Читать книгу 📗 "Дорога Токайдо - Робсон Сен-Клер Лючия"

— Здесь безопасно! — Пустой объем исказил голос Кошечки. Касанэ вздрогнула от испуга, но пересилила страх. Поспешно просунув в отверстие свой фуросики, верная служанка последовала за госпожой.

Оглядевшись, беглянки сообразили, что находятся возле задней стены часовни. Каменные фонари скудно освещали квадраты гранитных плит перед строением, но сюда их свет не проникал От влажной земли поднимался туман. Часовня казалась заброшенной. Она выглядела так, словно в ней живет нечистая сила.

— Не надо нам было забираться сюда, — прошептала Касанэ.

Стоя под низкими широкими карнизами черепичной крыши, Кошечка ощупью обшаривала стену часовни.

— Мы попадем в беду! — прошептала Касанэ.

Кошечка едва подавила вспышку нервного смеха. Какой еще беды может бояться эта дуреха?

— Не стой без дела, как корова на выпасе! Помоги мне найти какую-нибудь дыру.

— Это называется «убегая от пожара, прыгнуть в омут», — пробормотала Касанэ, но послушно полезла во мрак, натыкаясь на бочки с водой, штабеля черепиц и груды каких-то палок. — Здесь, госпожа, — тихо сказала она.

Касанэ нашла окно, завешенное ставнем, нижний конец которого находился примерно на высоте груди девушки. Сквозь отверстия в кедровых досках сочился свет, делавший плоскость ставня похожей на ночное небо, усыпанное звездами. Касанэ и Кошечка оттянули ставень от стены. Касанэ придержала его, а Кошечка подперла одной из валявшихся рядом жердей. Потом, размотав свой подпоясной шнур, беглянка захлестнула петлей связанные концы узла с пожитками, прикрепила к нему циновку и медленно опустила получившийся тюк в окно. Когда груз лег на пол часовни, она ослабила петлю, вытянула шнур наружу и тем же способом переправила в часовню вещи Касанэ. За вещами последовал боевой посох Кошечки.

Кошечка взобралась на пожарную бочку, просунула голову под ставень и, перебросив ногу через нижний край оконной коробки, проникла внутрь помещения. Затем она помогла влезть в окно Касанэ.

Беглянки оказались в полутемном объеме. Прямо перед ними возвышалась тыльная сторона алтаря, установленного на деревянном помосте. Алтарь был окружен многочисленными занавесками и ширмами, сквозь которые еле-еле пробивался мертвенный тускло-серый свет. Этот свет позволял рассмотреть сваленные здесь в беспорядке предметы культа — пыльные скульптуры, переносные алтари, дорожные сундуки, свитки с молитвами и другие вещи, постепенно превратившиеся в хлам. Из соседнего помещения доносилось монотонное пение.

Беглянки опустились на колени, и каждая, лизнув свой указательный палец, слегка прижала его к рисовой бумаге одной из ширм. Девушки повторяли эту операцию до тех пор, пока в тонкой стенке не образовались маленькие отверстия, сквозь которые можно было заглянуть в главный зал часовни. Там было светло, как днем. Сотни фонарей, подвешенных к стропилам, заливали светом просторное помещение. Дым благовонных палочек, курившихся в больших широких медных сосудах, струился к потолку. Небольшая группа монахов расположилась на полу храма в молитвенных позах. Закрыв глаза, эти люди перебирали четки и распевали сутры.

Беглянки отпрянули от ширмы и переглянулись.

— Мы можем провести ночь здесь, — прошептала Кошечка.

Она обошла угол алтаря, чтобы выяснить, какому из воплощений Будды здесь поклоняются. Касанэ последовала за госпожой. Вместо неодушевленной статуи безмятежного Будды подруги с удивлением обнаружили на помосте мумию старика, облаченного в яркие одежды священника высокого ранга. Коричневая кожа мумии так высохла, что губы ее растянулись в жуткой беззубой усмешке.

Вдруг веко мумии дрогнуло!

Кошечка успела зажать рукой рот Касанэ прежде, чем та закричала.

— Не бойся, это всего лишь почтенный монах-древоед, — шепнула она.

— Он живой? — прошептала Касанэ, когда вновь получила возможность говорить.

— Должно быть, живой, но его пост скоро закончится.

