Читать книгу 📗 "(Не)Мой (Не)Моя (СИ) - Лейк Оливия"

Я села рядом, но полубоком, смотрела на Каминского, отмечала в голове детали. Совсем другой. Черты лица более острые, резкость во взгляде, волосы почти черные, тело жесткое и рельефное: каждую мышцу можно прощупать, пальцами обвести, губами прочувствовать, на языке прокатать. Артем мне нравится именно таким. Но еще днем я млела от поцелуев Мирослава. С выгоревшими русыми волосами, бронзовым загаром и крепким, мощно сбитым телом.

Глупо оправдываться и списывать все с Миром на эмоции и неожиданность. Это давно забытое чувство… Не страсть, не воздержание, не эгоистичное желание показать, как я изменилась. Это бабочки в животе и дрожь до самой трясучки. Это маленькая смерть, если эти руки не обхватят талию и не прижмут к широкой груди с ароматом жженой карамельки. Это глаза в глаза, и ты просто тонешь в этой глубине. Это не про самцовость, брутальность, харизму. Это может быть или не быть. Важно ведь другое: твое или не твое…

Где же то самое «мое»? Я отвела глаза, четко давая ответ самой себе, но между нами отныне было слишком много «но». Теперь с обеих сторон. Да, мы с Миром оба изменились и совсем не факт, что могли бы в принципе быть вместе в иных реалиях. Когда мы совсем другие. Но это не отменяло того факта, что я его не забыла. Значит, так все-таки бывает: мы можем испытывать страсть, очень сильную, мощную, поглощающую, но сердцем быть совсем в другом месте, даже если сами уверены, что нас там нет.

— С бывшим мужем сегодня… поругались… — и я рассказала Артему все. Вплоть до взаимных угроз, претензий, старых обид и жарких поцелуев. Ждала ли я какой-то ревностной реакции? Возможно, но Артем вел себя крайне профессионально. Мухи отдельно, котлеты отдельно.

— Он бы этого не сделал, — уверенно заключил Каминский.

— Почему? — удивленно нахмурилась. Мне не показалось, что Мирослав шутил со мной, а чувство опасности, исходившее от него, было практически осязаемым.

— Потому что потому, — мягко ответил, качая головой, словно с неразумным ребенком разговаривал. — Но… Помнишь поговорку: в тихом омуте черти водятся? Я видел Нагорного ночью, — задумчиво проговорил, — он… — и на меня посмотрел задумчиво.

— Что? — чувствовала, что Каминский что-то такое заметил, но почему-то не хотел мне рассказывать.

— Ничего. Просто не буди лихо, пока оно домашнее и не вышибает дверь с ноги.

— Ты заговорил поговорками, — недовольно пробурчала.

— Люблю народное творчество.

— Артем, можно задать вопрос? Личный?

— Валяй, — расслабленно закинул руки за голову.

— Ты был женат?

— Нет.

— Почему?

— Это не один вопрос.

Я сделала милое личико. Знала, что он на такое не ведется, но рискнула.

— Мне это не подходит, Яна. Я всегда это знал. Мой отец показал мне четко и ясно, что некоторым лучше не размножаться.

— Вы вообще не общаетесь? — тихо спросила.

— Я типа его наследник, но с таким же успехом он мог отдать свое богатство камню. Оно ему нужно примерно так же, как мне.

— А твоя мама?

— Умерла. Когда ты замужем за моральным уродом — исход только один, — сухие факты и никаких чувств.

— А дети? Неужели не думал построить свою семью, другую, непохожую на ту? — спрашивала, не потому что метила на эту должность, но мне действительно странно, что он не хочет быть кому-то искренне необходимым.

Каминский долго вглядывался куда-то в стену, что-то думал и рассуждал — это в глазах отражалось.

— Нет, Яна, — перевел на меня взгляд. — Мне не нужна семья, — не отвела глаза, потому что я ему ничего не предлагала, а он умел считывать посыл. — Это небезопасно.

Я резко вскинула голову и заметила в нем что-то… Что-то, что пугало и скребло на душе.

— Расскажи… — попросила и погладила его плечо. Пусть ему станет легче.

— У меня была наставница. Я учился у нее предугадывать мысли убийцы. Сейчас она моя пациентка, не первый год в стационаре…

— Почему?

