Читать книгу 📗 "Измена в 45. Месть, которой ты не ожидал (СИ) - Заозерная Марта"

— Ты тоже знала о существовании Ярослава?

— Да, — она не смотрит мне в глаза, упорно отводит взгляд. — Узнала несколько месяцев назад. Не стала тебе ничего говорить, потому что Саше обещала, и теперь очень жалею.

Я не знаю, что двигало отцом в тот момент, когда он решил скрыть от меня правду, но при этом считаю неправильным желание всех окружающих спихнуть ответственность на него одного.

Можно подумать, он их принудил молчать, а своего мнения нет ни у кого из них.

— Если можешь, прости, — добавляет негромко.

— Нет проблем. Ты только за этим приехала? Извиниться можно было по телефону.

Вскинув голову, она ловит мой взгляд.

Смотрю на её дрожащие губы и, кажется, начинаю догадываться, о чем именно она хочет поговорить. Вернее, о ком.

— У тебя есть сейчас свободное время? Хочу съездить с тобой на Калитниковское кладбище.

Глава 40

Глава 40

Сердце замирает в груди, когда, пройдя по узкой аллее, мы останавливаемся посреди длинного ряда могил. Мне достаточно одного взгляда на черное мраморное надгробие, чтобы понять, почему Нина привела меня именно сюда.

Предчувствие оправдалось.

Алексеева Анастасия Борисовна умерла спустя два дня после моего рождения, и что-то мне подсказывает — это не совпадение и не случайность.

— Жень, Саша считал, что тебе лучше не знать, а я не решилась с ним спорить… — сбивчиво тараторит Нина.

Голос тёти кажется пустым и далеким, сквозь шум пульсации крови в висках и ушах он едва различим.

Распахнув ограду, я подхожу ближе к мраморной плите. Опускаясь на корточки, упираюсь одним коленом в землю, не замечая, как сырость мгновенно просачивается через ткань брюк.

Со стороны папы это было очень жестоко…

Я даже слов подобрать не могу.

Пальцы сами цепляются за края холодного надгробия, будто пытаются удержать что-то значимое, но при этом невесомое. Закрыв глаза, я силюсь представить себе, какой она была…. Хотя бы лицо… На памятнике нет фотографии, только крест, имя и даты. В горле зарождается ком, плотный и колючий, он мешает дышать.

С болью осознаю, что на момент смерти ей было всего двадцать пять…

— Жень, мне очень жаль… — вздыхает Нина.

Слышу, как, стоя рядом с ней, переминаются с ноги на ногу охранники. Парням явно неловко. Не думаю, что Влад давал им указания на столь нестандартные ситуации.

— Расскажи мне о ней, — получается хрипло.

Холод просачивается под кожу сквозь прижатую к камню ладонь. Очередной порыв сырого ветра заставляет меня содрогнуться.

В этом всём марафоне боли и предательства паузы вообще не предусмотрено?

— Жень, я мало что знаю. Правда. Саша особо ничего не рассказывал… Насколько я поняла, он встречался с твоей матерью несколько месяцев, а потом она его бросила.

Нина замолкает, а меня взрывает изнутри от предположения, что папа мог быть настолько бессердечен, чтобы так отомстить. Лелеять в себе обиду и не рассказать мне о её существовании? И кого он этим наказал? Умершего человека или меня?

Сложно сказать, сколько мы проводим здесь времени. Я продолжаю сидеть, не двигаясь с места. Попеременно меня охватывает несколько состояний, то гнетуще-тревожное, когда рой мыслей грозит взорвать голову изнутри, то абсолютная пустота, ничего не хочется делать, даже дышать с трудом получается.

Всю свою жизнь я идеализировала отца, а теперь оказалось, что зря.

— Евгения Александровна, поздно уже, — неуверенно обращается ко мне один из охранников.

Осматриваюсь по сторонам. Из-за непогоды сегодня солнцу не прорваться сквозь тучи. Сумерки завладевают городом быстро.

Уходить совершенно не хочется… Холодный камень под моей рукой только-только начал согреваться, но я заставляю себя подняться. Когда мы приехали, охранник готовился к закрытию, но согласился нас пропустить. Злоупотреблять человеческой добротой мне совершенно не хочется.

