Читать книгу 📗 "Развод. Мусор вынес себя сам (СИ) - Шевцова Каролина"
Еда пахнет изумительно, но, к сожалению, я не чувствую ее вкус. Все вокруг стало пресным, как мел. Давид что-то говорит. Он рассказывает о планах, об издательстве, в которое готов вложить большие деньги. Сначала в нем будут выходить только книги Ники, чтобы раскрутить бренд. Потом из одного автора вырастет целое женское пространство, клуб, сообщество. Идея блестящая. Она отзывается во мне горячим, живым откликом. Это то, о чем я сама мечтала, но боялась даже подумать вслух. Но я не могу ничего сказать. Горло сжато. Я пытаюсь ответить, и мой голос звучит не томным, обещающим баритоном Ники, а чужим, хриплым карканьем. - Ника, вы почти ничего не съели, - замечает Давид. В его глазах неподдельное беспокойство. -Я не хочу есть, - шепчу, не разжимая губ. -А чего вы тогда хотите?
- Танцевать. Говорю быстрее, чем успеваю подумать, что именно сказала. Ну да, точно, Боря как-то сказал в шутку, что сделка случится после того как Давид станцует вальс. Иными словами - никогда.
Беридзе не танцует.
Никогда не видела и не слышала, чтобы он танцевал.
И я, сама не зная зачем, бросаю Давиду вызов. Как последний аргумент в войне, которую сама ему объявила. Не Богиня. Определенно не богиня. А простая земная идиотка.
Я смотрю на него в упор, жду, как он будет выкручиваться из глупой ситуации.
Давид задумчиво кивает, будто я попросила передать солонку или что-то еще более незначительное.
- Когда такая женщина просит, мужчина должен сделать все, что она скажет, – произносит он с легким кавказским акцентом. Отходит к колонке, несколько секунд что-то ищет на телефоне. И из динамиков льются первые, аккорды... вальса-бостона. Старомодно. Невыносимо красиво. Так в духе Давида. Я подаю ему руку. Она предательски дрожит. Давид подносит пальцы к губам и целует воздух возле них, это настолько церемонно, что в другой ситуации я бы даже улыбнулась. Сейчас не могу, лицо застыло в маске. Такие отливали из глины после смерти.
Дава едва касается моей кожи, держит дистанцию, но с каждым аккордом, с каждым поворотом эта дистанция тает. Он становится ближе. Я чувствую тепло его тела, вдыхаю его запах – терпкий, пряный, с нотками пряностей, табака и чего-то неуловимого, что есть только у него. От этого ком подкатывает к горлу.
От музыки.
От того, как его рука уверенно и нежно ложится мне на талию, притягивая к себе. Мы больше не танцуем. Мы просто раскачиваемся в такт, и между нами не остается ни сантиметра пространства. Я поднимаю на него глаза, полные слез, уже готовая сорваться, и все рассказать… Но он наклоняется и целует меня.
Этот поцелуй совсем не такой, как в моих книгах. Я пишу про томные взгляды, страсть, идеальные движения. А это... это тяжело. Горько. Как падение.
Его губы мягкие, но настойчивые, они не спрашивают разрешения, а просто констатируют факт обрушившегося на нас двоих безумия. И я отвечаю. Перестаю думать, перестаю притворяться. Мои руки сами поднимаются, чтобы обхватить его шею, пальцы впиваются в волосы на его затылке. Я отвечаю с таким жаром, с каким не писала ни одну сцену, потому что не знала, что это ТАК. Так мучительно и сладко, как агония.
Он отпускает меня только тогда, когда нам обоим не хватает воздуха. В тёмных лучистых глазах пылает неизвестный огонь.
Таким я Давида никогда не видела. Но что еще страшнее, себя я такой тоже вижу впервые! У меня сердце колотится где-то в горле, ноги стали ватными. Что ж, хоть на старости лет узнала, как выглядит та самая, настоящая страсть, о которой я столько читала, а потом стала писать сама. И после того, что было, вряд ли смогу написать снова. Пускай у нас случилась короткая демо-версия, просто поцелуй, я понимаю, что больше не смогу.
Ни писать.
Ни тем более работать дальше на Давида и делать вид, что ничего не было. Я отступаю на шаг, улыбаюсь, хотя хочется сдохнуть.
