Читать книгу 📗 "Некровные узы (СИ) - Инфинити Инна"

В следующий раз я попала в кабинет Бульдожки ровно через полтора месяца. Мое отчаяние становилось сильнее. Папа продолжал беспробудно пить, а дальние родственники не хотели брать на себя такую ответственность, как новорожденный малыш. Подруги и знакомые тоже отказались. А Алексей, отец моей дочки, когда я позвонила ему, положил трубку сразу, как только услышал мой голос.

Я пришла в кабинет Бульдожки. Комната крутилась перед глазами. В последнее время я стала часто испытывать головокружение. Я почти перестала есть и пить. Отчаяние сжирало меня. Кажется, у Бульдожки было грустное выражение лица, а в ее глазах мелькнуло сочувствие.

А впрочем, может, мне показалось.

— Позвонили из дома малютки, — она сделала паузу.

А я тут же оживилась.

— В общем, беда случилась… Умерла твоя девочка. Сказали, она у тебя больная родилась. Не ела почти. Вес не набирала. Не развивалась по возрасту…

Дальше я ничего не помню. Наступила темнота. Я очнулась в тюремной больнице. В руке была капельница. Я лежала, глядя в потрескавшийся потолок и в мигающую лампу, а в ушах звенели слова Бульдожки: «Умерла твоя девочка».

Казалось, моя жизнь оборвалась в тот же момент. Все потеряло смысл. Я пролежала в больнице пару дней. Потом меня вернули в тюрьму, но еще на несколько дней освободили от работы. А дальше я жила по инерции. Дни шли один за одним. Если раньше я их считала, то теперь перестала. Мне было все равно, выпустят меня когда-нибудь из тюрьмы или нет. Я больше не ждала своего освобождения.

Но оно вдруг наступило. Это стало неожиданностью для меня. Я искренне удивилась, когда кто-то из надзирателей сказал мне:

— Поздравляю! Завтра на волю идешь.

— На волю? С какой стати?

— Ну как это? Отмотала ты свой срок уже.

Я недоуменно хлопала глазами. Прошло четыре с половиной года? Я не заметила.

В день своего освобождения я попросилась к Бульдожке. Я не ожидала, что она согласится меня принять. Я не была в ее кабинете с того дня, как она объявила мне о смерти моей дочки.

— Поздравляю, — я впервые увидела на ее лице улыбку. — Иди с миром и больше не слушай никаких уродов, которые просят подделать документы.

— Где похоронили мою дочку?

Бульдожка удивилась вопросу.

— Не знаю. На кладбище, наверное. Где же еще?

— На каком?

— У нас в городе пять кладбищ, — она почесала коротко стриженные седые волосы. — Или шесть? Не помню.

— Я хочу съездить на могилу к дочке.

Она посмотрела на меня недоуменно.

— Зачем?

Возникла пауза. От ее вопроса я потеряла дар речи. Что значит зачем?

— Давай я узнаю, где ее похоронили, — она первой прервала молчание.

— Спасибо.

Через час Бульдожка вызвала меня и сказала, на каком кладбище была похоронена моя девочка. Одна из надзирательниц рассказала, как добраться туда на автобусе. Выйдя за ворота, я пошла в указанном надзирательницей направлении в поисках автобусной остановки. Нашла ее быстро. Через несколько минут приехал нужный мне автобус. До остановки «Кладбище» я ехала где-то полчаса.

У меня не было радости от того, что я вышла на волю. И глядя в окно автобуса, я не испытывала ни единой положительной эмоции. Мне было все равно. Абсолютная апатия и абсолютное безразличие ко всему. Только не покидало недоумение: разве уже прошло четыре с половиной года? Я не заметила.

Я очень долго ходила по кладбищу в поисках могилы. Уже начало темнеть, вороны на ветках стали каркать громче. Наконец-то спустя несколько часов поисков я ее нашла.

Маленькая могилка для детского гробика заросла травой и сорняками. Черный крест потрескался и покосился в сторону. А на нем была табличка с белыми выцветшими буквами:

Олевская Мария Алексеевна.

Я упала перед могилой дочки на колени и что есть сил принялась рвать траву и сорняки. Я обливалась слезами. Я кричала на все кладбище. Больше не было слышно карканья ворон. Был слышен только мой плач.

— Приехали, — объявляет таксист, остановив у ворот на кладбище.

— Спасибо, — протягивают ему наличные. — Сдачи не надо.

— Благодарю! — радуется щедрым чаевым.

