Читать книгу 📗 "Дорога Токайдо - Робсон Сен-Клер Лючия"
— А теперь, многоуважаемый попрошайка с речного берега, расскажите мне все.
ГЛАВА 11
Вне дома
Хрупкие остовы недоделанных зонтиков стояли по углам комнаты, напоминая огромных насекомых. Запах клея, казалось, заполнил все помещение. Хансиро стал рассматривать новый красный зонтик из вощанки. Вдруг с той стороны тонкой деревянной перегородки послышался звук разбившейся глиняной посуды.
— Ах ты, сучий таракан! — завопила женщина, и еще одна посудина разбилась.
Мастер, рассвирепев, двинул по той же стене длинным бруском из прочного дерева — японской мушмулы. Мастерская его была такой крошечной, что ему даже не пришлось вставать.
— Да будь же ты мужчиной! — заорал он невидимому соседу. — Выпори эту лису-бесовку! Выгони ее и найди себе красивого мальчишку с пухлым задом!
— Ах ты, животное! — взвизгнул в ответ женский голос. Еще одна посудина с треском раскололась на черепки.
— Этот дурак не мужчина, а подстилка под бабьим гузном!
Продолжая сердито бормотать что-то себе под нос, зонтичный мастер обернулся к Хансиро. Старик поклонился и прижался лбом к полу. Хансиро слегка наклонил голову. Когда мастер брал из его рук завернутые в бумагу деньги, Хансиро почувствовал, что пальцы старика жестки от рыбьего клея. На мгновение он представил себе, что его собственное сердце покрыто такой же непроницаемой оболочкой.
Уже пятнадцать лет Хансиро приходил на эту темную боковую улочку Эдо. Пятнадцать лет он отодвигал ту же пыльную бамбуковую занавеску и находил за ней все тот же беспорядок. Казалось, ни одна вещь тут не сдвигалась с места. Он проходил по кучам шевелившихся от его шагов обрезков цветной бумаги, садился, скрестив ноги, на продавленную заказчиками циновку-татами и медленно пил со старым женоненавистником слабый чай, поглядывая на растопыренные заготовки изделий.
Для постоянных покупателей старый мастер всегда держал несколько зонтов, сделанных из крепкой мушмулы, а не из бамбука. Хансиро покупал только их.
Выйдя из лавки, Хансиро мрачно осмотрелся вокруг. Старый зонтичный мастер почти не изменился за годы их знакомства, только стал больше сутулиться и еще сильнее ненавидеть «проклятых баб». Крошечная мастерская старика по-прежнему теснилась между старой баней и покосившейся лавкой, выцветший флаг которой предлагал покупателям средство от лишних волос. Но улицы вокруг мастерской сильно изменились, как и весь Эдо. И от этих изменений у Хансиро было тяжело на душе.
Как и всегда, дешевые темные ставни из сосны защищали дома среднего сословия от пыли и шума суетной столицы. Но за этими ставнями посредники при торговле рисом, продавцы скобяных изделий, оптовые торговцы чаем, одеждой, сакэ и лакированными вещами жили в запрещенной роскоши. После каждого из опустошительных пожаров, время от времени проносившихся по столице, эти люди воздвигали на пепелищах дома больше уничтоженных огнем. Хансиро хмурился, проходя гордой походкой по кварталам показной бедности.
Ни один из пяти сёгунов рода Токугава не смог помешать презренному сословию торгашей копить деньги, сёгуны сумели лишь запретить спекулянтам выставлять богатство напоказ. Токугава Цунаёси не разрешал торговцам иметь двери из кедрового дерева, украшать дома балками-фризами, использовать при постройке домов ценные породы дерева, ажурную резьбу и лакировку. Но кичливые горожане находили способы обойти и эти законы, и запреты, относившиеся к путешествиям и одежде.
Они устраивали роскошные вечера в веселых кварталах, где по закону не действовали никакие ограничения. Под скромными коричневыми или серыми верхними одеждами богачей сверкали шелковые подкладки малинового цвета, или цвета сливы, или зеленого цвета «крыла цикады». Во внутренних покоях у них висели на стенах ценные произведения старых мастеров живописи. За почерневшими от копоти фасадами убогих лачуг прятались великолепные дворцы, отделанные приятно пахнущими планками из кипариса и криптомерии, а покрытые белой штукатуркой кладовые торговцев были до верхних балок забиты сундуками, полными шелков, лакированных вещей и фарфора.
