Читать книгу 📗 "Сводница без тормозов (СИ) - Перуница Любовь"
Но внутри всё кричало от несправедливости и боли. Рухнули последние опоры, исчезла почва под ногами. Осталась только ледяная, всепоглощающая пустота и тихий шёпот: «Всё кончено».
Глава 25 - После бури
Я не помню, как дошла до дома. Не помню, что мне говорила Маша, Элина, другие девочки. Не помню, где оставила велосипед. Не помню, куда делся мобильный.
Рухнув одетой в постель, я позволила истерике взять верх. Рыдания выходили из меня лавинообразно, глухие, надрывные, выворачивающие душу наизнанку. Они рвались из самой глубины, из того тёмного места, где только что рухнула и рассыпалась в прах моя хрупкая вселенная. Это были слёзы не просто обиды или злости — это было оплакивание надежды. Той самой, что я так бережно лелеяла все эти недели.
Прошло несколько часов, прежде чем я смогла выплакать эту первую, самую острую часть боли. Лежа в постели на подушке, мокрой от слёз, я пыталась унять сердце, которое ныло и сжималось в груди, словно тяжёлый, раскалённый камень. Казалось, от напряжения сейчас лопнет и грудина, и голова. В висках стучало, глаза горели и отказывались фокусироваться. Мир расплывался в мутное, безрадостное пятно.
Сквозь зомбированное состояние я слышала, как назойливо звонит телефон, как стучат в дверь и настойчиво пытаются открыть замок. Но сил пошевелиться не было. Ни физических, ни, тем более, моральных. Была только всепоглощающая, оглушающая боль.
Утром я открыла глаза, обнаружив себя на том же месте, в той же позе и одежде. В пустой, безмолвной квартире. Тело затекло и ныло от долгого неподвижного лежания, словно меня избили.
Приподнявшись на локти, с удивлением поняла, что за окном давно за полдень. Вроде бы ко мне кто-то был записан? Плевать. На всё было плевать.
На телефон, валявшийся на полу, я смотрела как на что-то заразное, прокажённое. Брать в руки не хотелось. От одной мысли, что меня ищут, шлют сообщения и надо как-то контактировать с внешним миром, подкатывала тошнота.
Бреду на кухню, по пути задергивая все шторы. Погода сегодня словно издевалась. Яркое, нагло-весёлое солнце беззастенчиво освещало улицы, призывало гулять и радоваться последним тёплым дням. Его настойчивый свет резал глаза.
Набрав охапку всего подряд — кофе, пачку печенья, бутерброды, — я побрела обратно к кровати. Буду глушить боль едой. Только бы не думать. Не чувствовать.
Разделась, завернулась в одеяло и достала ноутбук. Листала подборки кино, искала комедию, фантастику, хоть что-нибудь яркое и бессмысленное, что могло бы заглушить внутренний вой. Выпила кофе, к еде так и не притронулась. От одного вида бутерброда снова затошнило. В отчаянии отшвырнула ноутбук. Невозможно! Ничто не помогало.
Снова провалилась в тяжёлый, беспокойный сон.
Открыла глаза от того, что кто-то активно и настойчиво долбит в дверь. Маша. Телефон уже не жужжал — наверное, сел. «Да что ж вы такие настырные? — с тоской подумала я. — Пострадать человеку спокойно не дают».
Потирая грудную клетку, будто растирая огромный болезненный синяк под кожей, нашла халат.
Отворила Маше, пропустила её, не говоря ни слова. Плелась за ней на кухню. Она тоже молчала. Молча достала из пакета бутылку красного вина, сыр, шоколад. Я уставилась на это без понимания.
— Что это?
— Запускаю протокол «спасти подругу», — твёрдо заявила она, откручивая штопор. Пробка чпокнула с характерным звуком. — Активирован.
— Не надо, — безжизненно пробормотала я, опускаясь на стул.
— Надо, Арина. Ты себя видишь? Я не хочу, чтобы ты тут одна иссохла. Кто-то должен заставить тебя трезво взглянуть на всё, подставить плечо. А ещё — накормить! Еда важна!
— Трезво, да? — я скептически покосилась на бутылку. — Ты же не пьешь теперь.
— Ты права, не пью. Это только для тебя. Лекарство. В малых дозах.
Она налила мне полный бокал и пододвинула его. Я машинально сделала глоток. Терпкая жидкость обожгла горло, но внутри стало чуть теплее.
