Читать книгу 📗 "Не развод, а война (СИ) - Вишневская Дана"

Савелий обнимает меня в ответ, и я чувствую, как он дрожит. Этот сильный мальчишка, который всегда держался молодцом, дрожит в моих объятиях.

— Мам, а вы больше не будете ругаться? — спрашивает он так тихо, что я едва слышу.

И тут Руслан встаёт. Подходит к нам и кладёт руку сыну на плечо.

— Мы постараемся, сын, — говорит он хрипло. — Обещаем.

— Но вы всё равно разведётесь? — поднимает Савелий на нас свои зелёные глаза.

Я смотрю на Руслана. Он смотрит на меня. И впервые за последние месяцы я вижу в его глазах не злость, не раздражение, а боль. Такую же боль, какая разъедает и меня.

— Не знаю, солнышко, — честно говорю я. — Не знаю.

— А я хочу, чтобы вы были вместе, — всхлипывает Савелий. — Как раньше. Когда мы все жили дома и ходили в парк по воскресеньям.

Господи, как давно это было... Кажется, в другой жизни.

— Савелий, — говорит Руслан, присаживаясь на корточки рядом с сыном. — Послушай меня. Что происходит между мной и мамой — это не твоя вина. Никогда не была твоей виной. Ты прекрасный мальчик, и мы оба тебя очень любим.

— Тогда почему не можете жить вместе? — всхлипывает сын.

И на этот вопрос у нас нет ответа. Потому что мы сами не понимаем, что с нами происходит.

Психолог тихо откашливается.

— Может быть, продолжим разговор в моём кабинете? Там будет спокойнее.

Мы переходим в соседнее помещение. Маленькая комната с детскими рисунками на стенах, мягкими креслами и игрушками в углу. Здесь пахнет мелом и детством.

— Присаживайтесь, — предлагает Жанна Викторовна.

Мы садимся — я, Руслан, Савелий между нами. Как в старые добрые времена, когда мы были семьёй. Только сейчас между нами пропасть.

— Савелий, — обращается к сыну психолог, — расскажи, что ты чувствуешь дома.

Мальчик молчит, теребит край футболки.

— Страшно, — наконец шепчет он. — Мне страшно.

— Чего ты боишься? — мягко спрашивает женщина.

— Что мама будет плакать. Что папа не придёт. Что я должен буду выбирать, с кем жить.

У меня сжимается сердце. Вот она, правда. Мой сын боится выбирать между родителями.

— А что было вчера? Почему ты подрался? — продолжает психолог.

Савелий поднимает глаза, смотрит сначала на меня, потом на Руслана.

— Мишка сказал, что его мама говорила, что папа съехал от мамы, потому что мама стала толстая и некрасивая.

Вот блин… дети. Как они смеют обсуждать мою семью?

— И что ты сделал? — спрашивает Жанна Викторовна.

— Я сказал, что это неправда. Что мама самая красивая. А он засмеялся и сказал, что если бы она была красивая, то папа бы не съехал.

Слёзы жгут мне глаза. Мой мальчик защищал меня. Дрался за мою честь.

— И тогда я его ударил, — тихо признаётся Савелий. — Сильно. Он упал и разбил бровь о парту.

Руслан резко вдыхает. Я вижу, как у него дёргается желвак — верный признак того, что он сдерживается.

— Сынок, — говорит он медленно, — драться нехорошо. Но... я понимаю, почему ты это сделал.

— Правда? — с надеждой спрашивает Савелий.

— Правда. Ты защищал маму. Это благородно. Но есть другие способы защищать тех, кого любишь.

— Какие?

— Например, не слушать сплетни. Или просто уйти. Или рассказать учителю.

— Но тогда меня будут считать ябедой, — возражает мальчик.

— Лучше быть ябедой, чем драться, — вмешиваюсь я. — Савелий, обещай мне, что больше не будешь бить одноклассников.

— А вы обещаете, что не будете ругаться при мне?

Вопрос повисает в воздухе. Я смотрю на Руслана. Он смотрит на меня.

— Мы постараемся, — говорю я.

— Но это не значит, что мы сразу помиримся, — добавляет Руслан. — Понимаешь? Иногда взрослые не могут жить вместе. Но это не значит, что мы перестали тебя любить.

— А может быть, сможете? — спрашивает Савелий таким голосом, что хочется зарыдать.

Жанна Викторовна наклоняется к мальчику.

