Читать книгу 📗 "Лучшие враги навсегда (ЛП) - Хейл Оливия"

Шэрон проходит мимо и исчезает наверху, сжимая в руках блокнот. Бабушка Эдит кивает на свободный стул.

— Присаживайся.

— Приятно познакомиться, — говорю я бабушке Габриэля, усаживаясь рядом.

Она кивает, словно это само собой разумеется.

— Итак, значит, ты та самая девушка, которая сумела ввести в замешательство всю семью.

Мои брови удивленно приподнимаются.

— Полагаю, да. Люди… обсуждают это?

— Обсуждают? — переспрашивает она, снова усмехнувшись. Смех ее краткий, поверхностный. — Девочка, с тех пор, как вышла статья в газете, они больше ни о чем другом и не говорили. Видишь ли, кое-кто даже хочет отлучить моего внука от церкви.

Рукой я крепче сжимаю подлокотник кресла.

— Ох. Надеюсь, до этого не дойдет.

— Конечно, нет, — отвечает бабушка Эдит. — У него слишком большой потенциал.

Я киваю. Это правда. Даже мне это уже слишком очевидно.

— Здесь мы не разыгрываем вежливости. По крайней мере, я — точно нет. Если прожить столько, сколько прожила я, и пройти через такое же дерьмо, как мне довелось, это дает право не быть приятной.

— Да, думаю, вы правы, — осторожно отвечаю я.

Ее взгляд проникает в меня насквозь — проницательный и тяжелый.

— Тогда, полагаю, ты уже знаешь, с чем приходится сталкиваться Габриэлю в этой семье.

— Вы имеете в виду двоюродного брата?

— Да, в том числе. И теперь его путь связан с твоим.

Во рту пересыхает.

— Да. Верно.

— Расскажи о себе, — приказывает она. — С самого начала.

На столе перед нами стоит стакан лимонада, холодного и до зябкости освежающего. Он принадлежит ей, но в этот момент я никогда еще не жаждала чего-либо сильнее.

— Хорошо. Я родилась в Нью-Йорке двадцать девять лет назад…

Она слушает, пока я рассказываю свою историю. Сухо, лаконично, лишь иногда останавливаясь на действительно важном. Только однажды она перебивает меня.

— Ты ведь ходила в школу с моим внуком, так?

Я киваю.

— Он был на два класса старше в «Сент-Реджисе». Студенты редко пересекались вне школьных коридоров. Как вы, наверное, знаете, после выпуска он два года работал, прежде чем поступить на юридический факультет. В итоге мы одновременно оказались в Гарвардской школе права.

Мы больше не одни на крыльце. В какой-то момент рассказа другие родственники начинают появляться, усаживаются чуть поодаль, кто-то приносит огромный поднос с арбузом. Все стараются казаться непринужденными, но я почти уверена — каждый подслушивает разговор с Эдит.

— Скажи, девочка, — произносит она. — Что ты видишь в нем сейчас такого, чего не видела тогда?

Ой.

Вот он — настоящий вопрос, спрятанный под поверхностью. Почему ты на самом деле вышла за него замуж? Ключ любой лжи — это зерно правды в ее центре.

Казалось, все затаили дыхание: другие тети и дяди Габриэля, двоюродные братья, свекровь, плюс-единицы.

— Его было невозможно не заметить, — говорю я. — Он всегда выделялся: хвастался перед друзьями во дворе, собирал награды за лакросс. Казалось, никогда не учился, никогда не готовился к контрольным, и все равно — каким-то чудом — неизменно оказывался на высоте. Это сводило с ума, — я встречаю взгляд бабушки Эдит. — Я из тех, кто начинает готовиться за несколько недель до экзамена. Месяцев, если позволяет время.

— Я хорошо знаю этот тип, — отзывается она.

В ее взгляде вспыхивает тот самый огонек, который заставляет заподозрить: она говорит не только о нем, но и о себе.

— На юридическом факультете он был точно таким же. Только там я уже могла наблюдать поближе. Габриэль умел очаровывать и преподавателей, и студентов, и даже когда всем, кто знал его чуть менее поверхностно, становилось очевидно, что в люди он не выбьется, но умудрялся вытащить нужные ответы, словно кролика из шляпы. Это раздражало невыносимо. И тогда его фамилия, принадлежность к семье Томпсонов казалась пустым звуком — я была Коннован, и только это имело значение.

