Читать книгу 📗 "Танец над пропастью (СИ) - Смирнова Ольга Викторовна"

— Проходи, Наташенька, — голос няни показался ей роднее голоса матери.

Надежда Фёдоровна обняла Наташу и прошептала на ухо:

— Я давно знаю, что ты мама нашей Марии-Лизы.

— Ярослав Макарович сказал?

— Нет. Потом поймёшь. Пойдём в твою комнату. Примешь душ и переоденешься. Скоро к тебе спустится Ярослав Макарович.

Опять Наташа оказалась в той же комнате, где пережила множество эмоций: от страха до безмерного счастья. На душ и подбор одежды ушло немного времени. Дольше сушила волосы феном.

Села на диван и застыла с выпрямленной спиной.

Ждала недолго. Завьялов вошёл к ней, заранее постучав. Вскочила с дивана, сцепив перед собой дрожащие руки.

— Ты бледна и вся дрожишь, — нахмурившись, сказал он. — Пойдём выпьем чая со сладостями. Тебе надо успокоиться.

— Хорошо, — торопливо согласилась Наташа.

Чай пили молча, в той самой столовой, где они встретились последний раз перед тем, как она покинула особняк. Наташе не хотелось ни пить, ни есть, но заставила себя выпить чашку чая и съесть булку со сладкой начинкой.

Затем сидела в большом кресле, которого раньше не было в рабочем кабинете, и выслушивала нотации: не бросаться сразу с объятиями, не затискивать ребёнка, не зацеловывать, пока та не будет к этому готова, и ещё кучу всяческих предупреждений. Она мало что слышала, ещё меньше воспринимала, но приглушённый сиплостью голос действовал на неё странным образом: волнение ослабевало, дрожь унималась.

Наконец Завьялов вышел.

Минут через пять Наташа услышала детский голосок. Напряглась. Дверь открылась, и в кабинет вошли двое. Ярослав и маленькая девочка в голубом платьице и с огромными бантами на голове.

— Знакомься, Мария-Лиза. Это... твоя мама, о которой я тебе говорил.

В голове Наташи оглушительным эхом повторилось одно единственное слово — мама! Мама! МАМА!!

Он представил её мамой!!!

Девочка сначала застыла около отца, потом медленно пошла к Наташе. Всё ближе и ближе.

Затаив дыхание, Наташа сползла с кресла на пол и встала на колени. Руки сами приподнялись навстречу её Лизе. А та подошла уже близко. И они замерли.

Два лица с совершенно одинаковыми чертами. Отличались только глаза.

Сине-голубые и серо-серебристые с чёрной каёмочкой...

Сколько прошло времени? Миг? Два? Минута? Лиза сама бросилась к Наташе, и её ручки крепко обняли шею мамы.

— Я ждала тебя, я так долго ждала тебя, мамочка!

У Наташи даже не было сил плакать. Буря прошлых волнений, страданий, страха, морального оцепенения и ураган ворвавшегося в её жизнь материнского счастья, как два мощных цунами столкнулись и разорвали грудь. Но душевная боль, ярко вспыхнув, тут же исчезла под натиском самого лучшего лекарства на свете — бьющегося рядом маленького сердечка. Сердечка дочери.

Наташа прижала Лизу к груди, стараясь сдерживать силу рук. Закрыла глаза и судорожно вдохнула такой родной запах. Запах своего дитя.

— Капелька моя, — это всё, что она была в состоянии прошептать.

Ярослав так и остался стоять у дверей, внимательно наблюдая за встречей матери и дочери. Оглянулся на стоящую чуть позади Надежду Фёдоровну, лицо которой залили слёзы, и платок, похоже, не справлялся с их количеством.

— Вы знаете, что дальше делать. Я буду в кабинете.

— Да-да, Ярослав Макарович, — ответила та уже вслед уходящему хозяину.

— Дай я на тебя посмотрю, Лизонька, — наконец проговорила Наташа, когда объятия дочки ослабли.

Они чуть отстранились друг от друга. Наташа ласково провела пальцами по щёчке дочери, буквально поедая взглядом её личико. А Лиза приложила к щекам мамы обе ладошки и очаровательно улыбнулась.

— Мамочка, моя мамочка. Ты будешь с нами жить? Не уйдёшь?

— Твоя мама останется с нами, — раздался от дверей голос няни.

— Няня! Посмотли, какая у меня мама!

