Читать книгу 📗 "Развод. Ты всё испортил! (СИ) - Зарян Аника"
- Нет, Нор... – качаю головой.
- Ты моя сестра, Ксюша!
- А правильно, что твой отец подмял всех под себя? Прикрывал твоего брата, зная, что тот вел себя, как ничтожество! Твоя мама боится рта открыть против... Разве, так должно происходить в семье?
- Мы с мамой защитить тебя пытались!
- Хм, – зажимаю изо всех сил глаза. – И как? Получилось?.. Бог с ним...
Нора в беспомощном отчаянии сжимает кулаки. Не получилось. Только хуже стало. Но что она могла сделать?
- Нора, тебя же так подавили, что ты стала тенью, а не человеком!
- Почему ты это говоришь?
- Почему ты не работаешь, Нор? – знаю, что бью по больному, но иначе нельзя. – Я же помню, как ты мечтала после университета...
- Папа сказал... – прерывает меня она, но и сама не заканчивает фразу. Я знаю, что она имеет в виду.
- Папа сказал... – глубоко вдыхаю, повторив за ней. – Я не хочу стать такой же...
- Ты не станешь.
- Стану, Нор. Чуть не стала...
Чуть не стала...
Об этом я продолжаю думать даже после того, как ухожу ни с чем, оставив золовку на пороге их дома.
Даже когда завариваю себе горячий крепкий кофе, чтобы согреться и немного прийти в себя. Получается плохо – только тахикардию себе зарабатываю, запустив дозой кофеина и без того работающее на износ сердце.
Даже когда говорю с сестрой, которая писала и звонила мне со вчерашнего вечера. Конечно же, мама ей уже всё рассказала, и Лена изо всех сил пыталась донести до меня тупиковость моего решения.
Наверное, мне надо радоваться, что об измене мужа я узнала сейчас, а не через еще парочку десятилетий, когда моя воля была бы совершенно подавлена, маскируясь под женскую мудрость?
Из немого, нервного оцепенения меня вырывает дверной звонок. Короткий, неуверенный. На миг в груди зажигается надежда: это они, дети вернулись.
Или их привел Карен?
Но надежда быстро гаснет, уступая место логике – дети давно спят, о чем мне пришло сообщение на телефон от Норы. А у Карена есть свой ключ.
Со вторым звонком отрываюсь от невидимого постамента и открываю.
На пороге стоят Ира с Олей. За ними, заглядывая из-за спины, широко улыбаются Катя и Света. Вытянули руки в стороны, открывая взору пакеты, из которых торчат горлышки винных бутылок.
- Нас не ждали, а мы пришли! – нестройным хором выдают они.
- Ксюш, мы извиниться хотим, – робко переминается с ноги на ногу Оля. – Ты же обиделась на нас? Поэтому ушла из бара? Столько лет не виделись, а доставали тебя дурацкими вопросами.
Боже, о чем они думают?..
Это было всего лишь позавчера, а кажется, что прошла целая вечность...
Не знаю, что ответить. Эйфория первых встреч после долгого перерыва спала. Я понимаю, что передо мной стоят женщины, которые не имеют ни малейшего понятия, как изменилась я за десять лет, и что происходит в моей жизни... А рассказать не могу решиться. Зачем грузить людей своими проблемами?
А может, они тоже носят маски? Может, и с ними мне не стоит быть искренней?
Господи, неужели я никогда больше не смогут верить людям?..
- Оль, она с похмелья, что ли? – шепчет Ира, когда все нормы этикета бьют тревогу, я продолжаю молчать, а девочки все еще толпятся в проеме.
Голос её звучит приглушенно. Странно, что я вообще это расслышала.
- Говорила же, надо было заранее написать. – Это уже произносит Света. – Мыы-ы, это... Пойдем, наверное, да?
Она кивает самой себе – по одному кивочку на каждый слог. А я смотрю на пакет у нее в руке, с бутылками. Одна, две, три... Интересно, если всё это выпить, станет чуть меньше болеть?
- Ксюш, ты что такая бледная, как будто умер кто-то? – Не так резво, но всё еще с улыбкой, шутит Катя, пытаясь спасти ситуацию, но, сама не понимая, попадает в цель. Поднимаю на нее глаза, и она отшатывается. – Боже, милая? Что случилось?!
Нет, я не позволю Карену забрать у меня еще и веру в людей! Отступаю за дверь, пропуская вперед моих нежданных гостей.
