Читать книгу 📗 "Дорога Токайдо - Робсон Сен-Клер Лючия"
— Тридцать восемь лет мы с женой, взявшись за руки, выходили полюбоваться вишнями, которые растут на плотине возле нашего скромного дома, — старик произносил это с полнейшим спокойствием, совершенно не стесняясь недостойного потворства своим чувствам в разговоре с чужими людьми. Этот человек явно следовал древней пословице, отбрасывая в пути стыд.
— Мы садились под цветущими вишнями, смотрели на закат и мечтали о том, как побываем у святого алтаря в Исэ. Жена моя собирала и продавала обжигальщику извести пустые ракушки сброшенные мидиями. Вырученные деньги она откладывала для похода в Исэ в коробочку из-под чая. А я во время посадки риса чистил канавы других крестьян и получал по медной монете за каждые шесть сяку. Эти деньги я клал в ту же коробочку. Шло время, наши дети выросли, а потом моя дорогая жена заболела, и нам пришлось отложить паломничество. Так что мы смогли отправиться в путь лишь теперь.
Его глаза радостно заблестели в свете луны.
— Но это такое чудесное путешествие для нас обоих! Мы садимся в тени под соснами, открываем свою маленькую фляжку, пьем сакэ и глядим на паломников, которые идут мимо, поют и звенят колокольчиками. Это такое наслаждение.
— Простите меня за грубость, сударь! — бестактно перебила старца Касанэ прежде, чем Кошечка успела ее остановить. — Ваши жена ждет вас в Майсаке?
— Моя жена здесь, дорогое дитя. — Старик взял в руку закрытую пробкой бамбуковую трубку, висевшую на его шее рядом с мешочком, в каких обычно носят таблички с именами умерших. — Когда мы вместе увидим алтарь Сияющей в небе великой богини мы пойдем на гору Коя. Там я попрошу монахов похоронить ее пепел, — он постучал пальцем по бамбуковой трубке, — и поминать ее имя среди других имен в молитвах, которые они возносят с алтарей. Будды проведут ее душу в Светлую страну Амиды.
— Я и моя сестра считаем честью для себя ваше общество и общество вашей жены, — сказала Кошечка.
Слепой музыкант был прав, Майсака стояла на голове. Все места, где усталые путники могли бы остановиться, трещали под наплывом народа. Вещи гостей городка заполняли дворы, валялись на улицах, сползая в сточные канавы. А их владельцев словно магнитом стянуло в одну точку города. Этой точкой была гостиница, где остановилось посольство голландских купцов.
Люди, живущие поблизости от Токайдо, были достаточно хорошо воспитаны, чтобы приходить в возбуждение из-за чего-нибудь необычного: в конце концов, на дороге ежедневно что-нибудь происходит. Многие счастливцы даже помнили, как по Токайдо лет десять назад провели двух слонов со всей пышностью и привилегиями, подобающими самым могущественным князьям.
Рыжеволосые иностранцы проезжали по Токайдо дважды в год: в Эдо — на прием у сёгуна — и обратно — и не считались чем-то из ряда вон выходящим. Однако сейчас Майсаку запрудили паломники простого звания из соседних маленьких деревень и селений покрупнее, отдаленных от главной магистрали страны. Майсака кипела. Положение усугубила нехватка сакэ, которая не могла вызвать у толпы прилива доброжелательности.
Голландцам предписывалось передвигаться по Токайдо в паланкинах, из которых они должны были выходить прямо в широкие прихожие первоклассных гостиниц. Специальный закон запрещал иностранцам показываться на улицах придорожных селений. Но все это не мешало простым людям пытаться увидеть их.
Несмотря на старания полиции обуздать любопытных, люди осаждали гостиницу со всех сторон, гроздьями висели на ветках деревьев и карабкались на крыши соседних домов.
— Мы так и закончим свои несчастные жизни, ни разу не увидев иноземного черта! — кричала какая-то женщина. — С вашей стороны просто бессердечно беречь это удивительное зрелище только для себя!
Громкий треск и крики заставили ее умолкнуть. Одна из крыш рухнула под тяжестью взобравшихся на нее людей. Хозяева окружающих лавок выбежали на улицу и стали бранью сгонять любопытных со своих домов.
Кошечка, Касанэ и старый паломник поторопились скорее пробиться сквозь эту суматошную толпу.
