Читать книгу 📗 "Разрешаю себе Любить (СИ) - Адам Карина"

— Преувеличиваешь, — фыркнула я.

— Ничуть, — подал голос папа. — Я помню, как застал тебя, Есения, у Сеньки на балконе. Он в своём свитере, вы смотрите кино с ноутбука и едите лапшу из одной миски. Март, холод, а вам всё равно. С тех пор я просто ждал, когда вы сами это поймёте.

Сеня рассмеялся:

— А мы-то думали, нас никто не видел.

— Мы всё видели, — с лёгкой усмешкой заметила мама, подливая себе вина. — Просто давали вам пространство. Хотя порой хотелось закричать: «Ну уже!»

Смех прошёлся по кругу. Даже Макар оторвался от торта.

— А Соня… — негромко начал дядь Саша. — Она больше не будет вас тревожить?

Сеня покачал головой:

— Нет. Всё окончательно закрыто. Я поговорил с её родителями, всё объяснил. Она не вернётся.

— А если вдруг вернётся, я сам ей позвоню, — буркнул Макар. — У меня список её выходок — на целую стену.

— Всё, — тихо сказала я. — Сегодня не про неё.

И действительно. Сегодня про возвращение. Про выбор, который больше не нужно прятать.

Сеня взял меня за руку. Его пальцы тёплые, уверенные, спокойные.

Он встал и оглядел всех.

— Я хочу сказать… спасибо. Всем. За то, что были рядом. За то, что не отворачивались, когда было тяжело. За то, что верили в нас, даже молча. Мы это бережём. Очень. И вас тоже.

Он посмотрел на меня. Я почувствовала, как что-то внутри расправляется. Крылья? Наверное.

— Ну, раз уж начал — тост! — воскликнула моя мама. — За настоящую любовь, которая проходит сквозь всё.

— И остаётся, — сказала я.

Бокалы звякнули. За столом вновь раздались голоса, смех, музыка из колонки на террасе. На крыльце кто-то уже включал фонарики. Вечер становился мягким, как плед.

Семья. Не идеальная, не всегда простая. Но теперь целая. Настоящая. Одна.

Наконец-то.

55

Свет просачивался сквозь белые шторы. За окном сосны и утренние птицы. Тишина была какая-то особенная, редкая. Та, что бывает только на даче, где время будто останавливается.

Я проснулась раньше Сеньки. Он лежал на боку, уткнувшись носом в подушку, волосы растрёпаны, плечо открытое и совсем не боксёрское. Такое тёплое, домашнее. Хотелось запомнить это утро. Без слов, без шума. Как знак того, что теперь можно дышать.

Я выбралась из-под одеяла и накинула его старую толстовку. В кухне уже пахло кофе чёрный, крепкий, как у Сеньки всегда. Кто-то из родителей, наверное, встал пораньше. Или это автоматическая кофемашина. На террасе было прохладно. Я вышла босиком, облокотилась о перила. На траве ещё лежала роса. В саду кто-то поливал грядки кажется, теть Лена. Она заметила меня, но не подошла. Только кивнула и снова повернулась к клумбе.

Я вдруг поняла — это и есть настоящее утро взрослой жизни. Не когда ты в платье и с бокалом на вечеринке. А когда на тебе чужая, но родная толстовка, вокруг запахи лета и кофе, а в доме человек, которого ты выбрала.

Сеня вышел позже. Сонный, с примятой щекой.

— Прости, не разбудил? — пробормотал, подходя сзади.

— Нет, — я улыбнулась. — Хотела, чтобы ты поспал.

Он обнял меня. Молча. Так просто, как будто мы так просыпались уже тысячу лет.

— Поедем потом куда-нибудь? — спросил он. — Только ты и я. Без разговоров. Без гостей. Без прошлого.

— Да, — ответила я. — Поехали.

Он прижался щекой к моей макушке. Тишина растянулась между нами не как пустота, а как уютное покрывало. Казалось, в этом утре не было ничего особенного. Но я уже знала: именно такие моменты остаются в памяти — тёплыми, прозрачными, как капля на стекле.

— А если дождь? — спросил он тихо, всё ещё не отпуская.

— Тогда дождь, — ответила я. — Главное, чтоб ты был рядом.

Он усмехнулся. Такой мягкой, знакомой усмешкой. С тем самым прищуром, от которого у меня в груди что-то всегда вздрагивало.

— Пойду тоже кофе сделаю, — сказал Сеня, наконец отступив на шаг. — Тебе сделать?

— Я сама. А ты пока… выгляни в окно. Там теть Лена с лейкой и лицом, как у Будды.

— О, это значит, что у неё философский настрой. Надо срочно спасаться.

