Читать книгу 📗 "Развод. Мне теперь можно всё (СИ) - Ясенева Софа"

Кулаки сжимаются сами собой. Очень хочется врезать. Настолько, что мышцы сводит. Но я понимаю: именно этого он и ждёт. Ему только дай повод. А мне нельзя. Никаких вспышек. С таким, как он, нужно действовать по уму, по закону.

Я достаю телефон. Звоню юристу Муромцева, контакт которого у меня теперь есть.

— Доброго. Толмацкий беспокоит. Есть минутка?

— Да, — отвечает незнакомый голос. — Ярослав Викторович предупреждал, что вы можете со мной связаться.

— Отлично. Тогда слушайте внимательно, — говорю, отходя чуть в сторону, чтобы не слышать рёв экскаватора. — Тут, похоже, нарисовалась фальшивая сделка с землёй. Нужен срочный анализ документов и выход на администрацию. Пока эти шакалы не успели воткнуть фундамент.

— Понял, Дмитрий Александрович. Скиньте фото бумаг и геолокацию.

— Уже делаю. И поторопитесь.

Кладу трубку, поднимаю голову. Додонов наблюдает за мной издалека, усмехаясь, будто всё идёт по его плану.

Но пусть радуется. В этот раз я не намерен играть в благородство.

Глава 45 Дмитрий

Я специально не отхожу никуда и пристально наблюдаю за всем, что происходит. Не хочу, чтобы тут наворотили дел, пока я отвернусь. Спустя полчаса появляется Петровский, тот самый юрист.

— Дмитрий Александрович, я изучил бумаги поверхностно, пока ехал сюда. Уже на первый взгляд там есть несостыковки, — говорит Петровский, поправляя очки и слегка запыхавшись, будто бежал от парковки.

Я киваю в сторону Додонова, который всё ещё стоит, заложив руки за спину, и делает вид, что любуется работой экскаватора.

— Какие именно?

— Во-первых, в договоре указано, что передача земли состоялась по решению попечительского совета. Но в университете нет ни одной записи о таком заседании. Я проверил по базе — последняя встреча была три месяца назад и касалась закупки оборудования.

— Что ещё?

— Дата на документе не совпадает с датой регистрации в Росреестре. Обычно это делается в течение трёх дней, а здесь разница почти месяц. Это признак того, что пакет документов могли подменить уже после подачи.

Я чувствую, как внутри начинает подниматься знакомая волна злости. Вроде бы стою спокойно, но пальцы сами сжимаются в кулак.

— То есть он каким-то образом провернул регистрацию без моего участия?

— Судя по всему, да. Я подозреваю, что у него есть человек внутри кадастровой палаты. И ещё одно — подпись. Она очень похожа на вашу, но, — он открывает папку и показывает копию, — видите вот это место, где линия чуть дрожит? Обычно так бывает, когда подпись переносят с другого документа или обводят по кальке.

Я беру лист в руки, внимательно вглядываюсь.

— Понятно. Что теперь?

— Мы запросим оригиналы в Росреестре и проведём экспертизу. Если подтвердится подлог, заявление в прокуратуру подаём немедленно. Но я бы посоветовал уже сейчас направить уведомление в администрацию города, чтобы приостановили все строительные работы до выяснения обстоятельств.

Я бросаю взгляд на экскаватор, тот как раз опускает ковш в землю.

— Сделаем.

— И ещё, Дмитрий Александрович, — добавляет Петровский тише, — по моим ощущениям, он действовал не один. Такая схема слишком чистая для самодеятельности. Там кто-то из ваших бывших коллег или из управления имуществом руку приложил.

Вот теперь становится совсем холодно. Кажется, даже ветер стих.

— Разберёмся, — отвечаю спокойно, хотя внутри всё клокочет. — Разберёмся со всеми.

Петровский сразу достаёт планшет и начинает что-то быстро набирать, время от времени сверяясь с бумагами.

— Сейчас оформлю уведомление в администрацию, чтобы наложили временный запрет на проведение любых работ до окончания проверки. Если успеем отправить в течение часа, остановят всё уже завтра.

Я молча киваю. От злости пересохло в горле, и каждое слово даётся с усилием.