— Теперь говори, — потребовала Маша, усаживаясь напротив. — Что случилось вчера? Кто эта стерва? И при чём тут Женя?
И я не выдержала. Всё, что копилось и давило изнутри, все обиды, боль, предательство и ядовитые слова Миланы — всё вылилось наружу в беспорядочном, сбивчивом рассказе. Я говорила о её визите, о провокации, о камере в сумке, о её намёках и угрозах. А потом добралась до самого страшного — до её последнего выпада о беременности.
— Я не знаю, что там у него в Москве, — голос мой сорвался на шёпот, слёзы снова подступили к глазам. — Может, у него правда какие-то дела, проблемы с бизнесом… Но она… она сказала это так уверенно, Маш. Так убедительно. Понимаешь? И он молчит. Пишет какие-то обрывки, а потом пропадает. Как я могу ему верить после этого?
Маша слушала, не перебивая, её лицо становилось всё мрачнее.
— Вот же сука! — выдохнула она, когда я закончила. — Ну всё, ясно. Значит, так. — Она ткнула пальцем в меня. — Ты сейчас берёшь свой телефон, заряжаешь его, и мы делаем одно дело.
— Какое? — устало спросила я.
— Мы отправляем этого… этого человека куда подальше. Окончательно и бесповоротно. Чтобы он больше не смел дергать тебя за ниточки.
Она почти силой заставила меня найти зарядку, подключить телефон и, дождавшись, когда он включится, протянула его мне.
— Диктуй, а я буду печатать, если не можешь.
Я снова сделала глоток вина. Оно придало какую-то призрачную смелость.
— Пиши… — я закрыла глаза, пытаясь собрать в кучу все свои обиды. — «Женя, то, что происходит между нами, больше не имеет смысла. Твоё молчание и твоя ложь говорят громче любых слов. Я не намерена быть запасным вариантом или развлечением на расстоянии. Не пиши и не звони мне больше. Удачи с твоим новым… семейным положением».
Маша с удовлетворением отправила сообщение и положила телефон экраном вниз.
— Всё. Порвала. Точка. Теперь он — прошлое. А теперь слушай сюда, — она взяла меня за подбородок и заставила посмотреть на себя. — Ты не одна. Поняла? Во-первых, я всегда на твоей стороне. Во-вторых, все девочки в студии — с тобой.
Я безучастно смотрела на нее, не веря до конца.
— Элина, после вчерашнего, подняла запись с камер. Там всё прекрасно видно, как эта стерва сама дёрнула руку. Мы уже подготовили официальное опровержение для её гневного отзыва и видео для соцсетей, если она вздумает выкладывать своё «изувеченное запястье». Так что твоей репутации ничего не угрожает.
Во мне что-то дрогнуло. Ледяная скорлупа, в которую я завернулась, дала маленькую трещинку.
— Правда? — мой голос прозвучал сипло и неуверенно.
— Абсолютно! Элина сказала: «Мы своих в обиду не даём». Так что как только придёшь в себя — вся работа тебя ждёт. И клиенты, кстати, те самые, постоянные, спрашивали, где ты. На время твоего отсутствия предлагали другого мастера, но они решили ждать тебя. Новые записи уже есть. И по каналу, — она ткнула пальцем в ноутбук, — тебя заждались. Там же целая армия твоих фанаток, которые ждут твоего мудрого слова. Так что никаких «иссохну тут одна», ясно? Выбирайся из этой ямы. Тебя ждут.
Она обняла меня крепко, по-дружески, и направилась к выходу.
— Позвони, если что. В любой час, хоть ночью. Буду рядом через пять минут.
Дверь закрылась. В квартире снова воцарилась тишина, но теперь она была не такой давящей. Словно какой-то гнойник прорвало, и это придавало облегчения. Я была опустошена, разбита, но острая, режущая боль постепенно сменялась тупой, ноющей пустотой. И в пустоте уже теплился крошечный, едва уловимый лучик — не надежды, нет, а скорее понимания, что жизнь, та самая, моя личная жизнь, не закончилась. Она просто сейчас здесь, в этой комнате, и ей нужно время, чтобы перезагрузиться.
Я допила вино в бокале, и странная смесь алкоголя, слёз и отчаяния придала мне какую-то почти истерическую решимость. Я взяла ноутбук, открыла свой канал. Сердце снова сжалось при виде уведомлений — среди спама были и тёплые сообщения от подписчиц, которые спрашивали, где я, всё ли в порядке.