- Спасибо за ужин, - мой голос звучит отстранённо и плоско, будто из динамика колонки, которая продолжает петь. - Но мне пора. Ответ по издательству отправлю чуть позже… Провожать не надо. Разворачиваюсь к выходу, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Ещё секунда - и я брошусь бежать. - Подожди. Его рука мягко ловит мою, тянет обратно. Я замираю, не в силах повернуться. - Я не понимаю, - говорит тихо, но очень близко. – Я сделал что-то не так... Аниса?
Глава 28
Тишина. Сердце стучит где-то в висках. В голове каша. Эйфория, обида, ревность – все смешалось до в какой то абсурдный коктейль.
И сквозь эту неразбериху пробивается холодное осознание. Он назвал меня Анисой. Не Никой. Анисой.
- Но как? - вырывается у меня. Я смотрю и все еще не верю. Он знал. Все это время знал. И молчал.
Давид смотрит на меня с легкой улыбкой.
- Все очень просто, - говорит он спокойно. - Я обратился к этимологии твоей фамилии. Зельбер с немецкого переводится как сам/сама. Самойлова – тот же корень. Слишком уж очевидно, не находишь?
- Эмм, нет, - медленно качаю головой. Из всех объяснений это оказалось самым запутанным. Тем более, что псевдоним я придумала по звучанию, и вообще не знала, как что переводится. - И ты все понял только по фамилии?
- Разумеется, нет. - Смеется Давид. - хотел тебя немного подразнить. На самом деле все было еще более очевидно. Рост, фигура, манера двигаться. Все это слишком твое. Голос, даже измененный, узнавался где-то на подсознательном уровне. Я понял, что с Никой что-то не так, почти сразу.
Он делает паузу, становится серьезнее.
- Твои комментарии о ней были слишком личными. А ее текст... Слишком сложным для той роли, которую она играла. Но спросить напрямую я не решался. Если человек скрывает что-то, у него есть на то причины.
- И они были. Я не хотела чтобы знал ты, я хотела, чтобы никто не знал, в принципе.
- Пусть так. А когда в ресторане подошел Боря, - продолжил Давид, и от меня не укрылась его грустная улыбка. - ты вела себя на сто процентов как Аниса. Не было в тебе ни капли Ники. Ты смотрела, говорила, улыбалась и даже вилку держала как Аниса! До сих пор не понимаю, как он не заметил.
- Не только Боря,- в голосе невольно звучит обида. - Вообще никто. Кроме тебя.
И Лизы, мысленно добавляю я.
- Знаешь, как говорят, — он мягко берет мою руку, - нельзя разбудить того, кто просто делает вид, что спит. Нельзя ждать, что тебя узнают люди, которые никогда по-настоящему не интересовались тобой.
Его пальцы осторожно смыкаются вокруг моих запястий.
- И обижаться на них бессмысленно. Они уже наказаны. Тем, что упустили такую чуткую, умную, понимающую женщину. Просто не узнали, что за бриллиант все это время сиял рядом с ними.
- Спасибо, Давид, - шепчу я.
Нежность накатывает волной. Странное чувство, от которого хочется петь. Я встаю на цыпочки и касаюсь губами его губ — легко, почти невинно. Но даже этого легкого прикосновения хватает, чтобы выражение на лице Давида изменилось. Взгляд становится глубже, темнее. И руки ложатся на талию иначе. В них чувствуется собственническое касание мужчины, который уже все для себя понял.
- Могу я попросить тебя об одном? - хриплый голос пробирает до мурашек.
- Конечно. - облизываю пересохшие губы. - Что угодно.
- Это глупо, но… можешь убрать этот макияж? — он проводит большим пальцем по моей скуле. - Ника, конечно, эффектная женщина. Но я хочу тебя. Анису.
Я чувствую, как кровь приливает к лицу, наверное, даже сквозь тонну консиллера заметно, как покраснели мои щеки. Он хочет меня. Не Нику. А я... я чувствую, что хочу того же. Сильно. Очень.
- Дав, - слова даются мне с трудом. Это до обидного глупо и он вряд ли поймёт, а может даже обидится, ведь сейчас я по сути отвергну мужчину, который не будет просить дважды. - Не получится. Я потратила на макияж пару часов, и это все профессиональная косметика для съемок. Простой водой не смыть, нужны специальные средства. А у тебя их, подозреваю, нет.
Он качает головой. - Точно нет. Я же не шутил, когда говорил, что ты первая, кого я позвал в квартиру. Обстановка здесь... строгая, на грани спартанской. Давид внимательно оглядывает меня, и по его лицу пробегает тень сомнения. Видно, как он колеблется, не зная, как лучше поступить. Но через мгновение Дава решительно качает головой.