Я вылезаю из машины и опускаю на глаза солнечные очки. Дует ветер, поэтому сильнее перевязываю пояс на кашемировом пальто. Оглядываю кладбище. Забор тот же и те же ворота. После освобождения из тюрьмы я была здесь только один раз: когда ставила на могиле своей дочки памятник. Больше я не приезжала, а за могилой все годы ухаживает ритуальное агентство.

Двое рабочих из этого агентства стоят с лопатами у ворот и ждут меня. Медленно направляюсь к ним.

— Здравствуйте, я Алла Макарова.

— Здравствуйте, пойдемте.

Я следую за ними. Несколько дней назад у меня был долгий разговор с директором ритуального агентства. Я перевела ему очень крупную сумму денег. А потом он позвонил мне и сказал, что все улажено.

Я следую за двумя мужчинами в рабочих комбинезонах и теплых куртках. На самом деле мне не нужно держаться их, потому что я наизусть помню дорогу к могиле своей дочки. Кладбище большое, мы доходим до могилы минут через семь.

— Пришли, — объявляет один из мужчин.

— Копайте, — сухо приказываю и отхожу к соседней могиле, чтобы присесть на лавочку.

Мужчины знают, зачем они тут, но все равно переглядываются между собой. Не задавая лишних вопросов, начинают копать. А я смотрю на памятник в виде ангела. Директор ритуального агентства не лгал и правда ухаживал за могилой моей дочки. Ни единой травинки.

Мужчины усердно копают, обливаясь потом. Периодически у них вырываются ругательства. Я терпеливо жду, глядя, как растет гора земли рядом с памятником в виде ангела.

И вдруг лопаты обо что-то ударяются.

— Гроб.

— Доставайте.

Я встаю с лавки и подхожу к выкопанной могиле. Мужчины снова переглядываются. Затем один из них прыгает в могилу и берет маленький деревянный гроб. Самый простой из возможных. Маленький ящик из деревянных досок.

Они поднимают его наверх.

— Что теперь?

— Открывайте.

Мужчины снова переглядываются. Берут какую-то металлическую штуку и пытаются открыть приколоченную гвоздями крышку. Она поддается очень быстро. Крышка отлетает в сторону.

— Закройте нос, — говорит один мужчина и сам прикрывает лицо ладонью, но тут же замирает и убирает ее в сторону.

В этом нет надобности. Гроб пуст.

Глава 28

Детство

Инга

— Иди сюда, — Ваня лежит на диване в гостиной, а я сижу рядом. Он тянет меня за руку, и я со смехом плюхаюсь на него сверху. Иван отодвигается к спинке дивана так сильно, как может, чтобы я могла лечь рядом. Я все равно не помещаюсь, и тогда Ваня половиной своего тела ложится на меня сверху.

Мы целуемся. Медленно, глубоко и долго. Все свободное время мы только это и делаем — целуемся и занимаемся сексом. Ночи напролет. А потом еще утром сразу, как только звенит будильник. После этого идем вместе в душ, и там еще раз. Далее следует невыносимо долгий день на работе, когда мы вынуждены строить из себя начальника и подчиненную.

Зато после окончания рабочего дня мы уходим в отрыв. Сначала у нас где-нибудь свидание. Кино, или ужин в ресторане, или все вместе. После мы приезжаем домой и не отлипаем друг от друга.

Стоит ли говорить, как сильно я люблю Ваню? В русском языке слов не хватит, чтобы описать всю глубину моих к нему чувств. Я люблю его. Люблю, люблю, люблю. Но пока не говорю об этом. Хочу, чтобы Ваня первым мне признался.

Рука Ивана залезает под мою футболку, затем пальцы пробираются под лифчик и гладят грудь. Я очень возбуждена, и мне приходится приложить максимум усилий, чтобы разорвать поцелуй и убрать руку Вани со своего тела.

— У нас был уговор, — строго напоминаю.

Обреченно заскулив, Ваня падает лбом мне в шею и тут же целует тонкую чувствительную кожу. Я моментально покрываюсь мурашками, но быстро беру себя в руки и поворачиваюсь на бок, чтобы Ваня мог скатиться с меня на диван. Он тоже ложится на бок. Так мы наконец-то помещаемся на узком диване, но Иван все равно держит меня за спину, чтобы я не свалилась на пол. Мы вплотную друг к другу. Между нашими лицами минимальные сантиметры. Свет в комнате выключен, и в темноте наши чувства обострены.