Читать книгу 📗 "Месть. Не стоило мне изменять (СИ) - Вирго Софи"
Глава 21
Глава 21
Вероника
Удар настолько сильный, что мир на секунду пропадает. Воздух вырывается из груди, и я не успеваю вдохнуть, когда пол уходит из-под ног.
Голова резко дернулась вбок, волосы хлестнули по лицу, и прежде чем я успела понять, что происходит, ноги подкосились.
Я падаю, руки инстинктивно вытягиваются вперед, но не успевают ни за что схватиться и смягчить удар.
Бедро с размаху бьется об острый угол журнального стола, деревянный край впивается в плоть, оставляя после себя волну огненной боли, которая мгновенно растекается по всему телу.
Я сжимаю зубы, но крик все равно вырывается наружу, короткий, резкий, больше похожий на стон. От столкновения меня немного ведет, голова с глухим стуком ударяется о сиденье дивана. В глазах сверкают искры, в ушах звенит, как будто кто-то ударил в колокол прямо у моего виска.
На секунду мне кажется, что я теряю сознание, мир плывет, становится размытым.
«Я могла сейчас умереть»
Если бы угол стола пришелся на висок, если бы я ударилась головой о что-то тверже… нет, господи, даже думать не хочу о том, что мой ребенок остался бы без меня.
Я лежу на полу, дышу часто и поверхностно, ощущая, как сердце колотится так сильно, что кажется, вот-вот вырвется из груди. Ладони липкие от пота, спина мокрая. Пол подо мной холодный, твердый, но я не могу заставить себя пошевелиться, тело будто парализовано, отказывается слушаться.
Но боль ничто по сравнению с тем страхом, что расползается внутри. И ярость, она тоже наполняет меня.
Эти чувства смешиваются, превращаясь в нечто острое, жгучее, что поднимается из глубины и заполняет все тело. В груди что-то сжимается, становится твердым и тяжелым, как камень. Я чувствую, как пальцы сами собой сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладони, но я даже не замечаю этой боли. Все мое существо кричит об одном: "Он ударил меня. Он действительно ударил".
- Вероника! - Олег бросается ко мне, на его лице ужас. Глаза расширены, рот полуоткрыт, он выглядит так, будто сам не верит в то, что произошло. Он протягивает руку, пальцы дрожат, но я резко отмахиваюсь от него, отползая назад. Его прикосновение сейчас вызывает во мне отвращение.
- Не трогай меня! - мой голос звучит хрипло, но твердо, слова даются с трудом, но я цежу их сквозь зубы.
- Прости, я не хотел! - он тянется ко мне снова, но я отползаю дальше, чувствуя, как боль в бедре отдается при каждом движении. Острая, жгучая, она напоминает мне, что произошло. Страх на его лице сменяется чем-то другим, возможно раскаянием, но я уже не верю этому.
- Ты чуть не убил меня, подонок, - говорю, и голос дрожит, но не от слез, а от злости, которая клокочет внутри, как кипящий котелок. Я чувствую, как щека горит, наливается жаром, скоро проступит синяк.
- Ты сама меня спровоцировала! - он вдруг меняется, его страх сменяется оправданиями самого себя. Губы поджимаются, брови сходятся на переносице, он выглядит почти обиженным. - Если бы ты не лезла, не кричала, если бы просто согласилась со мной, ничего бы этого не случилось!
Я нервно смеюсь, и он замолкает, так и не договорив. Мой смеха резкий, неприятный, даже мне самой, и он пугается. Пугается того, что я не плачу, не кричу, а смеюсь.
- Ты что, издеваешься? Это я виновата, что ты меня ударил? - спрашиваю, и мне самой странно, насколько спокойно звучат эти слова. Внутри буря, но снаружи лишь легкая издевка в тоне.
Не могу поверить, что он так считает. Не могу поверить, что он действительно пытается переложить вину на меня. Это абсурд. Это безумие. Но больше всего бесит то, что он сам в это верит.
- Если бы ты не ревновала, если бы была нормальной женой, то все было бы отлично, - он говорит это так уверенно, будто действительно верит в эту чушь. Его голос дрожит, но уже не от раскаяния, а от злости. Он злится на меня за то, что я заставила его это сделать.