— Додонов, — поворачиваюсь к нему, — рекомендую приостановить деятельность добровольно.

— А я рекомендую вам не вставлять палки в колёса, Толмацкий, — произносит он почти ласково, но глаза у него хищные, с прищуром. — Не советую со мной связываться.

— Уже связался.

Он делает вид, что ухмыляется, но в лице проскакивает что-то нервное. Видно, не ожидал, что кто-то осмелится его остановить.

На следующий день приходит официальное распоряжение из администрации приостановить любые работы на спорном участке на две недели, «в связи с проведением проверки законности передачи земельного участка».

С этого момента начинается самое интересное.

Додонов бесится. Звонит мне по три раза в день, грозит связями, судами, инспекциями, какими-то проверками сверху.

— Думаете, я не знаю, кто надавил на администрацию? — орёт в трубку. — Я таких, как вы, десятками топил!

— Ну, видимо, не всех, — спокойно отвечаю и кладу трубку.

Он пытается действовать по-другому, подсылает своих людей, чтобы «поговорили». Один раз даже приезжает к университету лично, устраивает сцену прямо у входа, требует пустить его на территорию. Охрана сдерживает его с трудом.

Петровский в это время буквально живёт на телефоне. Постоянно между администрацией, Росреестром и прокуратурой. Копает глубже, запрашивает копии, сверяет номера решений, подписи, штампы. Через неделю у него на руках уже приличная папка доказательств: подделанная подпись, фальшивая печать комиссии и фиктивное письмо о передаче участка — всё оформлено от имени несуществующего сотрудника.

Я смотрю на эти бумаги и чувствую одновременно ярость и облегчение. Наконец-то всё становится очевидно.

— Этого достаточно, чтобы аннулировать регистрацию?

— Более чем, — отвечает Петровский. — Но лучше, если подключится кто-то покрупнее. Чтобы не было попыток «замять».

И тут в игру вступает Муромцев.

Он подключается на второй неделе, появляется в университете.

— Добрый день, Дмитрий. Вы, похоже, слегка наступили кому-то на хвост, — говорит с едва заметной усмешкой.

— Бывает.

Он садится, просматривает всю документацию, кивает и сразу звонит кому-то. Голос у него делается деловым, хладнокровным. Через пару часов мне сообщает:

— Завтра в Росреестре комиссия. Мы там будем.

Комиссия действительно проходит быстро и жёстко. Муромцев говорит спокойно, но каждое его слово звучит, как приговор. Когда он предъявляет копии настоящих документов и сверяет подписи, представитель регистрационной службы бледнеет.

— То есть, вы подтверждаете, что оригинал подделан?

— Подтверждаю, — отвечает тот тихо.

Додонов, сидящий через стол, вспыхивает, как спичка.

— Это всё ложь! У меня люди, свидетели, у меня связи! — орёт он, но Муромцев даже не поворачивает головы.

Через три дня приходит официальный ответ: сделка признана недействительной, участок возвращён университету.

Я получаю уведомление утром и какое-то время просто смотрю на экран телефона. Потом выдыхаю. Две недели ада позади.

Петровский звонит почти сразу:

— Поздравляю, Дмитрий Александрович. Всё закончилось.

— Спасибо. Без вас и Муромцева не справился бы.

— Зато теперь этот участок ещё лет пять никто не тронет, гарантирую. Все боятся скандала.

За это время и Филисова пытается связаться со мной неоднократно, но мне совершенно не до неё. Видимо, она окончательно потеряла терпение, потому что посмела заявиться ко мне в ректорат.

— Дима, отзови своих церберов. Зачем ты ломаешь мне жизнь? Я надеялась, что ты, как настоящий мужчина, не станешь действовать так грязно, ещё и против беременной.

— Как-то странно ты, Оля, сменила пластинку. Уже не считаешь, что ребёнок мой?

— Ты же отказываешься его признать.

— А ты сделать экспертизу. Но я готов предложить тебе сделку.

— Какую?

— Ты уходишь из министерства. Мне плевать куда. И больше никогда не появляешься у меня на глазах. Тогда я готов прекратить служебное расследование.