— Савелий, послушай меня внимательно. Твои родители — взрослые люди, и они сами должны решать, как им жить дальше. Твоя задача — просто быть ребёнком. Понимаешь?

— Но я хочу, чтобы они были вместе! — всхлипывает сын.

— Конечно, хочешь, — соглашается психолог. — Это нормально. Все дети хотят, чтобы их родители жили дружно. Но знаешь что? Даже если мама и папа разводятся, они не перестают быть твоими родителями.

— Как это? — не понимает мальчик.

— Ну, смотри. У тебя же есть бабушки и дедушки, правда? Они живут в разных домах, но все они твои родственники. Так и с родителями — они могут жить отдельно, но оба будут тебя любить и заботиться о тебе. А теперь, пожалуйста, подожди родителей в коридоре.

Я смотрю на психолога и понимаю — она права. Но почему мне так больно это слышать?

— А вы, Златослава Владиславовна и Руслан Дмитриевич, — поворачивается к нам Жанна Викторовна, кода Савелий закрыл дверь, — должны понимать: ваш конфликт серьёзно травмирует ребёнка. Савелий не должен выбирать между родителями. Он не должен быть посредником в ваших ссорах.

— Мы понимаем, — говорю я.

— Понимаем, — эхом отзывается Руслан.

— Тогда почему продолжаете втягивать его в свои разборки? — спрашивает психолог прямо.

И тут Руслан взрывается.

— Простите, но это она втягивает! — указывает он на меня пальцем. — Это она настраивает сына против меня! Рассказывает ему, какой я плохой отец!

У меня внутри всё закипает.

— Я?! — вскакиваю с места. — Это ты съехал из дома! Это ты бросил семью! А теперь обвиняешь меня?!

— Я не бросал семью! Я пытаюсь сохранить остатки здравого смысла!

— О, да! Это же так логично — разрушить семью, травмировать сына, а потом с умным видом рассуждать о здравом смысле! Ты вообще слышишь, что ты несёшь?

— Господи, до чего же ты озлобленная стала!

— Озлобленная?! А с чего бы мне быть доброй?! Ты разрушил нашу семью!

— Я разрушил? — смеётся он зло. — Это ты превратила наш дом в поле боя! Это ты устраивала истерики каждый день!

— Потому что ты меня игнорировал! Потому что тебе было наплевать на меня и на сына!

— Наплевать?! — орёт он. — Да я работал как проклятый, чтобы обеспечить вас! А ты только и делала, что ныла!

— Работал?! Ты работал в постели с этой архитекторшей!

— Хватит! — кричит Руслан. — Хватит этого бреда!

Жанна Викторовна пытается нас остановить:

— Пожалуйста, успокойтесь! Здесь школа, здесь дети!

Но мы уже не слышим её. Мы кричим друг на друга, как два разъярённых зверя.

— Ты думаешь только о деньгах! — воплю я. — О своём бизнесе! А на сына тебе абсолютно наплевать!

— Мне наплевать? — бесится Руслан. — А кто покупает ему одежду? Кто оплачивает школу? Кто возит к врачам?

— Деньги, деньги, деньги! Всё сводится к деньгам! А когда ты последний раз говорил с ним по душам? Когда читал ему книжку на ночь?

— А когда ты последний раз не заливалась слезами при нём? — парирует он. — Когда не жаловалась на жизнь?

— Гады вы, мужики, все! — ору я не своим голосом. — Все до одного!

— А бабы — истерички и манипуляторши! — рявкает он в ответ.

— Довольно! — кричит психолог так громко, что мы оба замолкаем. — Вы ведёте себя хуже детей!

Но поздно. Слишком поздно.

За дверью раздаётся всхлипывание. Тихое, надорванное всхлипывание.

Мы все замираем.

Жанна Викторовна первой бросается к двери, распахивает её. В коридоре стоит Савелий. Лицо мокрое от слёз, плечи трясутся.

— Савелий, сынок, — шепчу я, подбегая к нему.

Но он отшатывается от меня.

— Не трогайте меня! — кричит он сквозь слёзы. — Не трогайте! Я вас ненавижу! Обоих ненавижу!

И убегает. Бежит по коридору, а мы стоим как истуканы и слушаем, как хлопает входная дверь школы.

— Вот и всё, — тихо говорит психолог. — Вот к чему привели ваши разборки. Ребёнок считает себя виноватым в том, что его родители не могут быть рядом друг с другом пять минут без скандала.

Я смотрю на Руслана. Он смотрит на меня. В его глазах такая же боль, как и в моих.