Он ушёл на кухню, и я снова осталась одна на террасе. Воздух начал прогреваться. Где-то в доме проснулась собака — залаяла в соседнем участке. Послышался скрип двери, потом звон посуды. Кто-то возился с чашками, кто-то тихо говорил. Дом жил своей утренней жизнью. И впервые за долгое время мне не хотелось от неё сбегать.

Я зашла в кухню как раз в тот момент, когда наши мамы о чём-то шептались у чайника. Они на секунду замолчали, заметив меня, а потом теть Лена улыбнулась:

— Сенечка ты как? Всё хорошо?

— Лучше не бывает, — ответила я просто.

— Тогда садись. Мы тут как раз обсуждали, кто из вас первым начал влюбляться.

— О, нет, — засмеялась я. — Это слишком рано для таких тем. Лучше дайте кофе.

— Кофе — это мы можем, — сказала мама, уже протягивая чашку.

Сеня, сидевший у окна с тостом в зубах, подмигнул мне.

— Мы можем уехать хоть сейчас. Мотор я вчера проверил.

Я подошла ближе, прислонилась к его плечу.

— Сначала завтрак. Потом хоть в другой город. Или в лес. Главное, чтоб вместе.

Он кивнул. Мы знали: ничего не решится в одно утро, и впереди будут и трудные дни, и сомнения, и, может, ещё не один разговор. Но сейчас всё было правильно. Точно, тихо, глубоко как дыхание рядом. Как солнце, которое уже коснулось наших рук на столе.

Мы уехали после завтрака, почти по-английски не прощаясь долго, без долгих речей. Родители стояли на крыльце, теть Лена махала платком, как будто мы уезжали на неделю. Макар что-то кричал с балкона, но Сеня закрыл окна шумно, решительно.

— Ну всё. Тишина, — сказал он. — Только мы.

— А куда едем? — спросила я, устроившись в кресле, босиком, с ногами на сиденье.

— Не знаю. Поедем увидим. Главное, чтоб туда, где нет людей.

Он вёл машину одной рукой, другой держал мою ладонь на коленях. Дорога вела между соснами, потом через поле, потом снова лес. Радио играло что-то старое и мелодичное. Мы не разговаривали почти весь путь. Мне не хотелось слов. Они были бы лишними. В мире, где его рука в моей, а за окном качаются травы, всё уже сказано.

Через час мы свернули с трассы на гравийку. Дорога тряслась, как стиральная доска, и мы оба смеялись, потому что машина подпрыгивала, как на батуте. Потом поворот, ещё один, и впереди открылось озеро. Голое, тихое, как зеркало. Ни домов, ни людей. Только лодка у берега и старый деревянный мостик, почти развалившийся.

— Здесь, — сказал Сеня. — Помнишь?

Я кивнула. Конечно, помнила. Мы были тут когда-то, школьниками. Приехали на великах, потеряли корзинку с едой в траве и час искали тапки, которые унесло ветром. Тогда он мне впервые сказал, что я «ненормальная, но в этом весь смысл».

Теперь всё было по-другому. И всё — то же.

Мы разулись. Песок был прохладный, гладкий. Я села на край мостика, свесив ноги в воду. Сеня устроился рядом, притянул меня ближе.

— Помнишь, как ты тогда сказала: «Я всё время притворяюсь сильной, потому что боюсь, что иначе никто не полюбит настоящую»? — спросил он тихо.

Я посмотрела на него. Его глаза были внимательными, почти серьёзными. Он не улыбался. Он просто был.

— Да, — сказала я. — Тогда я и правда в это верила.

— А теперь?

Я дотронулась до его щеки. Его кожа была тёплая от солнца.

— А теперь я знаю, что меня любят не «вопреки». А просто. Без «если» и без условий.

Он наклонился, поцеловал меня — медленно, как будто на это у нас было всё лето впереди. Может, так и было. Или хотя бы — всё сегодня.

Потом мы сидели, слушая, как ветер шуршит в камышах. Озеро дышало ровно. Мы молчали, и только наши пальцы, переплетённые, были диалогом, где больше не нужны были объяснения.

Так начинались мы. Новые. С чистого листа. Но уже — вместе.

Эпилог

Один год спустя…

Церемония началась под звон хрустальных бокалов и тонкую музыку струнного квартета. Я слышала её, как сквозь воду. Видела, как белоснежный шатёр расправил свои крылья в саду старой усадьбы той самой, где когда-то снимали кино о вечной любви. Всё вокруг было как сон. Ленты на скамейках шелестели, цветы обступали дорожку, как свидетели: персиковые пионы, ранункулюсы, лаванда, дикий розмарин. Я помню, как лепестки под ногами казались почти снегом — хрупкими, невесомыми.