Читать книгу 📗 "Развод в 50. Двойная жизнь мужа (СИ) - Петрова Анастасия Дмитриевна"

— Это был прощальный поцелуй. Спасибо.

Она пожимает плечами и уходит. А я ещё стою несколько минут на месте, не могу пошевелиться.

Чувство, которое преследовало меня с утра, теперь заполняет полностью.

Тревожность подкатывает к горлу.

Что-то точно произойдёт. Я это знаю.

В чувства меня приводит звонок. Моя прекрасная женщина словно чувствует, что что-то не так. Я собираюсь с мыслями и отвечаю.

— Привет, дорогая, — стараюсь звучать спокойно, хотя внутри — буря. — Как ты? Как лекция прошла?

— Привет, — родной голос отчего-то дрожит. — Всё хорошо. Ты как? Чем занят?

— Да ничего особенного, — отвечаю. — Вышел погулять. Сегодня в Питере солнце, ты бы видела. Первый раз за год выбрался просто так пройтись, совещание отменилось.

— Гуляешь? Где именно?

— На Невском был, сейчас вот к Казанскому подхожу, — говорю я. — Марта, тебе бы понравилось. Очень красиво.

Что-то именно в эту секунду происходит, этот внезапный звонок сбивает с толку. Но я рад слышать её. Всегда рад. И голос любимой Марты заставляет меня забыть о том, какой я урод.

Несколько дней… Я буду в Москве. Сяду напротив и всё ей расскажу. Вряд ли услышу такие тёплые нотки, как сейчас. Но расскажу. Пусть узнает от меня.

Глава 67. Марта

Гордей пристально смотрит, прежде чем ответить на мой вопрос.

— Я могу сейчас молить тебя простить меня, забыть то, что невозможно выдурить из головы, — медленно, чётко говоря, он начинает: — Могу встать на колени, Марта, и целовать твои ноги… и я, чёрт возьми, готов это делать. Но и я знаю тебя… — он улыбается, поджав губы.

Киваю ему, потому что не позволила бы ему таких действий. Если просто увидеть это, то навсегда в своей голове превратить сильного мужчину в слабого и жалкого.

А я так не хочу. У меня нет такой цели и нет таких потаённых желаний, дабы он страдал и переступал через свою гордость. У мужчин, она иная.

Стоит только на долю процента это допустить, их мозг сделает всё сам. И буквально за несколько месяцев после такой, казалось бы, мелочи, вы перед собой видите уже не мужчину, а человека, у которого ничего не получается. Который пропадает в какой-то бездне. Неважно ментально, эмоционально или физически. Он просто в силу конкретно этого обстоятельства, коснувшегося их гордости потерял то, что у него было, и это не о семье.

Это о статусе, о мышлении и самоценности. И гораздо глубже, чем люди думают, и никто ведь даже не задумывается. Потому что в большинстве браков каждый думает за себя. Редкость сейчас — тандем. Пусть и каждая женщина будет кричать о том, какой у них прекрасный союз…

— Я сделал много ошибок. В отношении тебя и детей особенно, — многозначительно продолжает он: — И, единственное, я сейчас могу тебе сказать, что я очень сожалею, Марта. До таклй степени, что ежедневно, ежесекундно ищу варианты, как могу загладить вину. Настолько, что поселившуюся в груди одиночество и пустоту, я принимаю, потому что это наказание. И я буду наказывать себя каждый божий день, который отведен мне здесь… Я не изменю случившегося, родная моя… — вижу как его глаза краснеют, а сама отчаянно контролирую свои эмоции: — Я прошу у тебя прощения за свою слабость. За то, что не справился. За то, что не стал тем плечом, которым ты меня видела. За то, что в какой-то момент исчез и сломался. Потерялся в недрах этих ошибок и не нашел выход. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, — он шумно выдыхает и берет небольшую паузу, сглатывая: — И надеюсь, что ты хотя бы позволишь быть рядом с вами, потому что иначе… — он хмурится и замолкает.

А я спешно и нервно утираю бегущие слёзы.

— Хватит, Гордей, — шепчу, потому что больно.

— Я осознаю, что ты ушла, Марта. Но я продолжу тебя любить, даже если ты в это не веришь.

— Гордей, мне сложно, пойми…

Пытаюсь я вставить свои слова, но он продолжает.