— Неподалеку отсюда на старой дороге, которая ведет вокруг залива, стоит дом моего родственника, — сказал старик. — Это скромное жилище, но вы можете переночевать там сегодня вместе со мной. Для этой милой девицы обходной путь в любом случае более предпочтителен, ведь переправа через поток «Вот-вот разобьюсь» сулит юным особам несчастье в браке.
Кошечка была только рада избежать переезда на пароме. Она боялась, что люди Киры подстерегают ее там. Дочь князя Асано не понимала, что чем дальше она удаляется от Эдо, тем меньше ей угрожает опасность. Во-первых, князю Кире становилось все труднее связываться со своими вассалами, во-вторых, описание Кошечки становилось все более расплывчатым, и с течением времени воины Киры, которые выжили после схваток с ней, искажали события до такой степени, что правда и ложь менялись местами.
Те, кто участвовал в драке во время спектакля в Камбаре, заявили, что княжну Асано сопровождает отряд грозных воинов. Самурай спасшийся от смерти на перевале Сатта, написал в своем докладе о воине с копьем, огромном, сильном и свирепом, как Бэнкэй, и дьяволице в виде зеленого светящегося шара.
В результате князь Кира перестал доверять всем сообщениям. Кроме того, у отставного церемониймейстера появились гораздо более серьезные причины для тревоги, чем угроза со стороны одинокой беглянки. По столице прошел слух о заговоре мстителей за Асано. Князь перестал выезжать за пределы усадьбы и отозвал большинство слуг, которых послал на поиски беглой куртизанки. Церемониймейстер скрыл ото всех, что многие из его воинов вернулись домой в круглых гробах, мерно покачивающихся на шестах носильщиков. Эти потери окончательно убедили Киру, что княжна Асано действует не одна и слуги ее отца в конце концов все же взялись за оружие.
В середине часа Свиньи Кошечка, Касанэ и паломник подошли к хижинам, стоявшим двумя рядами на высоком уступе между склоном холма и протекавшей под ним рекой. Единственная улица этой деревушки была такой узкой, что карнизы домишек почти соприкасались над ней. Из щелей между облепленными грязью стенами и крышами не пробивалось ни одного луча света. Часть лачуг подпирали вкопанные в землю столбы, которые превращали узкую улицу в тропку. Путникам приходилось протискиваться между подпорками и стенами, едва не сдирая штукатурку.
Родственник старика жил в самом опрятном из этих строений. Старый паломник постучал посохом в ставни и окликнул хозяев. Потом все трое стояли в темноте под карнизом среди больших рыболовецких плетенок и ждали. В доме послышались сонные голоса, и тут же в ногах путников кто-то завозился, и раздалось едва уловимое шуршание и поскрипывание.
— Ма! — Касанэ подскочила на месте, взвизгнула и ухватилась за руку Кошечки. — Меня кто-то трогает!
— Это ручные бакланы, — объяснил старик. — Мой родственник ловит с ними рыбу.
Ставень против грозы отъехал с громким визгливым скрипом. Когда свет фонаря упал на корзины, закрытые откидными деревянными крышками, сидевшие внутри птицы просунули клювы в щели плетеных стенок и стали протяжно и пискляво кричать, выпрашивая рыбу.
В рыбацкой хижине имелась всего одна комната, где ютились пожилой родственник старика со своей женой, их сын, сноха и три внука. Они освободили на полу место для нежданных гостей. Касанэ постелила циновки, и они с Кошечкой легли, прижавшись друг к другу, чтобы согреться. Вдруг Кошечка почувствовала, что ее соседка дрожит.
— Ты замерзла, старшая сестра? — спросила она шепотом.
— Нет, — проговорила Касанэ в нос, явно сдерживая слезы, и немного помедлила, прежде чем признаться в своем очень личном ощущении: — Этот дом напомнил мне тот, где я жила.
Кошечка прижала подругу к себе и постаралась утешить. После того как Касанэ выплакалась и уснула, Кошечка лежала без сна, глядя вверх — на пучки длинной белой редьки, которые свисали как изгрызенные крысами сталактиты с черных и блестящих от сажи стропил. Она еще не спала, когда расспросы и разговоры давно не видевшихся родственников затихли и комнату наполнил шум тяжелого дыхания спящих людей.
