Читать книгу 📗 "Все началось с развода (СИ) - Томченко Анна"
Врач дежурной смены зашёл в смотровой кабинет, я медленно стянула с плеч худика.
— А вы заявление писать будете?
— Мне надо, чтобы вы просто зафиксировали факт причинения вреда.
— Мы частная клиника. Наши записи не будут рассматриваться в суде никаким образом.
— Я знаю.
По факту мне нужно было просто, чтобы у меня были эти записи, чтобы каждый раз, если Альберт задумает снова появиться в поле моего зрения, тыкать его носом в них. Я объективно понимала, что приеду в травму на меня посмотрят, как на дуру и скажут, что они, конечно, вызовут ментов, но менты ничего не будут делать, потому что пара синяков на жопе и на животе не равно изнасилование.
Поэтому хотя бы так, хотя бы чисто для Альберта.
Осмотр длился полчаса.
Потом я, набрав в грудь воздуха, снова вызвала такси и на этот раз поехала домой.
Печальные ворота валялись на газоне, и я отвела взгляд в сторону.
— Ничего себе у вас здесь.
— Да, праздник был. — Вяло ответила я таксисту и, добравшись до тропинки, которая вела к дому, вышла из машины, посмотрела, как такси выруливает со двора, и покачала головой.
Зайдя в дом первое почему-то, что я сделала, была заявка в обслуживающую компанию, чтобы приехали поставили новые ворота.
Когда сообщение улетело на почту; я тяжело вздохнула и закрылась на все замки которые были.
Медленно прошла через затоптанный зал.
Отодвинула тюль и посмотрела на террасные двери. Вытащила ключи с полки.
Мне мало было просто замков, пусть ещё и на ключ будет все закрыто.
Оглядывая всю разруху, которая была в доме, мне аж становилось плохо. А поднявшись наверх, мне совсем стало дурно.
Спальня.
Чертова спальня.
Вместо того чтобы зайти в неё, я потянула дверь на себя и захлопнула, отрезая себя от воспоминаний. Медленно прошла в гостевую. Откинула плед с края кровати, села, а потом поняла, что не усну, и вернулась на этаж, зашла в общую ванную, включила воду — кипяток, натирала себя до красноты, до жжения, до содранной кожи.
Какой же он дурак, какой же он козёл, как он мог.
Я не представляла, как он мог, что это у него было, помутнение или что…
Он же как будто бы не помнил, но если он поверил мне по поводу изнасилования, значит, он реально не помнил.
Как таких идиотов свет носит?
Господи, как я с таким идиотом столько лет жила.
Да не сахар там характер и не мед.
А перец кайенский вперемежку с грузинской аджикой.
Самодур. С нотами нарциссизма.
Он даже уйти по-человечески не мой.
У меня есть там любимая женщина, а ты любовница.
Так хер ли сейчас ездит, ворота выносит женщине, которую он не любит?
А любви там не было, было чувство собственничества, хотелось, чтобы старая ненужная жена сидела и подыхала в запертом поместье, а он бы такой приезжал, как свет в оконце, и она бы на все соглашалась, только бы снова ощутить вкус жизни.
А старая ненужная жена оказалась вдруг не старой и очень сильно нужной.
Детям, общественности, мужчинам.
Я вышла из ванной, посмотрела косо на часы — начало девятого. Содрогнулась, понимая, что пойдёт день наперекосяк.
Вытащила мобильник.
Отключила.
Ложась в постель, я уже знала, что, как раньше теперь не будет, не может, а по-новому.
А по-новому я придумаю, как сделать обязательно.
Ведь не зря я целые полгода вытравливала его у себя из сердца.
34.
Зина приехала накануне полудня, когда я, промучившись несколько часов то ли сном, то ли бредом все же встала и стала потихоньку убираться на первом этаже.
Совсем не видела, что Альберт снёс с маленького преддверного столика вазочку с записками для гостей. Милые, ничего не значащие конвертики, в которых лежало по леденцу. У вазы раскололся бок. А записки лежали ровным слоем у подножья столика.
— Это что здесь? Это что? — Заикаясь, произнесла Зина, заходя в дом.
На улице работали двое мужчин, они привезли сайдинг и пытались в старый каркас запихать новое железо.
