Читать книгу 📗 "Некровные узы (СИ) - Инфинити Инна"

— Не знаем. Про ребенка нам ничего не говорили.

— И нам ничего не говорили. Куда мы ребенка деть должны? Себе оставить, что ли?

— Вы можете оставить ее здесь на день? — с мольбой спросила я. — Моя мама заберет ее. Мне только нужно связаться со своей мамой и сказать, что я родила. Мама приедет и заберет ребенка.

Акушерка замешкалась.

— Я не знаю, надо у врача спросить.

В этот момент в палату зашел врач.

— Я поговорил с главврачом, наши детские медсестры присмотрят за девочкой несколько дней. Но потом вы должны ее забрать.

— Да! — воскликнула я. — Мы заберем! Моя мама сегодня же приедет и заберет мою дочку.

— Отлично! — врач довольно хлопнул в ладоши.

— Так, ну тогда я повезла ее? — спросила акушерка, кивнув на мою девочку.

— Да, к детским медсестрам. Их уже предупредили.

Акушерка положила мою дочку в детскую люльку. Я, как могла, пыталась поднять голову, чтобы еще хоть глазком взглянуть на малышку. Но акушерка загородила ее своей широкой спиной и выкатила из палаты.

Обессилев и глотая слезы, я упала головой обратно на кровать. Конвоиры отстегнули наручники. Но только для того, чтобы в следующую минуту снова их застегнуть. Теперь уже у меня за спиной.

Глава 26

Смерть

Алла

После городского роддома меня повезли в тюремную больницу. Ну хоть не сразу в камеру, и на том спасибо. О том, что я родила, сообщили моему адвокату. А он должен был сказать маме и поехать забирать ребенка вместе с ней. На следующий день после родов меня перевели в камеру. Сказали, осложнений у меня нет, поэтому нет поводов находиться в больнице. В тюрьме меня ждал подарок: освобождение от работы еще на два дня. Невиданная щедрость.

Я была относительно спокойна. Адвокат с мамой заберут мою дочку, и все будет хорошо. Однако на третий день ко мне в тюрьму приехал встревоженный адвокат. Сказал, по городскому номеру квартиры, которую сняла моя мама, никто не берет трубку ни днем, ни ночью. Он ездил к ней домой, стучал в дверь, тоже никто не открыл. Он звонил отцу, тот также сказал, что уже несколько дней не может дозвониться до мамы.

Я сильно встревожилась, хотя и старалась себя успокаивать. Мало ли, может телефон сломался. Мама сняла простенькую квартиру без особого ремонта. Может, там был старый телефонный аппарат. А что мама дверь не открыла, так, может, она вышла в магазин. Адвокат же днем приезжал и долго на лестничной клетке не ждал. Мы решили, что он еще раз съездит к маме, и если она снова не откроет, то свяжется с хозяйкой квартиры.

Адвокат уехал, а мне стало дурно. Страх щупальцами сковал меня. В камере я легла на свои нары и не могла пошевелиться. Тошнота то и дело подкатывала к горлу. Я старалась отгонять дурные мысли подальше, но получалось плохо. Мое состояние усугублялось тем, что ко мне пришло молоко. Грудь набухла и стала нестерпимо болеть. Я перемотала ее тряпкой, сокамерницы посоветовали так сделать, чтобы молоко ушло. Вот только от адской боли это не спасало. Я за всю ночь не сомкнула глаз. Казалось, что я лечу в бездну.

На следующий день адвокат снова приехал. Я все поняла по его лицу. Внутренности скрутились в тугой узел, крик отчаяния застрял в горле. Он стал рассказывать. Я слышала его голос словно сквозь вату, всеми силами стараясь не потерять сознание.

Адвокат приехал к маме, она снова не открыла дверь. Тогда он отыскал хозяйку. Она тоже приехала, вызвала МЧС, они выломали дверь. Маму нашли на полу на кухне. Полиция сделает вскрытие, установит причину смерти. Но я и так ее знала: инфаркт. Мама уже перенесла один, когда меня арестовали. Второй ее убил.

У меня началась истерика. Слезы душили, я не могла связно говорить. Адвокат что-то бормотал, мол, позвонит сейчас моему отцу, они что-то придумают… Он ушел. Я была в таком состоянии, что сокамерницы боялись ко мне подойти. Потом кто-то из надзирателей принес мне валерьянку.