Лиза схватила Наташу за руку, заставив ту встать, и потянула к Надежде Фёдоровне. Обе женщины вновь обнялись.

— Прости меня, Наташа. Мне очень сложно было сдерживаться, видя тебя здесь. Но я была вынуждена молчать.

— Всё позади, Надежда Фёдоровна. Всё позади...

— Мария, — обратилась няня к девочке, крепко схватившейся за платье матери, — покажем маме твои комнаты? А потом пойдём ужинать.

Молча схватив Наташу за руку, Лиза повела её в ту часть особняка, что когда-то была строго-настрого закрыта для посещения.

Сердце Наташи дрогнуло. Красная линия исчезла. С головы до ног её окатило волной чистого счастья. Осознание случившегося, наверное, ещё не пришло, потому что причесать собственные мысли не представлялось возможным. Заполнившее рассудок чувство мешало трезво мыслить. Но Наташа и не пыталась, полностью отдавшись порывам сердца и души, оставив разборки с разумом на потом... Она доверилась родному маленькому человечку, ведущему её в будущее.

Зря Наташа боялась, что воссоединение с дочерью будет сложным. Что сыграло главную роль — неизвестно. То ли что-то природой заложенное в женщине, то ли неугомонный и общительный характер дочери. Но уже на следующий день особняк был буквально залит весёлыми голосами и смехом, доносившимися из правого крыла.

Но там они не задержались, освоили и остальную территорию: весь первый этаж, кроме кухни и столовой, конечно. А через неделю игре в прятки и догонялки подверглась не только галерея на втором этаже, но и все его коридоры.

Были и тихие занятия, например, рисование детскими красками, и не кисточками, а пальцами и ладонями. В результате перемазанными с головы до ног оказывались двое — и мама, и дочка. Весело проходили и прогулки на детской площадке, где две непоседы перепробовали всё оборудование: паровозики-вагончики, карусели-качели, домики-беседки и детский спортивный инвентарь.

И однажды хозяину дома пришлось вмешаться. Вызванная в кабинет к Завьялову Наташа стояла с опущенной головой и выслушивала нотации по запущенной учёбе и игнорированию расписания развивающей программы Марии-Лизы.

Разделить их по разным комнатам не удалось. Поэтому рабочий стол Наташи «переехал» в игровую. В ту её часть, где стоял рабочий столик для Марии-Лизы. И на время занятий воцарялась тишина. Лишь голос Надежды Фёдоровны, что-то поясняющий ребёнку, нарушал её. А ребёнок, которого научили не мешать маме, отвечал или спрашивал только шёпотом. Но, занимаясь, мама с дочкой нет-нет да и поглядывали в сторону друг друга.

Во время таких совместных занятий, катания Лизы на пони, в её тихий час и в первые часы ночи Наташа интенсивно вгрызалась в учёбу. Добилась допуска к экзаменам и сдала их. Не удалось сдать все предметы на отлично, но Наташа совершенно по этому поводу не сожалела.

А когда груз учёбы спал с плеч, появилось время и для размышлений о настоящем и будущем. Она то и дело ловила на себе взгляды хозяина дома. Чаще всего из окна кабинета, когда они с Лизой играли на детской площадке.

Наташа начала признаваться самой себе, что не такой он и мрачный. То ли уже привыкла, то ли внушила себе, но его лицо в последнее время стало казаться привлекательным. Шрамы придавали лицу мужественности, а неподвижность ассоциировалась с загадочностью. А иногда, бросая на его фигуру взгляд или замечая отдельные движения, мозг в первое мгновение выдавал ассоциацию с Романом, и лишь потом приходило понимание, что это Ярослав.

Как-то приехав в университет сдавать зачёт, Наташа поделилась своими наблюдениями с Галкой, и та сразу согласилась, что в Завьялове есть что-то от Романа. Заметила давно, но боялась говорить с Наташей на эту тему, чтобы лишний раз не травмировать подругу воспоминаниями. Не предаваясь фантастическим мечтаниям о том, что он и есть Роман, подруги сошлись на том, что мужчины всё-таки были братьями, поэтому у них много общего.

Но больше всего Наташу подкупала любовь к Завьялову Лизы. Её улыбка, когда та оказывалась на руках, её ручонки, крепко обвивающие шею, её поцелуи в почти неподвижное лицо и произносимое «папочка» вместо «папы». И, казалось бы, застывшее лицо Ярослава тоже преображалось и начинало светиться добротой и счастьем.