— Но я уже тогда знала… что он мне нравится. Всегда знала, где находится в классе. Злило, когда он выводил меня из себя, но куда сильнее ненавидела, когда он меня попросту игнорировал.

Я делаю глубокий вдох. Пока что все, что я сказала, — правда. Я знала это. И это всегда было чертовски болезненно.

И до сих пор не уверена, что когда-нибудь прекращалось.

— Годы шли, но каждое новое столкновение с Габриэлем вызывало все те же старые эмоции. Только с каждым разом они ощущались иначе. То, чему я когда-то завидовала, со временем стало вызывать восхищение. Пожалуй, оно было там всегда, просто я не хотела себе в этом признаваться. Конечно, он красив, но к этому добавляется ум, талант, чувство юмора и амбиции. Он невероятный, — я смотрю на бабушку Эдит, и в уголках губ расползается кривая улыбка. — Даже когда невыносимо раздражает.

— О, мужчины часто так делают. Но самое странное в них то, что это никогда не мешает любить их.

Я думаю о своем отце, который стал почти синонимом слова «расстояние». О старшем брате, который всегда держал меня на почтительном отдалении. И о Габриэле, который, похоже, знает меня лучше, чем я сама себя знаю… включая то, на какие кнопки нужно нажимать.

— Наверное, именно за это мы их и любим, — говорю я. — Они никогда не облегчают задачу, а мы, кажется, любим сложности.

Ее глаза вспыхивают.

— Если мужчина не бросает тебе вызов, девочка, значит, это не твой человек.

С улицы доносится чей-то крик. По лужайке перед домом мелькают силуэты, вырисовываются линии. Я замечаю фигуру, очень похожую на Джейкоба — двоюродного брата Габриэля, в бейсболке и рубашке-поло.

— Игра начинается, — произносит бабушка Эдит.

Она выпрямляется на стуле, взгляд устремлен на перила крыльца, и в нем живет неподдельный интерес.

— Какая игра? — спрашиваю я.

Но отвечает не она.

— Турнир по соккеру, — говорит голос позади.

Я оборачиваюсь и вижу Габриэля, прислонившегося к одной из колонн крыльца. Уголки его губ изогнуты в той самой, едва заметной, но красноречивой улыбке, и я мгновенно понимаю: он слышал каждое слово.

— Ох, — только и выдыхаю я. — Ты играешь?

— Да.

Именно этим она и занималась, бабушка Эдит, когда водила пером по страницам блокнота. Перебирала команды.

Я перевожу взгляд на женщину рядом. Шаль, накинутая на плечи, мягкое, располагающее выражение лица — она вполне могла бы быть чьей-то доброй старенькой бабушкой. Но почему-то я не верю, что все так просто.

— Пожелай мне удачи, — говорит Габриэль.

Он делает шаг назад, спускаясь по ступеням на лужайку, а едва заметная улыбка превращается в открытую, широкую ухмылку. Действительно слышал.

— Удачи, — произношу я, а затем, чуть тише: — Будь осторожен.

Габриэль закатывает глаза, но жест скорее ласковый, чем насмешливый.

И снова я задаюсь вопросом: играем ли мы супружескую пару или все-таки ею являемся?

— Габриэль и его двоюродный брат в разных командах? — спрашиваю я у бабушки Эдит.

Она не отводит взгляда от собирающейся группы.

— Конечно.

Разумеется. Конечно.

Я беру стакан лимонада и устраиваюсь поудобнее, наблюдая за тем, как на лужайке разворачивается подготовка к, судя по всему, весьма серьезной игре. Белые линии выводят на траве аэрозольной краской. Я насчитала не меньше десяти человек в разной спортивной экипировке — все слоняются поблизости, готовые рвануть по свистку. Большинство — мужчины, но среди них мелькают и три-четыре женщины.

Габриэль стоит с группой двоюродных братьев, все примерно одного возраста, и оживленно с кем-то болтает.

Я наклоняюсь ближе к бабушке Эдит.

— Это происходит на каждой семейной встрече?

— О, да, — отвечает она с легкой усмешкой. — Вручаются даже медали.

Не могу понять, шутит она или нет.

Солнце ярко льет свет на обе команды, выстроившиеся по разные стороны свежеостриженной лужайки. В просветах между деревьями все так же сверкает озеро — немой свидетель семейной игры Томпсонов.