— Я знаю, — соглашается он: — Всё, что касается Ольги, больше никогда это не потревожит тебя. Я не допущу, но это не значит, что я и она — возможны. Ты должна понимать, никогда не было и мысли не о нас. Ты — моё самое желанное и красивое продолжение, и это в моей парадигме никогда не менялось. Я бы не смог любить кого-то другого, даже если бы мы продолжали жить как соседи. Я и она не были семьёй, я, прежде всего, был связан с особенным сыном. Если ты когда-нибудь захочешь…просто скажи, и я расскажу тебе всё без утайки.

Я верю ему в том, что он способен выложить эту правду. Только вот хватит ли моей выдержки для того, чтобы слушать.

— Зарудный, — шепчу я, даже не собрав то, что хочу сказать: — Я в какой-то степени тебя простила… — признаю́ эту мысль вместе с тем, как озвучиваю: — Однако, это не значит, что я могу принять. Я не держу зла, пусть мне и обидно. Но я не двадцатилетняя девочка, которая не видит проблем, что копились в нашей жизни, — перевожу дыхание, шумно вдыхая воздух: — Ты был моим героем, Гордей. Невероятным мужчиной, который делал мою жизнь полной. Но ты прав в том, что последнее время мы жили как соседи. Когда это случилось, я не знаю, но вдруг ты оказался очень далеко, понимаешь? Я тоже приложила к этому руку, потому что мы оба были в браке, не ты один виноват… — сглатываю, чтобы сказать ему главное.

Только замечаю, что он кивает и опускает взгляд на столешницу.

— Но… — поднимает свои глаза на меня.

Этот взгляд ранит. Хотя, чёрт возьми, не должен. Резко вскидываю свои к потолку, пытаясь остановить вновь просящиеся слёзы.

— Я не могу. — глухо сиплю, глотая ком в горле.

— Да, — кивает Зарудный, а я от напряжения и эмоций готова зареветь в голос.

Кажется, впервые после того, как узнала о его предательстве.

— Не плачь, прошу тебя, — просит он, а я лишь рвано дёргаю грудной клеткой в попытке бесшумно пережить эту слабость: — Я всё понимаю и не требую ничего, — говорит он, сильнее, хмуря брови.

Знаю, что и сам едва сдерживается. Вижу по подрагивающим рукам на столешнице, по тому, как порой уводит глаза и сильнее морщит лоб.

— Здесь, — вдруг достаёт он конверт из кармана своего пиджака: — То, что я обещал тебе, но так и не сделал. Прими, пожалуйста. — кладёт его на стол и осторожно двигает в мою сторону.

Аккуратно утирая уголки глаз и шмыгая носом, молча киваю.

— Спасибо тебе за этот разговор, Марта. За то, что выслушала.

Коротко шепчет он, прежде чем встать со стула. Встаю вслед за ним и молча сопровождаю до прихожей. Там он накидывает своё пальто, и на секунду обернувшись, посмотрев в мои глаза, он молча выходит, закрывая за собой дверь.

Глава 68. Гордей

— Когда меня отпустят, Гордей?

Отодвигаю стул и присаживаюсь напротив, выдерживаю максимальную дистанцию и просто наблюдаю за изменениями в женщине. Она словно постарела лет на десять: в уголках глаз — глубокие паутинки морщин, взгляд тусклый, почти безжизненный. Руки стали совсем сухими, ногти обломаны у корней… А может, она просто сгрызла их на нервах. Чисто по-человечески мне её жаль. Но лечение необходимо. Маниакальная любовь, которая на самом деле любовью не является, — опасная штука. Она может перерасти во что-то большее, эта зависимость лишает людей рассудка. Человек в состоянии аффекта может убить.

Жаль, что я раньше не заметил лютую одержимость Оли. Я был центром её вселенной. Даже не Пашка — я. — Не знаю, — отвечаю предельно честно. — Врач говорит, что динамика есть, но не сказать, чтобы сильная. Оль, послушай, так правильно. Ты живёшь в выдуманном мире, где у тебя семья, где я — твой муж. Но ведь так не было никогда.

— Было, Гордей, — она опускает голову, я вижу, как на стол падают капли с её лица. — Ты приходил ко мне, оставался ночевать… Ел за одним столом.

— И это была моя ошибка. Я делал это ради Паши, чтобы он почувствовал, что у него есть мама и папа. Врачи говорили, что если у ребёнка будет больше положительных эмоций, то приступы уменьшатся. И ведь помогло, Оль. У него долгое время их не было. — А как же… то, что было между нами?