Читать книгу 📗 "Развод. Зона любви (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena""

Перейти на страницу:

Я в очередной раз затягиваюсь и смотрю на здание тюрьмы перед собой. Здесь мне проще дышится, чем дома.

Потому что здесь все четко: если ты слабый — тебя сожрут. Если сильный — останешься на плаву.

Только вот последнее время внутри меня растет ощущение, что я сам уже давно не на плаву. Я просто иду ко дну, но слишком гордый, чтобы махнуть рукой и утонуть.

Я докуриваю и швыряю окурок под ноги, раздавливаю носком ботинка. Курить — херовая привычка, но в этой работе без нее можно сдохнуть раньше времени.

Возвращаюсь в кабинет. Бумаги, отчеты, рапорты. Вся эта бюрократическая мразь, которая мешает делать работу. Меня не бумаги интересуют. Меня интересует порядок. Чтобы здесь никто не чувствовал себя выше системы.

Звонит телефон. Илья.

— Да? — коротко.

— Батя, я не приду ночевать. С пацанами у Серого останусь.

Я напрягаюсь.

— Кто там будет?

— Те же, что всегда, — он раздражается. — Мы просто фильм посмотрим.

Я не люблю, когда мне пиздят.

— Смотри у меня, Илья. Если я узнаю, что ты влез в какую-нибудь херню, лучше сразу ищи себе новое жилье.

На том конце провода молчание. Потом короткий смешок.

— Ты всегда так, да? Только приказы. Никогда просто "ладно, сын, будь осторожен".

Гудки.

Я кладу трубку и медленно провожу рукой по лицу.

Он прав.

Я не умею иначе.

Настя, в отличие от него, ко мне еще тянется. Но это пока. Пройдет пара лет, и она тоже устанет от меня, от моей закрытости, от моего характера. Все рано или поздно устают.

Я открываю ящик стола и достаю флягу. Хороший коньяк, дорогой. Отхлебываю прямо из горлышка, обжигаю горло алкоголем.

Любовь для меня закончилась пять лет назад. Я даже трахаться перестал, потому что что? Чтоб опять этот блядский запах чужих духов на подушке? Чтоб опять кто-то уходил и хлопал дверью?

Да ну нахер.

Я закрываю флягу и возвращаюсь к бумагам. Делать вид, что мне не похуй. Делать вид, что все еще есть смысл в том, что я делаю.

Именно в этот момент на глаза снова попадается дело Анны Брагиной. И вот здесь что-то в груди скручивается в узел. Слишком чистая. Слишком правильная. Слишком выброшенная из жизни, как и я.

Меня это бесит.

И привлекает одновременно. Я закрываю ее дело, но мысли о ней не исчезают.

Я с самого начала понял, что с ее обвинением что-то не так. Уж слишком все гладко. Слишком удобно. Я не верю в совпадения, особенно в этой сраной системе.

Но какая мне разница?

Зачем я снова прокручиваю в голове ее лицо? Эти светло-голубые глаза, которые смотрят прямо, без мольбы, без истерик. Она держится, но внутри уже трещит по швам. Я видел это.

И это зацепило.

Я раздраженно скидываю папку на край стола и встаю. Прохожусь по кабинету, пытаюсь выбросить ее из головы.

Да, баба красивая, да, не визжит, не скулит, но это не делает ее особенной. Все здесь сначала держатся. А потом ломаются.

Меня дергает охранник:

— Полковник, ЧП в блоке, баба на Брагину наехала.

Я замираю на секунду.

— Что случилось?

— Кобра чуть ей горло не вскрыла.

Глаза заливает красным.

— Где она?!

— В медблоке.

Я уже на выходе.

Я сам себе поражаюсь, но мне похуй. Я хочу увидеть ее прямо сейчас.

Коридоры, камеры, решетки — все проносится мимо, как в тумане. Блядь. Меня не должно так цеплять, но кулаки уже сжаты, челюсть сведена.

Кобра. Сука. Ты допрыгалась!

Я знал, что это рано или поздно случится. Тюрьма — это не просто стены. Это стая. Здесь есть свои правила, своя иерархия. Иерархия, где такие, как Брагина, мясо. И если бы она была хоть чуть слабее… Ее бы уже не было. Я влетаю в медблок, и все взгляды моментально обращаются на меня. Фельдшер вздрагивает, охранник делает шаг назад.

Но мне плевать на них. Она сидит на койке. Бледная. На шее — тонкий красный след. Остаток лезвия у горла. Волосы спутаны, губы сухие, но глаза… Глаза такие же. Холодные. Спокойные. Гордость, мать ее, как проклятие.