— Потому что плохие люди любят делать больно. А как сделать больно матери? — во взгляде ужас. Нет, не Артем был испуган: там отражение боли, всепоглощающего отчаяния, невосполнимой потери.

— Нет… — сглотнула тяжело. Что для матери страшнее, чем хоронить собственных детей…

— Мальчик и девочка. Шесть и десять лет. Опознавали по родимым пятнам. Да, Яна, я не хочу детей, семью и женщину, которая могла бы это дать, — взял меня за подбородок. Вот почему он категорически не заводил серьезных отношений, не влюблялся и исчезал из города на много месяцев. Никаких привязанностей. Никаких слабых мест. Никаких потерь.

— Мне жаль… — что еще можно сказать? Только банальность, но от души.

— Это мой выбор, Яна, — Артем привычно улыбнулся, снова надев маску равнодушия и цинизма. — Он меня полностью устраивает. Я люблю все, что я делаю.

Я ему верила. Что же, у каждого человека свой путь и свое предназначение. Если благодаря нему спасут хотя бы одного ребенка, женщину, мужчину или виновный понесет наказание — это уже очень много.

Я положила голову ему на плечо. Нас связывали двоякие отношения, но сейчас мне не хотелось его близости как мужчины. Только друга, с которым можно помолчать и не чувствовать себя одиноко. Мне показалось, что ему тоже нужна именно эта молчаливая поддержка…

В среду я собиралась домой после пар, когда мне снова позвонила Николь.

— Ники? — мне уже стало не по себе. Сомневаюсь, что она просто хотела поздороваться. Правда, Рома сегодня дома, но все же…

— Яна, привет… — мне не понравился ее сломленный голос. — Ты дома? Я у твоей парадной…

Глава 30

Мирослав

Не думал, что дочь убедит меня, но я все-таки приехал в Ленинградскую область в питомник декоративных собачек. Они красивые, милые, плюшевые, вроде не линяют и вообще как кошки гадят на салфетку или в лоток. Дети пищали, но я кремень, который пытался не поддаваться очарованию, а смотреть на ситуацию здраво и объективно.

— Мне этот нравится! — воскликнул Рома, тиская персикового щенка.

— А мне эта, — Николь зацеловывала беленькую девочку.

— Щенок будет один, — и про себя: если будет. — Уважаемый, — подошел к заводчику, — а они всегда такие дорогие?

Я не жадный и не бедный, но это собака. Просто собака. Я не понимал, почему пес стоит триста пятьдесят тысяч, а со всеми обязательными нужностями для щенка выйдет все пятьсот.

— Этой породы даже в реестре кинологической ассоциации нет. Почему? — мне правда интересно.

— Я понимаю, что у вас есть вопросы, и готов ответить. Щенки Мальтипу F1 — это дизайнерская порода. Скрещивают мальтийскую болонку и мини той-пуделя. Пойдемте, познакомлю с родителями.

— Дети, я быстро. Щенков не залюбите до смерти.

— Многое зависит от родителей: наши собаки проходят все плановые проверки, прививки, лучший корм. У них есть документы, там информация до пятого колена. Это чистокровные породы, призеры ассоциации. Щенков мы учим ходить в туалет, они уже привиты, корм для них специализированный. Вот, — показал симпатичную болонку мальтезе, — это Гвинет — мама щенков, а это Джаред — папа. Для Гвинет это уже третий помет, еще один и все. Мы не можем рисковать, больше четырех раз беременеть может быть опасно, — тяжело вздохнул. — Хорошие щенки — большие затраты, поэтому такая цена. Но берут, у нас не задерживаются мальтипушки. Но если что, есть щенки мини той-пуделя: они дешевле и тоже милые. Посмотрим?

— Нет. Пусть будет пятьсот, — вздохнул, смиряясь. — Тем более дети хотят, — это же дети, как им возразить. Хозяин кивнул с пониманием. У него наверняка тоже есть любимые спиногрызы.

Мы вернулись к загончику с щенками: такие маленькие, с мою ладонь примерно. Не собаки, а так — игрушки.

— Пап, а какого возьмем? — хором спросили дети.

Я осмотрел щенков — оба хорошенькие, но нам нужен один.

— День рождения у Ромы, поэтому берем мальчика.

Николь тяжело вздохнула и отпустила белый клубочек.