Следующие дни оказались сущим кошмаром. Смерть мамы сломала меня. Я была очень с ней близка, она всегда во всем поддерживала меня. Я винила себя в ее смерти. Ведь если бы я не пошла на преступление против государства, то мамино сердце не дало бы сбой. Она была бы жива, а мы все находились бы дома.

Меня вызвала начальница тюрьмы и сообщила, что кто-то должен забрать ребенка. Держать его в роддоме больше не могут. Он и так там дольше трех дней. Адвокат больше не приезжал. Я попросила вызвать его ко мне. Тогда мою дочку должен забрать папа…

Адвокат приехал вместе с моим отцом. Глянув на папу, я поняла: дело плохо. Очень плохо. Он еле держался. Отец сказал, что ему надо заниматься транспортировкой тела мамы в Москву, чтобы похоронить, и с младенцем он не справится. Я и сама понимала, что из папы нянька не получится. Но кто-то же должен забрать мою дочку! Кто-то же должен заботиться о ней, пока меня не выпустят!

Адвокат стал намекать, что у него слишком много хлопот не по его профилю, и надо бы нам оплатить эту работу отдельно. А платить ему было нечем. Родители и так вывалили ему все деньги, которые у них были. Осталось только квартиру продать.

Отчаяние сжигало меня заживо. Я была словно загнанный в клетку зверь. В клетку — в прямом смысле. Помощи ждать было неоткуда. Меня сжирал страх за дочку. Меня убивало чувство вины за маму.

Начальница тюрьмы снова вызвала меня и сказала, что мою дочку передают в местный дом малютки. Находиться в роддоме она больше не может ни при каких обстоятельствах.

«Дом малютки!», обрадовалась я. Как я сразу не подумала? Ведь моя Машенька действительно может пока побыть в доме малютки. А папа утрясет все вопросы с похоронами, приедет и заберет мою девочку. Потом наймет для нее няню. Ничего, как-нибудь справимся.

— Только есть одна формальность, которую надо соблюсти, — грозно зыркнула на меня маленькими тусклыми глазами.

Она была очень жесткой женщиной, если не сказать жестокой. Кличка у нее была Бульдожка. Потому что как внешним видом, так и характером она напоминала собаку бульдог. У нее был вздернутый нос картошкой, толстые свисающие щеки, а нижняя челюсть чуть выпирала вперед.

Но про начальницу тюрьмы говорили, что к тем, кто сидит за ненасильственные преступления, она относится чуть лучше. Я на себе ее лояльность почувствовала только после родов. Мне дали несколько дней отдыха от работы, а когда пришло известие о смерти мамы, добавили еще несколько дней.

— Какая формальность?

— В дом малютки тоже нельзя привезти ребенка просто так. Должно быть основание. Пиши отказную на имя главврача роддома. В произвольной форме. Я такая-то такая-то отказываюсь…

— Что??? — воскликнула я в ужасе. — Я не буду писать отказную от своего ребенка!

— Да не боись ты, это же просто формальность. Так у тебя будет полгода на то, чтобы решить все проблемы. И за ребенком полгода будет присмотр.

— Полгода? — не поняла я.

— Да. По закону, когда роженица отказывается от ребенка, ей дают полгода на то, чтобы передумала. Ребенок находится в доме малютки, а мать в течение полугода может забрать его обратно. В твоей ситуации это единственный выход. Сейчас напишешь отказную, а когда утрясешь проблемы с родней, скажешь: я передумала. И ребенка тебе вернут.

— А что будет, если за полгода не забрать ребенка?

— Тогда будет суд, тебя лишат родительских прав, и ребенка ты больше не увидишь. Но ты же за полгода порешаешь все дела? Найдёшь родственников, которые заберут девочку?

— Да, мой папа обязательно ее заберет! Он сейчас похоронит маму и приедет обратно сюда.

— Вот и отлично, пиши давай.

Начальница тюрьмы придвинула ко мне листок и ручку…

Глава 27

Хорошая генетика

Алла

После смерти мамы папа начал пить. Каждый раз, когда у меня получалось позвонить ему из тюрьмы, я слышала невменяемый пьяный голос. Раньше у него не случалось проблем с алкоголем. Как обычный здоровый крепкий мужик он любил выпить, но ни запоев, ни зависимости не было. А после смерти мамы он словно с катушек сорвался. И забирать мою дочь, естественно, не хотел. Говорил, что не справится с ней, а денег на няню нет.