Читать книгу 📗 "Разведенка. Беременна в 46 (СИ) - Барских Оксана"
Я же молчу, не собираясь ехать в больницу. У Влада есть Марьяна, так что это теперь ее обязанность – быть около него и поддерживать его в горе и в радости. Себя же одергиваю, напоминая, что мне стоит ослабить хватку.
Я так привыкла всё контролировать, что даже как-то непривычно, что мне не надо никуда ломиться, спешить и нервничать. Теперь моя забота – это ребенок. Я свой долг выполнила, вызвав скорую, так что мне винить себя будет не за что, если вдруг произойдет худшее.
– Мам, тут такое дело, – вдруг говорит сын неуверенным тоном. – Я понимаю, что вы с Соней не особо ладите, но я не могу сейчас вырваться, не могла бы ты позвонить ей и проверить ее? Я не могу до нее дозвониться уже который час, переживаю. Она уже должна была вернуться из больницы и отписаться, а в сети она не появляется. Я боюсь, вдруг с ребенком что-то случилось…
Мишка к концу практически шепчет, и мне становится его жаль. Ему приходится резко повзрослеть. Пусть он уже давно обеспечивает себя и жену сам, но всё равно для меня оставался ребенком, как говорили раньше, еще пороху не нюхал.
– Не беспокойся, Миш, я займусь этим вопросом и проведаю Соню.
Решение дается мне легко, ведь сын просит меня о помощи, и я не могу и не хочу ему отказать. Пусть Соня и кажется мне неподходящей для него партией со своей язвительностью и капризным характером, но она жена моего сына и носит под сердцем моего внука. Родная кровь, как никак.
Как бы я сама не держала обиду на Мишу, сейчас она отходит на второй план, словно испаряется. Все-таки материнская любовь самая сильная, сколько бы лет не было твоему ребенку. Даже если он сам уже почти без пяти минут отец.
Несколько раз я пытаюсь дозвониться до Сони, но абонент не абонент. Переживаю, ведь ей это обычно несвойственно, она с телефоном никогда не расстается. Самой мне ехать не вариант, особенно с маленьким ребенком. Гипс мне, конечно, вчера сняли, но ногу еще нужно разрабатывать, так как мышцы ослабли, и я не рискну ехать на такое дальнее расстояние, даже из квартиры выхожу пока под присмотром Тихона или Лили.
К счастью, дочка, наконец, перезванивает, увидев пропущенные вызовы, и я кратко ввожу ее в курс дела.
– А папа… Папа выживет?
Впервые с тех пор, как она узнала, что он спутался с Марьяной, она не ругается в его сторону, а снова становится папиной дочкой, какой была в школе. В глубине души она отца любит, как бы сильно он не косячил, и реальность, когда она сталкивается с тем, что родители не вечны, становится для нее настоящим ударом.
Когда Влад поправится, а в этом я не сомневаюсь, она снова начнет злиться, что он вел себя, как мудак даже по отношению к ним, своим детям, но сейчас не может себе этого позволить. Сталкивается лицом к лицу со страхом возможной потери.
– Будем надеяться, что всё обойдется, дочка, – мягким тоном говорю я, пытаясь ее приободрить. – Скорая прибыла вовремя, Мишка дежурит у реанимации. Ты поезжай тоже в больницу с Федей, Лиль, но заедьте к Соне, хорошо? Она носит под сердцем твоего племянника или племянницу, нехорошо, если с ней что-то случилось, пока Мишки не было рядом. Вдруг сознание потеряла, а ей и помочь некому.
– Д-да, мам, конечно. Я буду держать тебя в курсе. А бабушке… бабушке ты звонила?
Лиля сглатывает, голос ее дрожит, будто она вот-вот расплачется, и у меня сердце не на месте, что мои дети страдают.
– Позвоню ей, как только закончится операция. Ты ее лишний раз не беспокой, ладно?
– Х-хорошо.
У нее зуб на зуб не попадает, но я слышу, как на фоне Федя, который всё слышал, пытается привести ее в чувство. Они выезжают вместе, так что за дочку я спокойна, но никак не могу унять беспокойство. Что-то не дает мне покоя, но я никак не могу уцепиться за нужную мысль.
Меня трясет, и я никак не могу успокоиться, и Сашеньке передается мое состояние, отчего она начинает капризничать. Я кормлю ее, напеваю колыбельную, от которой она обычно быстро засыпает, но в этот раз уходит целых полчаса, чтобы она перестала хныкать и уснула, забывшись крепким младенческим сном.