— Выйдите, — бросаю я фельдшеру и охране. Голос низкий, безразличный, но никто не спорит.

Дверь закрывается. Мы остаемся одни. Я медленно подхожу, ставлю руки на пояс, смотрю на нее сверху вниз.

— Ты даже не спросишь, зачем я здесь?

Она чуть приподнимает голову.

— Я уже знаю.

Я смыкаю губы в тонкую линию. Она не сломалась. Даже сейчас.

— Ты в порядке?

Она на секунду задерживает дыхание. Ее плечи дрогнули, почти незаметно.

Но я все равно это вижу.

— Жива, — отвечает тихо.

— Врач сказал руку вывихнула…

— Немного. Упала.

— Ну да. Упала на Кобру?

— Я стучать не собираюсь.

— Та понятно, что не Павлик Морозов. Только я всегда и все знаю. Даже когда вам кажется, наоборот.

— Это хорошо, что все знаете.

Меня почему-то корежит от этого ответа. Я смотрю на этот тонкий след у нее на горле. Еще миллиметр, и был бы труп. Ее труп. Меня передергивает от злости.

— Ты даже не понимаешь, насколько ты в жопе, да? — шиплю, приближаясь к ней. — Здесь либо ты, либо тебя. Ты что, думала, что сможешь просто отсидеться?

Она молчит.

Гордость. Сука, гордость.

Я протягиваю руку и беру ее за подбородок, медленно, но твердо, заставляя посмотреть на меня.

— Брагина, если ты не начнешь играть по правилам, тебя закопают быстрее, чем ты поймешь, что происходит.

Она смотрит мне в глаза.

И я вижу в них огонь.

И от этого огня меня бросает в жар.

— А какие они ваши правила?

Глава 6

Её кожа под пальцами горячая. Не от температуры, не от лихорадки — от адреналина, от ненависти, от какой-то чёртовой внутренней силы, которая не даёт ей сломаться.

Она не отводит взгляд. Она не боится меня.

Я наклоняюсь чуть ниже, сжимаю её подбородок сильнее.

— Ты думаешь, что выживешь здесь на одной гордости? — мой голос низкий, ровный, но в нём сквозит раздражение. — Ты дура, Брагина. И если ты не поймёшь это прямо сейчас, тебе конец.

Она дёргает головой, вырываясь из моей хватки. Я мог бы удержать, но не делаю этого. Хочу посмотреть, как она будет себя вести.

Она медленно выдыхает, проводит языком по пересохшим губам. Я замечаю этот жест, и мне это не нравится.

— Я уже поняла, — говорит тихо, но в голосе ни капли жалости к себе.

Я усмехаюсь, отхожу на шаг.

— А вот хер там. Если бы поняла, ты бы не сидела здесь с почти перерезанным горлом, а сама загоняла других в угол.

Она ничего не отвечает.

Я кладу руки на стол, чуть наклоняюсь к ней.

— Ты мне скажи, ты жить-то собираешься? Или мне сразу тебе яму копать?

Я жду, что она сорвётся, что начнёт кричать, обвинять, сломается, покажет, что на самом деле внутри неё уже пустота.

Но Брагина делает вдох. Медленный, глубокий. А потом поднимает голову и снова встречается со мной взглядом.

— Я выживу.

Меня пробивает током.

Чёртова женщина.

Она сказала это так уверенно, так, будто ей больше нечего терять. Будто она уже знает что-то, чего не знаю я.

Я медленно поворачиваюсь обратно, скрещиваю руки на груди.

— Откуда такая уверенность? — мои слова звучат с насмешкой, но внутри ни капли веселья. — Ты едва не сдохла, а ведёшь себя, как королева. Долго ещё будешь играть в неприкасаемую?

Я смотрю на неё. Она бледная, губы пересохли, тонкая полоска крови на шее — еле заметная, но, сука, меня бесит сам факт её наличия.

Я молчу.

Она тоже.

Слишком гордая. Слишком упрямая.

Я качаю головой, беру сигарету из пачки, закуриваю. В затяжке есть что-то успокаивающее, но руки всё равно чешутся кого-нибудь уебать.

— Тебя больше никто не тронет, — говорю жёстко, без пояснений.

Она прищуривается.

— С чего вдруг?

Я смотрю прямо в её голубые глаза, делаю шаг ближе.

— Я так хочу.

Тишина.

Она не отводит взгляд. Я тоже.