- Засранец, – резюмирует Оля через полчаса, когда я, устроившись на диване, заканчиваю рассказывать всё, что со мной происходило последние два месяца. Она сидит передо мной на ковре, подобрав под себя ноги, и нервно постукивает ногтем по ножке пустого винного бокала. – А я его еще нахваливала... Ксюш, ты не обижайся на мои слова, но на фоне твоего Карена мой Лерка – примитив.
Не ожидала, что исповедь так на меня подействует. Будто сбросила ношу, тяжесть которой больше не в состоянии была удерживать на плечах.
Никто не пьёт. Бутылки так и стоят на низком столике не раскупоренные рядом с пустыми хрустальными фужерами, на гранях которых отражаются блики от золотой массивной вышивки скатерти.
Которую любимая свекровь подарила нам на новоселье.
В тот день она тоже была постелена.
Странно, что она еще тут.
Странно, что я до сих пор не избавилась от нее.
Молча встаю, по одной убираю бутылки на пол, сгребаю бокалы и, обхватив их пальцами одной руки за граненые ножки, поднимаю. Стягиваю узорную ткань на пол, как ненужную тряпку. Возвращаю бокалы на голую столешницу из дорогого дубового массива. Скомкав, уношу скатерть к мусорному ведру – там ей место. Трамбую. От такого обращения нити вышивки расходятся. Одна из них цепляется за моё обручальное кольцо.
Странно, что оно еще на мне.
Странно, что я до сих пор от него не избавилась...
Тонкий золотой обод тоже летит в ведро, мелькнув на прощание бриллиантом. Самым маленьким из тех, что дарил мне муж. Но до этого момента – самым дорогим сердцу.
Прислушиваюсь к себе.
Никакого сожаления. Наоборот, чувствую облегчение.
Захлопываю дверцу.
Возвращаюсь к подругам. Сажусь на то же место.
- Карен не мой, – отвечаю наконец на повисшую в воздухе реплику. Мысль эта дается тоже, на удивление, легко.
- Понятное дело. – соглашается Оля. – Тебе засранцы не нужны.
- Мне никто не нужен, Оль. Я хочу детей вернуть домой.
Света, которая промолчала всё время, пока я рассказывала, продолжает потрясенно молчать, придвигается ближе и берет в руки мою ладонь.
- Милая, им нужно время, чтобы... – пропевает, будто терапию ведет, Катя.
Голос мягкий-мягкий, обволакивающий, а мне внезапно остро хочется схватить её за худые плечи и встряхнуть. Какое нахрен время?! Мои дети должны быть со мной, пока их папа окончательно не настроил их против меня! Не верится, что всерьез так думаю, ведь я была уверена, что он их любит так же сильно, как я. Что он не станет играть их психикой в угоду собственному эгоизму. Что никогда не будет ими клясться, если не уверен, что сдержит эту клятву.
- Кать, помолчи, а? Ты её состояние видишь? – Ира щурится и с упреком поджимает губы, а потом спрашивает у меня: – Давай, мы с тобой завтра поедем за ними? Где будут они? В школе? Заберешь с уроков. Они тебе ничего не сделают. Ты мать, имеешь право.
- А если они не захотят? – озвучиваю то, чего боюсь больше всего.
Что, если Гера и Вика больше не захотят ко мне вернуться?
- Вот если не захотят, тогда и подумаем. А пока, ноги в руки и марш!
Марш получается похоронный. Никто не двигается с места, даже Ира.
- А вообще, выходит, хрень полнейшая – эта ваша статистика. «Из четверых один...» – передразнивает она давние слова Кати.
- Фивти-фивти, девки, пожимает плечами Оля. – Тут уже как повезет...
- Кому-то повезет, – прерывает молчание Света, - а кто-то будет, как наша Ксюша, молча страдать, даже с подругами не поделится...
Она бледна, в глазах страх и какая-то обреченность. Бедная моя... Наверное, неутешительная статистика напугала и её, несмотря на то, что она уверена в верности своего Антона.
- Долгое отсутствие контакта привело к разрыву эмоциональной привязанности, поэтому она и не могла нам раскрыться. Это классич...
- Кать?.. – прерывает её Ира.
- А?
- У твоей мамы сколько таких умных детей?.. – спрашивает она, сосредоточенно сведя брови, поэтому Катя прислушивается внимательно – не сразу выявляет сарказм.
