Читать книгу 📗 "Дорога Токайдо - Робсон Сен-Клер Лючия"
ГЛАВА 59
Улучшение отношений между полами
Гостиница «Хурма» была так же переполнена, как и остальные заведения городка Окадзаки. Постоянно скрипели в деревянных пазах двери, которые то открывались, то закрывались снова. Служанки и горничные порхали по коридорам, разнося еду, сакэ и постели. Слепые мойщики волос и массажисты шли нарасхват. Из всех углов гостиницы доносилась песня о святилище в Исэ — этой песней паломники начинали свои вечеринки.
Комната, соседняя с той, где остановились Хансиро и Кошечка, была освещена ярко, как днем. Там отдыхали четыре торговца тканями, и танцовщица-гейша плясала для них под удары ручного барабана.
Эти торговцы взяли себе путевое прозвище «Четыре небесных правителя» и похвалялись умением красиво кутить и развлекаться с женщинами. Подтверждая свои слова делом, они наняли на сегодняшний вечер целую компанию тех женщин, которые специализировались на обучении путников искусству любви.
Поскольку до Кошечки доносилось каждое слово весельчаков, она уже узнала о трех «правителях» гораздо больше, чем ей хотелось бы. Четвертый «царь» говорил так мало и неразборчиво, что о его личности не удавалось составить определенного мнения.
Кошечка и Хансиро уже приняли ванну и облачились в темно-синие хлопчатобумажные одежды, подхваченные креповыми поясами. При свете единственной мерцавшей лампы Хансиро обучал Кошечку игре в го. Изучая позицию на доске, он, казалось, не замечал шумного веселья соседей.
Когда гейша закончила свой бесстыдный танец, музыкант заиграл на сямисэне песню «Мелкая река».
Кошечке часто приходилось слышать эту песню в «Благоуханном лотосе», и она, забывшись, принялась тихо напевать знакомые куплеты. Заметив свою оплошность, молодая женщина мгновенно умолкла, опустила глаза и уставилась на доску. Она пришла в ужас оттого, что ее смущение может быть замечено и неправильно истолковано.
В песне говорилось о переходе через реку, которая начинается у берега мелкой водой, а потом становится все глубже и глубже. Кошечка знала, что танцующие под эту мелодию женщины согласно с ее куплетами постепенно поднимают подолы своих одежд, все больше оголяясь перед зрителями. По хихиканью и восторженным стонам «царей» она поняла, что вода поднялась совсем высоко.
Кошечка бросила быстрый взгляд на дверь.
— С ней ничего не случится, — успокоил Хансиро, не отводя глаз от камней. Обычно ронин не произносил ни слова во время игры, но сейчас он наставлял, а не состязался с противником, к тому же ему хотелось помочь Кошечке преодолеть скованность.
— Она простая деревенская девушка, — Кошечка беспокоилась за Касанэ: не стоило отпускать ее в город одну, тем более ночью. Княжну Асано смущали дурные предчувствия.
— Она выглядит как человек, способный постоять за себя. Я рискнул бы сказать, что она научилась очень многому у своей хозяйки.
Кошечка не решилась ответить. В обществе Хансиро молодая женщина робела как маленькая и чувствовала себя так скованно, что собственное молчание казалось ей глупым. Однако слова воина польстили Кошечке. Этот ронин, судя по всему, не принадлежит к разряду людей, которые разбрасывают комплименты взмахами веера. То, что он сказал о Касанэ, было достаточно верным: дочь рыбака в своей новой жесткой ливрее выглядела теперь отважной до дерзости. Кошечка связала волосы Касанэ в мальчишескую «метелку» на макушке и завязала ее головную повязку — по задорной мужской моде — широким узлом над левым ухом. Дорожный сундук с нарядными одеждами, подаренными Хансиро, Касанэ без труда пронесла четыре ри от Акасаки до Окадзаки: она была физически сильной девушкой, и к тому же Хансиро переложил наиболее тяжелые вещи в свой фуросики. Шагая между своей госпожой и ее защитником, Касанэ напевала от радости, конечно, тихо, себе под нос.
