Читать книгу 📗 "Дорога Токайдо - Робсон Сен-Клер Лючия"
Неожиданно для врагов она издала боевой крик, повернувшись, со свистом выдохнула воздух и передвинула выше кисть ведущей руки. Поскольку удары нагинаты наносились не верхней, а нижней рукой, подготовка к ним была мало заметна. Поэтому второй воин Киры даже не успел отшатнуться, когда длинное изогнутое лезвие описало полукруг.
В следующий миг Кошечке показалось, что время остановилось: она увидела изумление на лице врага, когда лезвие глубоко вонзилось в его правое плечо. Слуга Киры выронил меч, из разреза фонтаном брызнула кровь. Кошечка рывком выдернула клинок из раны и почувствовала слабое содрогание древка, когда сталь «отлипала» от тела врага. Теперь ее существо отключилось от всего, кроме схватки: в нем не осталось ни одной сознательной мысли, ни страха, ни восторга.
Шаги Кошечки стали мелкими и быстрыми. Она наступала и поворачивалась с такой скоростью, что глаза наблюдателей не могли различить ее отдельных движений. Длинное лезвие нагинаты описывало сверкающие круги, когда дочь князя Асано нападала или отбивала атаки противника. Ее руки словно порхали по гладкому древку, перехватывая его то ниже, то выше.
Порой Кошечка наносила резкие горизонтальные удары, направленные на голени врагов, и воинам князя Киры приходилось подпрыгивать, чтобы не остаться без ног.
Краем глаз Кошечки заметила, что молодой художник бежит к ней с мечом, который он выхватил из-под спальной циновки. Когда юноша добежал до княжны, она перевернула нагинату и концом древка ткнула художника в нос быстрее, чем мог различить взгляд. Кошечка услышала треск дерева и хруст хрящей. Глаза художника широко раскрылись от удивления и обиды, он упал на песок и остался недвижен.
Третьему слуге Киры Кошечка отрубила ладонь вместе с мечом. Раненый, шатаясь, вошел в чайную лавку. Собравшиеся там люди испуганно расступились перед ним. Здоровой рукой он смахнул с жаровни чайник и сунул обрубок, из которого хлестала кровь, в щель между прутьями решетки. Угли зашипели, от них пошел пар, послышался запах горящего мяса. Хозяйка лавки пронзительно закричала.
— Ох ты! — Гадюка теперь подобрал ноги под себя и, не отрываясь, смотрел на бой, посасывая соломинку.
Вожак наемников попытался сделать большой прыжок в сторону Кошечки, надеясь приблизиться к ней настолько, чтобы пустить в ход меч. Она снова перевернула свое оружие — и кривой клинок срезал ухо врага у самого основания. Слуга Киры мгновенно растерял всю свою храбрость, повернулся спиной к противнику и бросился бежать. Дочь князя Асано нанесла ему второй, горизонтальный, удар по ногам, перерезав сухожилия на обеих лодыжках.
— Древние китайские гадатели писали, что человек с носом, похожим на клюв орла, выклевывает сердце другим людям! — крикнула она вслед уползавшему врагу.
Горсть монет, подаренных ей паломницей, Кошечка бросила на палубу парома. Она не знала, сколько стоит переправа — придется перевозчику удовлетвориться такой платой. Потом княжна повернулась к чайной лавке. Гадюка и Холодный Рис, не дожидаясь появления властей, благоразумно покинули Кавасаки, прихватив каго. Гадюка, должно быть, понял, что молодой князь не нуждается в помощи, а посему решил не нарываться на неприятности. Кошечка поставила нагинату вертикально и, тяжело дыша, оперлась на свое оружие.
— Паромщик! Перевези меня на тот берег! — крикнула она громко.
ГЛАВА 16
Промерзший до костей
Хансиро сидел, скрестив ноги, под сенью шатра, который соорудил из соломенной циновки, накинув ее на бамбуковый столб и подперев палкой с развилкой на конце. Заросли ивы, где он коротал время по соседству с большим бронзовым колоколом, висевшим под деревянным навесом с загнутыми вверх краями, окружали брод Ягути, находившийся выше Кавасаки по течению реки. Заросли не защищали Хансиро от холода, ибо ветер дул с противоположной от них стороны.
