Читать книгу 📗 "Дьявол во плоти - Радиге Реймон"
Они никогда не были с Кокто на «ты». Причины? Разные. Но несомненно одно: несмотря на разницу в возрасте оба всегда относились друг к другу на равных, с обоюдным уважением.
Союз оказался плодотворным для обоих. Кокто вообще много работал, когда был влюблен. В 1922 году, в пору своих лучших взаимоотношений с Радиге, он написал два романа: «Самозванец Тома» и «Великое отступление», свой вариант пьесы «Антигона», поэтический сборник «Церковные песнопения», в котором есть лучшие, по мнению Жака Бреннера, поэтические строфы, когда-либо написанные на французском языке.
Но не все было так гладко. Чудо-мальчик торопился жить, словно предчувствуя, что ему отпущено слишком мало. У него тогда была связь с одной англичанкой, Беатрис Хастингс, любовницей Модильяни. Однако хуже всего Кокто воспринял его бегство со скульптором Бранкузи. За несколько дней до торжественного открытия артистического кафе «Бык на крыше» на улице Буасси-д’Англа после ужина с Кокто, Пикассо и несколькими другими особами Бранкузи с Радиге внезапно решили поехать на юг и немедленно сели в поезд, прямо в смокингах и без малейшего багажа. Там Радиге купил кое-какую одежду в магазине для моряков, и они отплыли на Корсику, где оставались две добрых недели. Так «Бык на крыше» и был открыт открыт без них 10 января 1922 года. Во время отсутствия Радиге Кокто проявлял большую нервозность, особенно по отношению к Эзре Паунду.
Кокто: «Если опять кажется, что Радиге дурно поступает, то это потому, что он неловок и у него такой возраст, притом, что он не имеет его».
Своей страдающей жене Кокто писал 30 марта 1921: «Радиге хотел уйти. Это я умолил его остаться. Я восхищаюсь им, уважаю…» Из другого письма: «Она не видит, что этот ребенок — ангел-хранитель моих трудов». Из дипломатичного письма отцу Радиге: «Возможно, моя дружба к вашему сыну и мое глубокое восхищение его дарованиями… выглядят чересчур пылкими, а их границы издалека кажутся размытыми. Но в первую очередь для меня важно его литературное будущее, потому что он в своем роде чудо». Это подтверждает и Франсис Стегмюллер: «…для Кокто Радиге представлял чудесный случай: слушая, как скороспелый молодой человек излагает свои мнения, он и в себе самом обнаруживал неожиданные способности».
В «Трудности бытия» Кокто признавался: «Он изобрел эту удивительно новую позицию, которая состояла в том, чтобы не выглядеть оригинальным, и нас научил… Он советовал нам писать как все». Это подтверждается и словами самого Радиге в статье для «Петуха», напечатанной в ноябре 1920 г.: «Г-н Альбала поучает: прежде всего будьте оригинальны… — Его урок ведет либо к Эдмону Ростану, либо к поддадаизму. Это постоянное усилие ради оригинальности, ради ужимки, составляющие слабость так называемых модернистских стихов, обнаруживается в каждом полустишии автора „Шантеклера“. Постарайтесь быть банальным, порекомендовали бы мы большому поэту. Поиск банальности предохранит от нелепиц, которые все презирают».
Однако, когда Масси заметил в «Ревю юниверсель» в августе 1925 г. по поводу «Дьявола во плоти», что автор «сразу достиг той банальности, секретом которой обладают лишь самые великие», Кокто, желая поблагодарить Масси, ответил ему: «Ваша финальная фраза напоминает мне, как я сам твердил каждодневно: Реймон, будьте банальны, Реймон, пишите как все…» Кто же кого учил? Стоит заметить, что сам Кокто, всегда отличавшийся некоторым позерством, так и не смог обрести эту свежесть в банальности, составляющей очарование «Дьявола во плоти». «Его машина была нова, — объяснит он позже, — а моя засорялась и скрипела».