Здесь мир был перевернут и естественный порядок вещей искажен: низкорожденные люди, поставлявшие на рынке за раздутую плату товары, и гнусные ростовщики жили как князья. А император, потомок Аматерасу, великой богини Солнца, и законный правитель Японии, тоскливо ютился среди поблекшего великолепия своего двора в Киото, пока узурпаторы Токугава беззастенчиво правили его страной.
Каждый новый сёгун набирал в свои войска все больше людей не из семейств воинов, воспитанных в древних традициях. И вот теперь безродные выскочки горланят на улицах вместе с простым людом. Они расхаживают по Эдо с важным видом, посверкивая самурайскими мечами, а настоящие, потомственные воины — буси, такие, как Хансиро, не знают, как добыть себе риса на еду.
Хансиро не тратил много времени на сборы. Зонт был последней необходимой ему в пути вещью. Он уже купил фунт отменного табака и банку зубного порошка своего любимого сорта в лавке возле закутка старого женоненавистника, где продавалось средство для удаления волос. К аптекарю он тоже сходил и пополнил свои запасы женьшеня, медвежьей желчи и жабьего масла.
В клетушке площадью в два татами, которую он снимал на шумной боковой улице, Хансиро выстирал свою тонкую головную повязку из хлопчатобумажной ткани, потом надел черные носки-таби, натянул поверх широких штанов гетры из черного сукна и завязал их, чтобы защитить концы штанин от пыли. Он бережно уложил подорожную в плоский кошелек, где держал бумажные носовые платки, и опустил его в складку свободной, потертой и обвисшей в плечах куртки. После этого Хансиро заткнул за заплатанный пояс тяжелый боевой веер с заточенными железными ребрами, пристроив его в районе позвоночника.
Разместив таким образом все нужные в дороге вещи, Хансиро скатал вторую куртку, утепленную ватной подкладкой, аккуратно сложил старый бумажный плащ-дождевик и обернул эту запасную одежду дорожной циновкой из камыша. Затем захлестнул длинным соломенным шнуром концы циновки и перебросил получившуюся петлю через голову так, чтобы она пересекла грудь, а узел с одеждой оказался за спиной.
Хансиро уже пытался найти в веселом квартале буклет с портретами куртизанок Эдо, однако все экземпляры этой книги таинственно исчезли с прилавков ларьков. Возможно, это сам князь Кира приказал скупить их, чтобы жадная до слухов толпа не поднимала шумихи вокруг имени княжны Асано. И чтобы обстоятельства смерти ее отца вновь не сделались темой городских пересудов.
Жители Эдо, как знатные, так и простые, следовали модам Текучего мира и любили посплетничать. Несколько гонцов этим утром покинули веселый квартал, чтобы разнести по дорогам страны вести о необычном содержании бочки с сакэ в доме «Благоуханный лотос», самосожжении родственника князя Киры и исчезновении очаровательной куртизанки по имени Кошечка.
Хансиро взвесил новый зонт в руке, с удовлетворением ощущая тяжесть прочной, хорошо сработанной вещи. Потом открыл зонт и с мрачным наслаждением полюбовался его темно-красным цветом. Полупрозрачная промасленная бумага сверкала, как лепестки мака. Сыщик уложил на пылающее полушарие мокрую ленту головной повязки и стал ее сушить, покручивая ручку зонта равномерными движениями кисти.
Хансиро обычно не потакал своим эмоциям, это было недостойно человека его сословия, но сейчас, на окраине Эдо, его шаг сделался легким и пружинящим. Сыщик шел, почти приплясывая помимо своей воли. Он был бодр и весел, он казался себе бумажным карпом, который на празднике пятого месяца реет над крышами Эдо в воздушных потоках. Хансиро нигде не чувствовал себя так хорошо, как на боевой тропе.
Когда до заставы Синагава остался один ри пути, Хансиро свернул в сторону, повязал головную повязку вокруг запястья и закрыл зонт. Потом он прошел между двумя рядами старых кленов, на которых сейчас почти не было листьев, и, миновав богато украшенные ворота, попал на территорию храма «Весенний холм». Стайка детей играла в дальнем углу кладбища среди могильных памятников. Из главного зала храма доносился звон колокольчиков и слышалось приглушенное пение монахов.