Я смотрела на это с долей скептицизма, а счёт приложила к письму, которое отправила электронкой Альберту, пусть оплачивает.
— Это отец. — Произнесла я, вытаскивая швабру из ведра. Прошлась по второму кругу в изножье лестницы и подняла глаза на дочь
— Мама, что произошло? — Вздохнула Зина, прикладывая ладонь к губам.
— Ничего особенного, отец приехал ночью. Вынес ворота, вынес дверь.
Изнасиловал меня, я его ударила, он отключился, и сейчас он в больнице.
Зина взмахнула рукой, ища где-нибудь поблизости стул, но промахнулась мимо маленькой газетки. И чуть не загремела на пол.
Я не собиралась ничего скрывать.
Если Альберт считал, что мне у меня язык не повернётся сказать всю правду, то он глубоко ошибался.
Я если сейчас промолчу, то ещё через полгода он приедет и доделает своё дело до конца.
И ладно, если он просто изнасилует, а не грохнет меня в пылу вот такой вот горячки.
— Мама, мама. — Тихо прошептала Зина и закачала головой. — Мамочка, моя Мамочка.
Она потянулась руками ко мне, но я прикусила губу и покачала головой.
— Поэтому теперь у вас есть отдельно мама, отдельно папа, никакой игры в счастливую семейку Флинстоунов больше не будет.
— Мама, он что, действительно, мам? — Затряслись губы у Зины.
Я не стала ничего говорить, отвернулась и пошла на кухню.
Зина медленным шагом следовала за мной.
— Мам, как он мог? Ну, он же, я не знаю.
— Увидишь, спроси, утоли своё любопытство.
Я всучила дочери стакан с водой, и она, клацая зубами по стеклянному ободку, жадно все выпила. Вернула посуду и глаза зацепились за следы пальцев на моём запястье.
И у дочери бешено забилась венка пульса.
— Мамочка, — тихо произнесла она, стараясь прийти в себя, но я только скривила тубы и мотнула головой.
— Не надо никаких мамочка, не надо никаких папочка, я тебя умоляю. Мне изначально эта идея казалась бредовой, что отец пытается каким-либо образом, всеми возможными путями создать иллюзию того, что ничего не было. Все было, мы развелись, у него есть другая женщина, которая от него беременна. Пусть он теперь этим и занимается.
— Ты на него заявление написала?
— Напишу! — Произнесла я строго и отвернулась. Мне только жалости сейчас чужой не хватало. Ненавидела. Жалость всегда пахла первыми нарциссами и какой-то брагой, которая автоматически убивала весь цветочный аромат.
Я развернулась к дочери спиной убирая в посудомойку стакан, и в этот момент Зина качнулась, обняла меня со спины и уткнулась носом между лопаток.
— Мамуля, милая моя мамочка. Мам, ну я не знаю, ну, может быть, тебе съездить куда-то отдохнуть или ещё что-то.
Меня почему-то очень больно во всей этой ситуации всегда резала тема того, что как бы дерьмово мне не было от дочери я ни разу не услышала фразу: «мамочка, ну ты приедь, хотя бы на недельку поживи у меня».
— Нет, Зин, спасибо. У меня здесь очень много дел. Послезавтра у меня эфир на телевидении. Поэтому давай ты как-то сопли соберёшь. И не будешь ходить и сетовать на то, что, как такое могло произойти. Это произошло как раз-таки закономерно, это произошло, потому что кто-то охамел от вседозволенности, кому-то очень скучно живется, поэтому давай мы с тобой как-то сейчас выйдем из этой петли разговора. И обсудим то, из-за чего ты приехала.
— А я просто приехала, потому что ты трубки не брала.
— А зачем ты мне звонила?
— Сказать, что папа в бешенстве, вечер до конца не досидел, собрался, уехал.
Злой как черт.
— Ну вот а я уже спала, когда ты мне звонила, поэтому я не знала, что он злой, как черт, поэтому я, как идиотка, пыталась его успокоить. Я, перепугавшись, думала, что у него белая горячка, что он сошёл с ума, что что-то не то произошло у него и как идиотка, вместо того чтобы первой попавшейся вазой зарядить ему в голову, я его пыталась успокоить. Но успокаиваться, как ты понимаешь, он не собирался.
