Читать книгу 📗 "Вариация (ЛП) - Яррос Ребекка"

— Ты знала! — рявкнула я. — Все эти годы ты мне говорила, что я оставила Лину умирать. Твердила, что я в долгу перед ней, потому что спаслась сама. И все знала!

Мама посмотрела в окно:

— Да. Я предпочла…

— Только «да» и «нет», мам, — перебила я, чувствуя, как закипает кровь.

Она годами держала меня в узах своих желаний и грез. Она связала меня по рукам и ногам прочными веревками, выдавая их за любовь. Но теперь я знала: это было чувство вины. Оно превратило меня в человека, которого я почти не узнавала. И я сама позволила ей так со мной поступить.

— Ох, мама… — прошептала Энн. — Как ты могла?

Ева присела на подлокотник дивана справа от меня.

— Он приехал со мной в больницу, весь в моей крови, потому что пытался остановить кровотечение, а ты его вышвырнула.

Каждое слово правды обрывало очередную веревку, отдаваясь болью в душе.

— Да, — ответила она, чуть ли не скучая, и скрестила руки на груди.

— А потом он вернулся, так? — Я впилась ногтями в ладони — останутся крохотные следы-полумесяцы. — И ты сказала ему, что я никогда не прощу его за то, что он не спас нас обеих, поэтому он должен уйти. А если он уйдет, ты скажешь мне, что у него было достаточно времени спасти обеих, но он оставил Лину умирать.

— Не может быть… — Энн осела на край дивана рядом с Евой.

— Матерь божья. — Взгляд Евы метался между мамой и мной.

Мама вздернула подбородок, устремив взгляд куда-то за окно. Веревки трещали и рвались одна за другой.

— Но ты имела в виду, что сама его не простишь. Откуда тебе было знать, что его не прощу я, раз ты мне так ничего и не сказала?

Я почти кричала, но мне было все равно. Я цеплялась за гнев, как за спасательный плот.

Она сглотнула и потянулась за бутылкой с водой, а затем принялась жадно пить. Парадоксально, что с паническими атаками мы боремся одинаково.

— Может, она не понимает, — прошептала Ева.

— Алли, говорить о Лине всегда было тяжело для… — заговорила Энн.

— Меня не волнует. — Ярость застилала мне глаза. — Почему, мам? Потому что ты увидела в нем — в моих чувствах к нему — угрозу? Поняла, что до моего восемнадцатилетия остался всего год, и тогда ты больше не сможешь контролировать меня, а Хадсон даст мне силы стать той, кем хочу стать я, а не той, кого ты хотела из меня сделать? — Я шагнула вперед, следя за бутылкой на случай, если она вдруг решит ее бросить. — Или ты так наказывала его — нас — за то, что он спас не ту дочь?

— Да.

Она перевела на меня взгляд и одним этим словом стиснуло мое сердце в кулаке.

— Что «да»? — спросила я.

— Он… Лина… — Мама покачала головой. Мышцы у нее на шее напряглись. Она посмотрела мимо меня на картину на стене. — Просто. Бросил. Моя. Дочь.

— Я твоя дочь! — крикнула я, хлопнув себя по груди.

Она вздрогнула.

— Энн твоя дочь! — продолжала я, указывая на диван. — Ева твоя дочь! У тебя было четыре дочери, мама, а не одна. Потеря Лины не давала тебе права разрушить нас, а потом собирать по ее образцу.

Щелчок. Щелчок. Щелчок. Одни веревки порвались, другие истрепались.

— Нет.

— Ах да, — кивнула я. — Не по ее образцу, а по твоему. Ты хотела, чтобы мы воплотили в жизнь твою мечту, но ни разу не спросила, о чем мечтаем мы. Ты вообще спрашивала Лину, хочет ли она оставить Джунипер себе? Предложила ей поддержку? Или эти отношения тоже пали жертвой твоего безжалостного эгоизма?

— Лина. — Она сглотнула. — Хотела. — Она покачала головой, словно эта мысль казалась ей нелепой. — Ребенка.

Внутри у меня все сжалось.

— И ты заставила Лину отдать ее?

— Ты могла сказать нам, — вставила Энн. — Мы бы ей помогли.

— Слишком слабая… чтобы сделать… — Мама с трудом подбирала слова. — Я… Сделала. Лину. Ведущей. — Она подняла левую руку и ткнула в меня пальцем. — И тебя.

