Читать книгу 📗 "Развод. Мусор вынес себя сам (СИ) - Шевцова Каролина"

Боже… Ревновать Борю. И к кому? К себе же только в парике и перьях? Если бы не абсурдность ситуации, клянусь, я бы расхохоталась, но стараюсь сдержаться и не подаю вида, насколько мой муж смешон. Сейчас будет маленький, болезненный укол мести. Не за намек на ревность, и даже не за то, что Боря не воспринимал меня как равную в нашем бизнесе. Это ему аукнется особенно сильно. Но то, что он считает наше издательство своим, ооо, от этого меня буквально рвет на части.

Я делаю глубокий вдох. Потом выдыхаю. На лице появляется легкая, почти беззаботная улыбка. - Знаешь, ты прав, - говорю безразлично. - Ревность - это действительно последнее дело. И обиды... какие уж тут обиды. - Я делаю жест рукой, описывая в воздухе круг. - Ты поступил более чем благородно. Квартира, машина... И то, что ты переписал наше издательство на Регину, как мать я благодарна тебе за ее и свое спокойствие. Не придется ничего делить, когда у тебя появятся дети. - Какие дети? - Регина смотрит на меня с искренним, неподдельным недоумением. Я поворачиваюсь к ней и строю понимающую гримасу. - Новые, милая. - Мой голос звучит обманчиво мягко. - Или ты думала, для чего заводят молодых любовниц? Уверена, скоро у тебя появится брат и не один, ты ведь так об этом мечтала! Я перевожу взгляд на Борю. На его резко побледневшее лицо. - Что такое, Борь? - спрашиваю я с притворным сочувствием. - Ну, скажи ей. Фамилия Самойловых должна разрастаться, верно? Регина вскакивает с кресла. - Я подожду тебя внизу! Было приятно тебя увидеть, мама!

Неправильно испытывать злорадство, когда щелкаешь по носу собственного ребенка. Но я испытываю. Потому что ответила за те обидные слова, которые она сказала мне недавно. Регина с детства ненавидит конкуренцию. И делиться. Не знаю, как ее проперло на мысль о братьях, все детство дочь боялась, что у нас с Борей появится еще ребенок. Не явно боялась. Не словами. Но это всегда чувствовалось в ней.

У меня больше не получилось стать мамой, даже врачи разводили руками, повторяя, что иногда так просто бывает. Оба здоровы, но вот так. Я почему-то не переживала по этому поводу. Просто не успевала, не могла найти время, чтобы попереживать. Работа, дом, муж, воспитание Регины – дочка то у нас уже есть. К чему грустить о не случившихся детях, когда можно посвятить себя той, что уже случилась!

А теперь вот мучаюсь. Надо было поднять на уши всех врачей Москвы и разобраться, в чем проблема. Глядишь, я бы родила. И, разделив свое время, силы и любовь на двоих, не воспитала бы в дочке такую эгоистку.

И возможно сейчас не чувствовала бы себя такой одинокой, когда все вдруг оказались против меня! В кабинете становится тихо. Боря медленно подходит ко мне. Его взгляд тяжелый, давящий. - И зачем? - тихо спрашивает он. Я пожимаю плечами. - А что не так? Пускай знает, что ее ждет. Капает тебе на мозги, страдает. А ты даже не сможешь никак ей ответить, потому что доверенность на управление фирмой можно в любой момент отозвать. Придется пресмыкаться перед собственной дочерью.

- И что, счастлива теперь?

- Очень! Или ты думал, что только ты меня можешь обижать? Извини, но это работает в обе стороны. Он качает головой, на его губах появляется кривая ухмылка.

- Стерва. - Произносит это без злости, скорее с восхищением. - Непривычно видеть тебя в таком амплуа.

- Не зря говорят: хочешь узнать жену -разведись с ней. Самойлов берет мою руку и подносит ее к губам, оставляя легкий поцелуй на тыльной стороне ладони. - Всего доброго, Аниса. В этот момент дверь открывается, а на пороге появляется Давид. Боря не выпускает моей руки сразу. Держит ее даже крепче и поворачивает голову в сторону выхода, пытаясь рассмотреть, кто вошел вот так, без стука. - Давид, как здорово, что ты зашел. Хотел попросить тебя присмотреть за моей женой.

Слово «моей» звучит сейчас как издевка. Или вызов. Более демонстративной эта сцена могла бы выглядеть, если бы Боря выгнулся дугой, обоссал территорию по периметру, помечая каждый угол и с диким мяуканьем вылетел из кабинета.