Я медленно поднимаюсь, опираясь на диван. Ладонь скользит по ткани, цепляется за складки. Голова кружится, в висках стучит, но я не даю себе слабины. Не могу. Не перед ним.
- Нормальной женой? - переспрашиваю я, чувствуя, как губы сами растягиваются в улыбке, в которой нет ни капли тепла. - Ты хочешь, чтобы я молчала, пока ты изменяешь? Чтобы я улыбалась, когда ты мне лжешь?
- Я не изменял тебе, сколько раз еще мне это повторить?! - кричит он, но в его глазах читается паника. Он понимает, что теряет контроль, понимает, что я больше не верю ни единому его слову.
- Врешь. Ты смотришь мне в глаза сейчас и нагло врешь, - спокойно говорю ему. Мои пальцы непроизвольно касаются щеки, и я чувствую, как кожа горит, опухает. Я уже представляю, как будет выглядеть красный след от его ладони. - И знаешь, что? Ты пожалеешь о том, что сделал.
- Вероник, прости… - он снова тянется ко мне, но я отстраняюсь. Его пальцы цепляются за мой рукав, но я резко дергаюсь. - Давай без этого. Ты просто простишь меня, и все, мы квиты.
- Нет, - мой голос звучит тихо, но так, что он замирает. В комнате вдруг становится очень тихо. - Я никогда тебя не прощу.
Я разворачиваюсь и иду к двери. Ноги дрожат, но я заставляю себя идти ровно. Каждый шаг отдается болью в бедре, но это ничего, переживу.
- Куда ты?! - он бросается за мной, хватает за плечо. Его пальцы впиваются в предплечье, но я не останавливаюсь.
- Ухожу.
- Ты не можешь просто взять и уйти! - его голос становится почти истеричным. Он тянет меня назад, но я вырываюсь, отталкивая его назад.
- Могу. И тебе не понравится, что будет после. Прощай, Олег.
Глава 22
Глава 22
Вероника
Больница встречает меня ярким светом и запахом хлорки, который въедается в ноздри, напоминая о детстве и разбитых коленках. Под ногами скрипит недавно вымытый линолеум, и на нем остаются следы от подошв.
В приемном покое полупусто, только пожилая пара в углу, где мужчина что-то тихо объясняет дрожащими губами своей супруге. Где-то вдалеке слышны шаги, и я захожу к врачу.
Врач, женщина лет сорока с короткими темными волосами, собранными в небрежный хвостик, поднимает на меня внимательный взгляд всего на секунду. В ее глазах я вижу то, чего боялась больше всего - жалость.
- Травма лица? - медсестра за столом сразу замечает мою ушибленную щеку, и ее брови ползут вверх, ведь я не похожа так-то на жертву домашнего насилия. - Подождите, сейчас врач вас осмотрит. Если есть еще травмы, можете снять одежду, чтобы не терять время.
Ее голос звучит как сквозь вату. В ушах звенит от адреналина, сердце колотится так, что кажется, его слышно всем. Я машинально киваю и сажусь на краешек кушетки у стены, и чувствую, как от нее по телу проходится волна холода.
Пока жду, когда врач закончит что-то печать, осматриваюсь.
Кабинет маленький, но уютный, на стене часы с кукушкой, так допотопно, на подоконнике пыльный кактус в горшке с отколотым шипом.
- Итак, что у вас случилось? – наконец закончив с бумажками, которые стали в современном мире важнее людей, врач уделяет мне время. Ее голос спокойный, профессиональный, но за всей этой холодностью прячется что-то человеческое, теплое.
Я молчу, просто поворачиваюсь к свету, чтобы она лучше разглядела синяк. Губы сжаты так плотно, что начинает болеть челюсть. Ее пальцы, теплые и осторожные, мягко ощупывают опухоль, и от этого неожиданно щемит в груди. Так касается мать, когда проверяет лоб больного ребенка. Так касаются только те, кто действительно хочет помочь.
Она смотрит меня долго, внимательно, и я показываю ей еще ногу. Она заставляет меня вставать, закрывать глаза, проверяет координацию, много чего. Я успеваю даже устать от такого внимания.
- Ушиб второй степени, - констатирует она, отстраняясь. В ее глазах читается опыт сотни подобных случаев. - Сотрясения нет, но завтра обязательно покажитесь травматологу, пусть он осмотрит ушиб бедра и выпишет вам больничный, ногу напрягать все же не стоит.