Теперь она ушла в пригородный храм — надеясь найти там новое письмо от своего поклонника. Касанэ взяла с собой посох-копье своей госпожи, но Кошечка все равно тревожилась за нее: она опасалась, что девушка, оказавшись в сложной ситуации, лишь поранит себя.
Тут Кошечка услышала за дверью вежливое покашливание и шуршание шагов.
— Войдите, — пригласила она раньше, чем вспомнила, что не должна делать этого. Дверь открылась, и посетитель вошел в комнату. Это оказался «житель облаков» — аристократ, худой и сутулый человек, напоминавший журавля, одетый старомодно, сообразно с правилами императорского двора. Его тощие руки далеко высовывались из слишком коротких широких рукавов многослойной одежды и походили на когтистые лапы хищной птицы. Аристократ выкрасил свои зубы в черный цвет, а лицо напудрил и нарумянил.
— Добрый вечер, господа! Простите за вторжение, — поздоровался он, изобразив улыбку заговорщика на чересчур тонких губах. — Мое имя Накадзо, камергер пятого разряда… в отставке.
Маленькие слезящиеся глазки без остановки обшаривали углы комнаты, словно этот человек ожидал увидеть там затаившегося врага или по меньшей мере крысу. Его поведение встревожило Кошечку.
— Ваш приход вовсе не является вторжением, — с поклоном ответил Хансиро. — Мой спутник только учится играть в го.
— Мне сказали, что в этой достойной гостинице остановились два гостя, делающие ей честь, — два великолепных образчика мужской красоты, бесстрашные, как боги войны. — Старый аристократ отвернулся, откашлялся и сплюнул мокроту в тисненый бумажный платок, вынутый из специального кошелька. — Но рассказам подчас далеко до правды. — Он сложил платок, придав ему форму цветка ириса, и опустил в рукав. — У вашего молодого спутника лицо, как ясная луна в осеннем небе. — Камергер важно кивнул Кошечке, та поклонилась в ответ.
— Чем мы можем вам помочь? — поторопил Хансиро старика, слишком медленно подводившего разговор к делу. Годовой доход императора, не говоря уже о его приближенных, не мог сравниться с доходом князей даже самого низкого разряда. Поэтому свободное время являлось едва ли не единственным богатством его придворных, зато этого времени у них было много.
— Это я хотел бы помочь вам, добрейший господин. — Тут камергер понизил голос и наклонился вперед, хотя «четыре правителя» за стеной шумели так, что никто не смог бы его подслушать. — Один писатель сказал: заниматься любовью с мальчиком — все равно что совокупляться с волком под осыпающимися лепестками вишни…
— …А ласкать проститутку — все равно что двигаться ощупью в темноте без фонаря под молодой луной, — закончил цитату Хансиро, удивляясь тому, что старый аристократ знает стихи Сайкаку, горожанина простого происхождения.
— Совокупление с волком требует большой силы. — Камергер извлек из недр своих многочисленных одежд маленький, закрытый пробкой кувшинчик и показал его Хансиро. — У меня есть эликсир, который помогает сделать каждую ночь любви долгой, как сама осень. Нужно лишь капнуть в воду его каплю, принимая ванну.
— Из чего же состоит это чудесное средство? — спросил Хансиро, предлагая старому аристократу трубку. Тот схватил ее с почти неприличной торопливостью. Кошечка поднесла уголек к трубке гостя и продолжала следить за тлеющим в ней огоньком на протяжении всей беседы.
— Вы помните слона, которого прислал «собачьему сёгуну» в подарок великий император Китая?
— Конечно. Это огромный зверь с ушами, похожими на крылья. Десять лет назад все только о нем и говорили. — Хансиро хорошо помнил проводку слона.
Из-за этого зверя все города на Токайдо были взбудоражены. Местные чиновники нанимали крестьян для очистки пути, чтобы диковинное животное не повредило ноги. Всех работников, которых смогли найти, согнали на постройку земляных мостов через реки. Сёгун запретил подпускать к дороге лошадей: считалось, что они своим ржанием способны напугать эту громадину. Горожанам приказали соблюдать тишину во время его сна.
Да, в памяти Хансиро нашлось место для слона, который и по сей день коротал свой век при дворцовой усадьбе Токугавы Цунаёси в Эдо.