Кошечка и Касанэ поспешили убраться от живого мертвеца как можно дальше. Они сели под окном у задней стены часовни, тесно прижавшись друг к другу.

— Древоеды питаются только орехами, ягодами и древесной корой. Так они постятся тысячу дней и даже дольше, — зашептала Кошечка. — Их мышцы и внутренности постепенно ссыхаются, и наконец от них остаются лишь кожа да кости. Если на этом монахе действительно лежит благословение Будды, в последний день своего поста он умрет и его тело не подвергнется тлению.

— Зачем монахи делают это?

— Они верят в то, что на самом деле не умрут, что их души останутся в телах и они станут бодхисатвами.

Кошечка и Касанэ расстелили свои циновки в наименее захламленном углу за алтарем и легли рядом, чтобы иметь возможность разговаривать шепотом. Обеих беглянок утешало и успокаивало соседство подруги.

— Из-за моих глупых писем ваши враги нашли нас, — вздохнула Касанэ. — Рот человека — парадные ворота его несчастий.

— Не скорби душой о том, что прошло, — ласково ответила Кошечка, хотя уже не раз мысленно выбранила себя за беспечность.

— Кто написал другое письмо? — прошептала крестьянка.

— Мерзкий негодяй, нанятый врагом моего отца. Он гонится за мной от самой Западной столицы.

— Тот ронин, которого вы хотели ударить копьем?

— Да.

— Он выглядел как человек, который хочет вам помочь.

— Чтобы разглядеть тигра, достаточно увидеть одну полосу его шкуры. Он не собирался мне помогать.

— Но он предупредил вас о засаде в Барабанной башне.

— Это уловка, «игла, спрятанная в мотке шелковых нитей» [30].

Какое-то время беглянки лежали молча, вдыхая запахи покрытых плесенью старых ковров, соломенных циновок и свитков. Сердце Кошечки томилось. Почему Хансиро до сих пор даже не попытался схватить ее? Или он действительно играет с ней, как кот с мышью?

— Даже его стихи пропитаны ложью, — гневно произнесла она наконец.

— Да, госпожа? — Касанэ старалась не выдавать своих чувств.

— «Теперь не время думать, будто на свете вы одиноки», — прочла Кошечка.

— Возможно, он хочет сказать, что желает помочь вам.

— Он смеется надо мной. Он говорит, что я не смогу убежать от него. Но я скорее уйду по Трем путям загробного мира, чем позволю этому негодяю схватить меня!

Кошечка была так взбешена, что Касанэ не решилась продолжить разговор и быстро провалилась в сон, как это случается с измученными дальней дорогой людьми. Кошечка села, подтянув колени к груди, какое-то время яростно сверлила глазами мрак, но вскоре и ее сморила усталость.

Она проснулась от холода и плотнее прижалась к подруге. Все тело беглянки ныло. Кошечка открыла глаза — сквозь отверстия в закрывавшем окно ставне сочились лучи солнца. Теперь, при дневном свете, беглянка разглядела, что эти отверстия образуют изящный волнистый узор.

— Хорошо ли вы спали, моя госпожа? — услышала она вежливый голос.

Кошечка мгновенно села, подобрав под себя ноги. Она протянула руку к посоху — его не оказалось на месте. Хансиро сидел перед ней в официальной позе — на коленях, откинувшись на пятки и положив ладони на бедра. Кошечка впервые взглянула в тигриные глаза ронина из Тосы.

И задохнулась от ярости. Этот наглец посмел застать ее спящей. Он разглядывал Кошечку, как простую служанку, как грязную нищенку из-под моста. Княжна Асано выхватила из рукава нож и бросилась на врага. К пыльным стропилам свода часовни взлетел пронзительный крик Касанэ. Хансиро не ожидал удара, но все же успел повернуться. Лезвие Кошечки пронзило пустоту.

Дочь князя Асано поняла, что дальше сражаться бессмысленно: она не может ранить врага. И ускользнуть от него тоже не может. Кошечка повернула нож лезвием к себе и резко ударила ладонью по рукоятке. Но ничего не произошло. Грозный клинок даже не шелохнулся. Запястье руки, сжимающей нож, облегал прочный браслет — нежные, но твердые, как железо, пальцы Хансиро.

— Убейте меня, если хотите, госпожа. Я не буду мешать вам. Но сначала окажите мне честь — выслушайте меня.