Здесь время от времени останавливались запыленные путники. Они зачерпывали воду из маленького, выложенного камнем водоема перед колоколом и ополаскивали руки и рот, очищая себя для священного обряда, потом исполняли сам обряд — то есть ударяли в колокол, потянув за веревку, привязанную к языку. Низкие гудящие звуки отдавались у Хансиро в груди.
Ронин из Тосы мог бы остановиться в игравшей роль гостиницы лачуге у брода, но знал, что она полна блох. К тому же сыщик предпочитал сам подстерегать того, кого ищет, а не нанимать для этого других людей. Поэтому временное убежище под голыми, стучащими друг о друга ветвями заменяло ему дом уже три дня. И, правду сказать, у него теперь, как говорится в старой поговорке, «чесались зубы» — так он был раздражен.
Хансиро осуждал свое нетерпение. «Время — иллюзия ума», — напоминал он себе.
Прошлое уже не существует, будущее еще не существует. Единственная реальность — настоящий момент. Но настоящий момент оказался чересчур холодным.
Хансиро, сидевший у самого ограждения, укреплявшего берег реки, наклонился и опустил в быструю воду трубку из зеленого бамбукового междоузлия, подбросил ивовых веток в маленький костер, который он развел между тремя плоскими камнями, потом поставил обрезок бамбука на эти камни и придвинулся ближе к огню, чтобы согреться. Пока вода закипала, Хансиро занялся починкой расползшегося по шву носка. Иглу он проталкивал через плотную ткань ногтем большого пальца, потом завязал узел, перекусил хлопчатобумажную нитку, обмотал ее остаток вокруг иглы и уложил инструмент в инро — имевшую много отделений лакированную коробочку для мелочей, которая висела у него на поясе. Наконец он натянул носок на ступню и обулся.
Через некоторое время Хансиро насыпал немного заварки на дно маленькой узкой чашки цилиндрической формы. Затем, чтобы не обжечься, обернул головной повязкой бамбуковую трубку, снял ее с огня, залил заварку кипятком и подержал чашку в своих заскорузлых ладонях, давая чаю настояться и наслаждаясь шедшим от него теплом.
На середине глубоководья четыре носильщика требовали дополнительной платы за перевоз с огромного борца. Хансиро слышал, как они жаловались, что он слишком тяжел, и грозили перевернуть носилки и вывалить клиента в ледяную воду.
Эта уловка существовала уже много лет, а поскольку у всех пятерых, вместе взятых, мозгов было меньше, чем может уместиться в чашечке для сакэ, ссора выглядела очень смешно. Но Хансиро она не развеселила.
Ивовым прутом сыщик начертил на песке круг. Рисунок получился перекошенным. Тест на ясность ума. Хансиро не справился с ним. Он вздохнул.
Женщина, которую он искал, мешала ему сосредоточиться, нарушала ритм его мыслей. Куда она могла деться? Как она могла исчезнуть на малом отрезке дороги длиной в несколько ри? Потерять ее — все равно что потерять муравья на веревке колокола.
О том, что беглянка могла свернуть на запад и двинуться через горы, нечего было и думать: горы слишком круты, путеводителей по ним никто не составлял, их ущелья кишели разбойниками. Может, она отправилась дальше по морю или наняла лодку, чтобы переправиться через реку в каком-нибудь другом месте? Правда, Хансиро знал, что люди Киры опросили всех рыбаков между Эдо и Ягуто, и ни один из владельцев лодок не сказал, что видел ее. Слуги Киры плохо владели мечами, зато очень хорошо умели нагонять страх на простой люд.
Одно из доказательств их умения устрашать было налицо: они, похоже, снова побывали у Ситисабуро и, похоже, основательно освежили его память — посланцы Киры теперь расспрашивали о комусо, «священнике пустоты».
Хансиро знал также, что люди Киры еще не схватили Кошечку: трое из этих болванов дежурили в Кавасаки, а двое скучали без дела здесь, у брода, в тени навеса, растянутого над колодцем. