Читать книгу 📗 "Дорога Токайдо - Робсон Сен-Клер Лючия"
ГЛАВА 12
Боковая тропа
Ветер, который поднимали икры Гадюки, бежавшего от Кавасаки на запад, в сторону предгорий, доносил до трясущейся в каго Кошечки обрывки его песен:
Кошечка сидела в каго, скрестив ноги и вцепившись в ремень, свисавший с пересекавшего крышу шатких носилок шеста. Она много раз ездила в паланкинах, но никогда — с такими неудобствами. Беглянка весила так мало, что Гадюке и его напарнику Хиямеси-но Дзимбэю, по прозвищу Холодный Рис, каго казался почти пустым.
Гадюка и Холодный Рис орали во все горло деревенские песенки, употребляя такие словечки, каких Кошечка и не слыхивала от слуг в своем родном доме.
Паланкин матери Кошечки тоже был плетеным, но объемом превосходил каго в три раза, а внутри его на отполированной до блеска деревянной подставке лежали шелковые подушки. Сейчас же Кошечка ютилась на грязной соломенной циновке, полной блох, а порошок против этих гнусных насекомых находился в ее деревянном сундучке, привязанном к опорному шесту.
Это были горные носилки, предельно облегченные для того, чтобы их можно было нести по крутым склонам. Они представляли собой большую круглую корзину, подвешенную к опорному шесту на треугольных плетеных креплениях. Крышей каго служила плоская прямоугольная циновка. Все это сооружение ритмично скрипело и похрустывало при каждом ударе босых ног Гадюки о землю.
Посох Кошечки был уложен вдоль шеста и привязан к нему, его железные кольца громко звенели.
Каждый раз, когда Кошечка подскакивала от толчка, ее внутренности вскидывались к горлу беглянки и медленно опадали. Ей казалось, что Гадюка и его напарник уже много часов несут ее на запад, к линии зеленовато-синих холмов. Сейчас они двигались по насыпной тропе через коричневые рисовые поля, окаймлявшие южный край широкой равнины Мусаси. Кошечка поглядывала в узкую щель окошечка на крестьян, молотивших рис или отмерявших его под наблюдением правительственных сборщиков. Маленькие крестьянские лачуги проносились мимо нее. Они все выглядели одинаково — полуразвалившиеся строения с крошечными садиками на насыпных площадках, окруженных коричневыми щетинистыми полями и оросительными каналами. Женщины, сидя в цветниках под окнами хижин, пряли или вертели маленькие крупорушки, очищая рис.
Мусаси в своей книге «Ветер» предупреждал, что от любого жизненного пути отходят боковые тропы. «И если тот, кто идет по верному пути, отклонится от него совсем немного, — писал он, — то это отклонение позже неминуемо станет большим».
Отклонение Кошечки от цели действительно становилось большим. Она уже была готова окликнуть Гадюку и приказать ему остановиться, но тут носилки свернули на крутую тропу, глубоко прорезавшую склон высокого холма. Передний край носилок резко задрался, отбросив Кошечку на тонкую заднюю стенку корзины.
У молодой женщины разболелась голова, и при каждом толчке каго где-то за глазными яблоками вспыхивала ноющая резь. От голода и тряски у беглянки расстроился желудок. Кошечка чувствовала, как желчь поднимается вверх по ее горлу. Может ли человек распознать, какие силы загоняют его в неудобную ситуацию — воля судьбы, предначертание кармы или собственная глупость? — зябко подумала она, но не пришла ни к какому решению.
— Вперед, вперед! — подбадривал своего товарища Холодный Рис, толкая носилки. — Ты что там, заснул?
— Сам ты спишь, — добродушно огрызнулся через плечо Гадюка. — Я слышал, будто твоя жена, пока тебя нет дома, пудрит лицо рисовой мукой и ходит со свернутой циновкой под мост Бунго обслуживать речников с барж.
— А твоя старуха любится с барсуками и могильщиками.
При очередном толчке голова Кошечки ударилась об опорный шест, и она прикусила кончик языка. Ощутив солоноватый привкус крови во рту, женщина страшно разозлилась.
Держась за бамбуковый каркас. Кошечка высунулась из корзины, чтобы излить свой гнев на голый зад и подошвы ступней Гадюки — единственные части его тела, доступные ее взору, — и беззвучно охнула. Прямо под ней за краем тропы, щерясь обломками скал, зиял глубокий овраг. Она торопливо втянула голову в плечи: место для ссоры с носильщиками выглядело явно неподходящим. Было известно, что эти грубияны порой сбрасывали слишком сердитых или скупых клиентов с горных круч, а потом со смехом вспоминали свои подвиги, распивая сакэ.
— Эккорасасса! — с присвистом выдохнул Гадюка на крутом повороте. Это был знак опустить носилки.
Кошечка услышала стук крепких дубовых палок, когда носильщики переложили на них с плеч опорный шест и поставили каго на землю. Посередине тропы стоял, подбоченясь, низенький и щуплый самурай. Вероятно, для того, чтобы казаться крупнее, он надел форменную широкую куртку, плечи которой были подбиты ватой и укреплены так, что торчали в стороны, как два треугольных крыла. Его напарник задумчиво восседал над складной шахматной доской, установленной на пне под соломенным навесом.
Как и большинство беглецов, Кошечка искренне полагала, что все окружающие гонятся только за ней. Она закутала лицо головной повязкой и стала перебирать четки, читая нараспев «Лотосовую сутру», имитируя молитвенное размышление. Ее посох был привязан к шесту каго, поэтому, бормоча стихи сутры, беглянка прикидывала на глаз расстояние до тяжелой дубовой палки Гадюки.
— Кого везете? — стражник произнес этот вопрос гортанно и отрывисто, как человек, привыкший к повиновению.
— Всего лишь юродивого монаха для лечения ничтожной каменной женщины, — ответил Гадюка и низко поклонился. При поклоне тигр словно улыбнулся Кошечке с его ягодиц.
— Князь Кацугава не желает, чтобы сумасшедшие и попрошайки кормились тут за его счет или шпионили.
Слуга князя Кацугавы подошел ближе, чтобы осмотреть высокую шляпу, висевшую рядом с посохом Кошечки: «священники пустоты» часто служили лазутчиками властей.
— Ваша честь, этот монах только прочтет нужные заклинания, чтобы изгнать злых духов, а потом продолжит свой путь.
— Покажите бумаги! — теперь самурай стоял так близко, что Кошечка видела пыль, набившуюся между соломинками его гэта.
Гадюка вынул свою подорожную из сумки, висевшей на опорном шесте. Время, пока самурай рассматривал бумагу, показалось Кошечке бесконечным. Наконец стражник вернул документ:
— Проходите! — И, показывая свою власть, коротышка стукнул жезлом по крыше корзины.
Гадюка и Холодный Рис подняли шест и с криком «Хо-йой-йой!» опустили его на свои мозолистые плечи. Кроме этих выкриков, звучащих в такт тяжелым шагам, носильщики не обменялись ни словом, пока стражники могли их слышать.
Скоро Гадюка сделал знак опустить каго. После непродолжительной тишины до Кошечки донеслось журчание струи, ударяющейся о скалу. Опорожнив мочевой пузырь, Гадюка откашлялся, сплюнул и туже затянул набедренную повязку.
— «Князь Кацугава не хочет видеть сумасшедших и попрошаек на своей земле!» — передразнил он стражника. — Все сумасшедшие и попрошайки служат у Кацугавы. Я-то знаю, что этот дурак, торчащий посреди дороги как верстовой столб, — третий сын простого крестьянина, его отец выращивает просо. Холодный Рис, ты видел, как он держал мою бумагу? С важным видом, губы сжал — рожа как ракушка. А читать этот болван умеет не больше, чем жаба плясать.
«Каменная женщина!» — подумала Кошечка. Так называли бесплодных женщин. Из множества грубых слов Гадюки только эти задели Кошечку: женщины никогда не произносят это выражение вслух.