Я уже было хочу встать, но взгляд натыкается на наше отражение в зеркале у шкафа, и я замираю, увидев там изможденное усталое лицо немолодой женщины. Отчего-то не сразу умом осознаю, что это я. На корнях волос видна отросшая седина, которую я не могу закрасить, в уголках глаз и губ морщинки, а щеки слегка опустились, так как кожа потеряла свою эластичность.
А ведь с годами я не буду молодеть, моя красота начнет увядать, здоровье пошатнется, и к тому моменту, когда Сашенька пойдет в школу, мне уже будет пятьдесят четыре года. А когда закончит одиннадцатый класс, я буду уже пенсионеркой.
Становится горько от мысли, что дочка будет любить меня беззаветно только в детском возрасте, а став старше, начнет стыдиться, что у нее единственной в классе будет немолодая мама.
Раньше я как-то не задумывалась об этом, а сейчас меня это гложет. Никак не могу теперь избавиться от этих мыслей, которые оседают на благодатную почву моих сомнений.
Влад уже отрекся от нее и не станет нам помогать, а я не настолько хорошо зарабатываю, чтобы обеспечить ей хорошее будущее и образование. Как только ей исполнится три года, а может и два, мне придется выйти на работу, которую мне никак нельзя будет потерять. Вцепиться в свою должность и попытаться остаться там даже после выхода на пенсию.
У меня есть накопления, но их хватит только на время моего декрета.
Встаю, встряхиваю головой и ковыляю до ванной. Умываюсь там холодной водой. Нужно привести свой эмоциональный фон в порядок, пока я не загнала себя в депрессию.
Не сразу чувствую в кармане халата вибрацию. Звонит Тихон.
– Ты дома? Одна? – звучит от него резкий вопрос, и я даже ненадолго теряюсь.
– Да. Дома только я и Саша, а в чем дело?
– Мы достали записи с камер видеонаблюдения. На них засветился преступник, пытавшийся убить Влада.
– И кто это?
Дыхание срывается, меня бросает в пот, и я кладу ладонь на лоб, не понимая, в чем дело. Низ живота побаливает, и я чувствую себя какой-то старой клячей. Только менопаузы не хватает, но в ближайшие месяцы хоть это мне не грозит.
– Тихон? Почему ты молчишь?
Он тяжело дышит, будто не хочет отвечать на мой вопрос, но тем сильнее я нервничаю и переживаю. Я явно знаю того, кто покушался на жизнь Влада.
– Софья. Жена твоего сына Михаила. Наряд уже выехал на ее адрес, но ее может и не быть дома. У тебя есть идеи, куда она могла залечь на дно?
– У нее нет родных, а ее друзей я не знаю, надо у Миши спросить. Я не понимаю… Ты уверен, что это Соня? Влад ведь не сделал ей ничего плохого.
– Камеры зафиксировали, что на лестничном пролете были только они.
Мне не верится, что Соня и правда зачем-то столкнула Влада с лестницы, ведь этому нет особых причин. И в этот момент я вдруг вспоминаю то, что говорил мне Влад перед тем, как отключиться.
– Послушай, Тихон, есть кое-что, что ты должен знать. Не знаю, насколько это важно, относится ли к делу, но Влад что-то кричал про то, что отдал мне флешку еще пару недель назад, но я так и не успела спросить его, что он имел в виду. Может, это как-то связано?
Я умалчиваю, что Влад жаловался и на мою мать, ведь в его положении она не виновата. Лучше сама ей позвоню и узнаю, что она делает за моей спиной. Может, просто взывает к его совести? Влад никогда не любил нравоучений.
– Подожди… – вдруг шепчу я, вспомнив самое важное. – Тихон, мне надо срочно позвонить дочери! Я ведь попросила ее проведать Соню. А если ты прав, и это она, вдруг нападет на Лилю?
Мой голос срывается, сердце колотится от паники всё сильнее и сильнее, а перед глазами всё плывет. Лиля, как назло, снова не берет трубку, Федя тоже, а когда я уже одеваюсь и беру на руки дочку, собираясь ехать в эпицентр событий, они мне, наконец перезванивают.
– Мам, Соню арестовали. Мы с Федей ничего не понимаем. Тут обыск, квартира вся вверх дном, – растерянно тараторит Лиля, и я выдыхаю, чувствуя облегчение. Значит, наряд приехал раньше них.