Отнюдь не отрицая влияния Кокто на молодого автора, приходится все же допустить, что в первую очередь оно касалось дисциплины, отношения к писательскому труду: «Реймон Радиге разрывался между уверенностью, что напишет что-то чудесное, и капризами ленивого школяра… Приходилось запирать его, чтобы работал. Он сбегал через окно. Потом вновь становился прилежным, как китаец, склонялся над своими ученическими тетрадками, почти касаясь их лицом, и производил впечатление вполне серьезного, добросовестного писателя…»
«Мне повезло видеть, как Радиге писал свою книгу во время каникул в 1921 году, между семнадцатью и восемнадцатью годами — словно нудное домашнее задание… Я это отмечаю потому, что этот вундеркинд удивляет полным отсутствием противоестественности. Случай Рембо в некоторой степени объясняется детскими кошмарами и фантазиями. Задаешься вопросом, куда этот звездный фокусник прячет свои руки. Радиге же работает, засучив рукава, средь бела дня. Рембо превосходно соответствует драматической идее, молниеносной и короткой, которая сложилась у людей о гении. Радиге повезло родиться после эпохи, когда слишком много пресной ясности требовало молнии. Стало быть, он может, удивлять своей плоскостью… Видите ли вы эту прекрасную прямую линию, которая усыпляет кур и пробуждает меня?.. Не думайте, что нас, выражающих себя таким образом, много. Штамп скандала еще мешает принять, что в наше время анархия предстает в виде голубки».
«Чудо трезвости ума» — назвал Макс Жакоб «Дьявола во плоти» в одном из писем к Радиге.
Поль Валери писал ему: «Благодарю за то, что прислали вашу книгу, которая не могла не понравиться мне своей чистотой, своей прямой и решительной поступью, и этим лаконичным и словно замкнутым рисунком, придающим необходимую правдивость малейшим вашим персонажам». Он также хвалил «независимость по отношению к тому, что было в моде» в тот момент, когда автор писал книгу.
Действительно, достоинство Радиге в том, что он произвел свой анализ в возрасте, когда его еще можно было сделать, и не поддался прочим амбициям, сбивающим с этого пути. Его не интересуют ни метафизика, ни политика; при всей своей наблюдательности и ироничности он не пытается описывать и социологические механизмы. Его любопытство сосредоточено на главном: на чисто психологическом наблюдении замкнутого мира любовной страсти. Даже две интерлюдии, напоминающие Мопассана, не отвлекают его от этого. Традиция, пришедшая от Бальзака и Золя, столь тяжко сказавшаяся в творчестве Мартен дю Гара, Ромена, Дюамеля, здесь полностью отринута. Единственно подлинный реализм здесь — психологического порядка.
Среди заметок к «Балу графа д’Оржеля», Радиге помечает: «Роман, где романична сама психология. Единственное усилие воображения приложено не к внешним событиям, но к анализу чувств». Это вполне применимо и к «Дьяволу во плоти».
Когда Радиге умер от тифа рано утром 12 декабря 1923 года в клинике на улице Пиксини, он был обручен с Броней Перльмуттер, жившей с ним некоторое время в отеле Фуайо, и которая позже вышла за Рене Клера. Касаясь этого проекта женитьбы, Радиге объяснил Жоржу Орику, что любил Броню довольно прохладно, но ни за что на свете не хотел, чтобы в сорок лет весь Париж величал его «госпожой Кокто».
Ни мать, ни отец, ни Броня, ни Кокто не присутствовали при его кончине. Очевидно, никто просто не ожидал, что развязка произойдет так быстро. Заболев с горя, Кокто даже не был на похоронах. Неподалеку от гроба, драпированного белым ввиду молодости покойного, в толпе можно было узнать Пикассо и Бранкузи.
Неизбежный вопрос: как велика доля автобиографии в романе? Совершенно нелепо утверждать вслед за самим Радиге, что там все вымышлено («чтобы придать рельеф роману», объяснял он, и «чтобы изобразить психологию мальчишки») — фанфаронство было частью его характера.
Между Алисой (Марта из «Дьявола во плоти») и знакомством с Кокто Радиге был близко связан с другой женщиной, опять немного старше его, с которой, по слухам, обходился довольно сурово.
Что касается Алисы, то сам Кокто признавал, что видел ее в «Быке на крыше», когда Радиге назначил ей встречу, чтобы вернуть пятьдесят франков, которые она ему когда-то одолжила. Так что ее смерть романист выдумал. Эта женщина, указывает Боргаль, умерла лишь в ноябре 1952 года. Тот же Боргаль уточняет, что Радиге начал встречаться с ней в четырнадцать лет, и их связь шокировала весь Сен-Мор. Заметки, которые он использовал потом для своей книги, восходят как раз к 1919 году. Эпизод с безумной служанкой на крыше тоже не выдуман, ее хозяином действительно был муниципальный советник по фамилии Марешо.
