивало моего согласия и засыпало в самый неподходящий момент.

Я повернулась к плетеной белой тумбочке, чтобы положить на нее телефон, и проверила, надежно ли спрятано в ящике кольцо Лины с аметистом. Взгляд упал на тест ДНК, и я посочувствовала Джунипер. Она всего лишь хотела выяснить, кто она.

На долю секунды я пожалела и Хадсона. Девочка очень расстроилась.

Я искренне, всей душой сожалею. Пожалуйста, прости меня. За все.

Что ж, он хотя бы извинился. Было время, когда я простила бы его без вопросов. Тогда я верила, что он ни за что не исчезнет по своей воле. Я доверяла ему больше, чем собственным сестрам. Но теперь мне, видимо, придется смириться, что я никогда не пойму, почему Хадсон ушел из моей жизни, даже не попрощавшись, как я смирилась с такой ранней смертью Лины и перестала искать ответ на вопрос, почему она умерла, а я — нет.

Мы оба были детьми. Забудь.

Я взяла коробку и прочитала инструкцию на обороте. Вроде ничего сложного. Загрузить приложение, сунуть в рот ватную палочку и отправить коробку по почте.

Детей у меня нет, так что переживать не о чем. Черт, да я была девственницей почти до двадцати! То есть еще несколько лет после рождения Джунипер.

Может, мне и не получить от жизни всех необходимых ответов, но я могу помочь девочке, доказав, что ее ответ — не я.

Шесть дней спустя пришло уведомление о результате.

И он поверг меня в шок.

Глава седьмая. Хадсон

НаПуантах34:Не вам, ребята, поправлять в комментах профессиональных танцоров. Готова поспорить, она умерла. Одна из @СестрыРуссо4 пропала, 100 проц. Ева, покажи сестру, пока мы не объявили ее в розыск!

Я крутил в руках бокал с теплым пивом и шкрябал по столу выпуклыми краями пустой бутылки. Из допотопного музыкального автомата в углу бара доносился голос Курта Кобейна, певшего о коробке в форме сердца. Из всей музыки Гэвин разрешал ставить только гранж и изредка панк.

Шесть дней.

Сам не знаю, как продержался целых шесть дней и не притащился к Алли, чтобы попросить у нее прощения. Впрочем, одними извинениями и неубедительными отговорками ничего не исправить. Тут требовалось нечто более серьезное: расшибиться в лепешку, ползать перед ней на коленях и, возможно, отдать частичку своей души. И даже это могло не сработать.