— Из меня ты сделала человека, страдающего от чувства вины, которого балет радует, лишь когда я танцую не в твоей драгоценной труппе. За последние несколько недель я впервые за долгие годы танцевала и получала от этого удовольствие, — вскипела я. — Мне вообще не нужна была эта труппа! Я хотела на свободу, танцевать в театрах по всему миру, но ты же сказала, что я в долгу перед Линой. Ты обернула мое чувство вины в угоду своим прихотям и сказала, что я должна подписать контракт с «Метрополитен-опера», что, если бы не я, Лина в ту ночь вообще никуда не поехала бы, а без Руссо на сцене «Метрополитен» не будет «Метрополитен».

Эта последняя фраза всегда терзала меня до крови.

— Ты обманула нас всех. Лина держала в секрете свою беременность, а ты подкупила Эверетта, чтобы ей было легче оставить Джунипер. Энн — юрист, но со своим дипломом занимается организаций мероприятий труппы! Ведь все мы знаем: не танцуешь сама — поддерживай тех, кто танцует, да? А Ева… — Тут я рассмеялась. — Ева нанесла мне удар в спину и украла созданную для меня роль!

Мама отшатнулась и бросила взгляд на Еву.

— Я же извинилась, — пробормотала Ева, теребя кутикулу. — И Василий уже ее вернул.

— Да ей плевать, — сказала я, склонив голову набок, и посмотрела на маму. — В конце концов, мы всего лишь взаимозаменяемые детали в ее чудо-механизме. Какая разница, кто из нас окажется на вершине, лишь бы с фамилией Руссо.

— Алли, — предостерегла меня Энн.

Бутылка с водой хрустнула у мамы в руке.

— Вы. Все. Руссо, — медленно произнесла мама.

— Ей стало намного хуже, — прошептала Ева.

— И очень быстро, — прибавила Энн.

Мама прожгла их злобным взглядом. Но еще в нем промелькнуло замешательство, и вот от этого мне захотелось заорать. Почему все это не всплыло в прошлом году, когда мы могли получить настоящие ответы?

— Я начинаю ненавидеть эту фамилию.

Меня тошнило от того, что я не понимаю, дошли ли до мамы все мои слова. Я ненавидела себя за то, что меня понесло. Впервые в жизни я могла сказать ей ровно то, что чувствую, не опасаясь последствий. Но веревок, которые связывали меня с ее образцом совершенства, уже не было, и эмоции выплескивались наружу с острым, опасным ощущением свободы, а его я еще даже не постигла и тем более не взяла под контроль.

Предательство. Стыд. Гордость. Надежда. Утрата. Горе. Гнев. Все эти чувства боролись за превосходство, но верх взяла боль в груди.

— Тебя создала Руссо.

— Ты не создавала меня, мама. Ты меня разрушила. — К глазам подступили слезы, в носу защипало. — Может, за это я и могла бы тебя простить, если бы тебе было не все равно. Но ты погубила Хадсона. Ты поставила его в безвыходное положение и лишила нас шансов на счастье!

— Его… выбор. — У нее еще хватило наглости пожать плечами.

— Мама, — упрекнула Энн.

— Его выбор! — крикнула она.

Бутылка с водой полетела в зеркало и ударилась чуть левее меня.

— У него не было выбора! — крикнула я срывающимся голосом. — Он был восемнадцатилетним мальчишкой, и поступить по-взрослому должна была ты. Ты должна была вести себя как моя мама. А ты убедила его, что я никогда его не прощу и всю оставшуюся жизнь буду винить его в смерти Лины.

Вот что я снова и снова прокручивала в голове по пути с пляжа, когда оставила его там одного, такого же разбитого, как я.

— Он думал, что уже потерял меня. Разумеется, он ушел. Он был моим лучшим другом, мама, и я любила его! Я его любила, даже не зная, что означает это слово.

— Оранжевый. — Она помотала головой. — Нет. — Она сжала кулаки. — Понравился. Понравился речной мальчик.

— Не просто понравился.

Боль разрасталась, пока от напряжения не сдавило ребра. В глазах потемнело. Не нужно было вспоминать, как я откликнулась на признание Хадсона, — я и без того знала. И что теперь? Он решительно вставал на защиту своих родных. Он помогал незнакомцам всякий раз, ныряя в воду. Он снова и снова защищал меня. Он появлялся, даже когда я этого не осознавала, вытаскивал меня из зоны комфорта, не нарушая границ, заявлял о своих намерениях, не выдвигая ультиматумов. Он точно говорил мне, чего хочет от меня — от нас, — и никогда не требовал того же. Он дал мне время разобраться, а не вынуждал меня надеть очередную маску, сыграть еще одну роль, которая соответствовала бы его представлениям о совершенстве. От его улыбки разум оставлял меня, от его прикосновений я вспыхивала. Но все стены, которые я воздвигла, пробило его умение слушать.