Завтра пораньше приеду.

Мы уже направляемся к выходу, когда Нина тихо, так, чтобы не слышала охрана, начинает говорить.

— Жень, как я тебе сказала, Саша и твоя биологическая мать встречались недолго. Я, если честно, на тот момент даже не стала вникать — он никогда нас не знакомил, и я предположить не могла, что у отношений будут такие последствия… — она осекается. Проходит не меньше минуты перед тем, как снова начинает говорить. — Так совпало, что период в жизни брата был непростой. Возможно, девушка чего-то испугалась, я не знаю.

— А о беременности мамы отец знал?

— Нет, что ты! — она взмахивает рукой с зажатой в ней сумкой. — Анастасия ему вообще ни о чем не сказала, даже когда экстренно попала в больницу, не сообщила…

Я чувствую неловкость родственницы, но хочу получить хоть какую-то информацию. Все и так излишне долго скрывали от меня правду.

— Как он тогда узнал о моем рождении?

Нина медлит. Ей требуется время, чтобы с духом собраться.

— Родственников у нее не было, и… В общем, когда стало ясно, что проблемы серьезные, твоя мать написала отказ от ребенка, но в последний момент испугалась. Попросила какую-то санитарку связаться с моим братом. Когда он узнал о твоем рождении, уже было слишком поздно… Анастасии уже не стало.

Она находит и сдавливает мою руку.

— Ты промерзла совсем. Не хватало ещё заболеть.

Да плевать.

— С ней что-то случилось во время беременности? — игнорирую порыв её заботы.

— Жень, мне действительно жаль. Нужно было тогда хоть что-то у Александра разузнать, но я… — Нина пожимает плечами. Понятно. Ей просто дела никакого не было до всего этого. — … Не со зла, честное слово. Брат был тогда растерян и зол, лишний раз лезть к нему с расспросами не хотелось. Насколько я помню, какие-то проблемы с сердцем, но столько лет прошло, возможно, и путаю что-то.

Перед тем как забраться в авто, она оборачивается и заглядывает мне в глаза.

— Я понимаю, тебе есть на что обижаться. Но поверь, Саша всегда желал для тебя только добра. Он хотел, чтобы ты росла в полной семье, окруженная заботой и любовью. Выходит, ошибся… Мы все ошиблись. Я до последнего молчала, не стала рассказывать тебе о Ярославе, появившемся в жизни твоей матери. Побоялась, что тогда придется раскрывать всю тайну твоего рождения, но сейчас, поверь, сожалею, — тяжело вздохнув, позволяет одному из охранников помочь ей забраться в салон.

День выдается слишком опустошающим. К моменту, когда мы отвозим Нину домой, моя голова испытывает отчаянную потребность отключиться либо взорваться.

Прикрыв глаза и прижавшись затылком к подголовнику, я впервые радуюсь (если это чувство всё ещё мне подвластно) тому, что теперь приходится ездить с водителем.

Направляясь домой, мы становимся в глухую пробку, и в этот момент мой телефон оживает.

Увидев на экране номер Влада, я впервые за несколько часов выдыхаю с облегчением. Да, возможно, и пожалею о своем поспешном решении, но сейчас я совершенно не хочу оставаться дома одна.

— Можешь приехать? — спрашиваю до того, как он успевает мне сказать что-либо.

К моменту, когда мы добираемся к дому, Молотов уже ждёт. Стоит неподалёку от центральных ворот, привалившись к двери своего внедорожника. Вопрос, как его пропустили на территорию нашего закрытого посёлка, даже не возникает. Для этого человека, как мне кажется, закрытых дверей не существует.

— Давно ждёшь? — уточняю, когда Влад помогает мне выбраться из авто.

— Нет, только приехал. Ты как? — ощупывает меня своим фирменным цепким взглядом.

Уточнять, что именно ему уже известно, отчего-то не хочется. Сил нет. Я пока ни с кем не готова обсуждать новую для себя информацию. В груди будто дыра зияет.

Я уверена: со временем прощу отца и, возможно, даже постараюсь понять причины его неоднозначных поступков, но пока что слишком больно думать об этом.

— Пока что не поняла, — губы сами собой растягиваются в грустной улыбке. — Спасибо тебе за то, что нашёл время приехать.