Зачем он так сказал?

И зачем так смотрит, то на Дэвида, то на меня.

Слава Богу, Дава не ведется на провокации. Просто кивает, будто не услышал ничего такого. Боря, сразу успокоившись, отпускает мою ладонь и выходит, несколько раз оглянувшись на прощанье. Я же наоборот, отворачиваюсь к окну, не хочу чтобы меня в таком состоянии видели. Ни бывший муж, ни близкий друг.

Стою, смотрю на улицу, и тру ладонь о шерстяные брюки, как будто хочу уничтожить следы Бори с моей кожи. - Пойдем обедать, - слышу тихий голос. - Спасибо, но я не голодна, - отвечаю на автомате. – Да и неудобно, я столько времени провела с Борей и Региной. Надо сказать, чтобы больше не приходили без повода.

- Не стоит. Тогда Боря будет искать повод специально, лишь бы позлить тебя. Или не позлить. Ты точно уверена, что у вас все?

- Более чем. Давид, сейчас мы друг друга ненавидим!

- А от ненависти до любви, как сама знаешь, - философски замечает Давид, но замолкает, видя недовольную гримасу на моем лице. – Ладно, не хочешь есть, тогда просто составь мне компанию.

- Давид, - почти умоляю я, - ну как я поеду в ресторан в таком виде?

- С радостью. И предвкушением. Потому что я зову тебя в лучший грузинский ресторан в нашем Городе.

Давид снимает с вешалки мое пальто и протягивает его мне, показывая, что нужно просто засунуть руки в рукава, а остальное за меня сделает он. И пояс завяжет и в машину погрузит и отвезет куда надо и даже покормит с ложечки.

Это странно, но впервые в жизни мне хочется согласиться и почувствовать себя беспомощной глупышкой. Богиней. Которой не нужно ничего решать, которой достаточно просто томно улыбаться.

И я улыбаюсь. И впервые за сегодня делаю это искренне.

Глава 18

О том, что мы едем не в ресторан, я понимаю, только когда Давид глушит мотор своей машины, остановив ее на крохотном пятачке возле своего дома. Смотрю на знакомый подъезд, и что-то болезненно острое сжимает сердце. Я не была здесь лет пятнадцать, наверное.

- Прости, что обманул, - говорит Давид, помогая мне выбраться на улицу. – Хотя какой обман, лучше, чем моих хинкали, ты вряд ли где-то поешь. И лобио. Знаешь какое я готовлю лобио? Ооо, это песня, три куплета, три припева и отыгрыш - все как полагается.

Я молча иду за Давидом, захожу в его квартиру и замираю на пороге. Кажется, время здесь остановилось, и все осталось как прежде.

Бежевые стены. Льняные шторы. Огромные фикусы в кадках, полки, ломящиеся от книг. Деревянная мебель, и не поймешь, что это перед тобой, раритет или современная стилизация. Да и какая разница, сколько лет этому огромному креслу, если при виде него, хочется сесть поуютней, укрыться пледом и читать, разговаривать, пить сухое красное.

Улыбаюсь, оглядывая все вокруг.

Это не интерьер, а портрет. Портрет Давида. Очень старомодный, но такой уютный, будто и он сам, и его жилище сошли с картин Яблонской. Здесь так же светло, просто, но очень по-настоящему.

А как здесь пахнет! Не модным парфюмом, а жизнью, самой обычной, такой, какая она есть. Пахнет газетами, которые кто-то до сих пор читает по утрам, свежемолотым кофе, специями, табаком, апельсинами, обувным кремом.

Смешно, у меня дома в каждой комнате стояло по флакону дифуззора, которые я купила за большие деньги в интерьерном магазине, и пахло у нас соответствующе, по-магазинному.

А тут ничего такого и близко нет, но пахнет… как надо. Как дома…

- Анис, располагайся пока, а я стол накрою, - кричит Давид из кухни.

Я осторожно заглядываю в гостиную, обхожу его спальню стороной, боясь нарушить личное пространство и иду в кабинет.

Высокие книжные шкафы под потолок, запах кожи и старой бумаги. Массивный письменный стол, заваленный рукописями. Настольная лампа под зеленым абажуром, стоит ее включить, отбрасывает теплый круг света на глобус.

Удивительное чувство покоя охватывает меня здесь. Если мне, гостье, здесь так легко, представляю, каким свободным чувствует себя тут сам Давид.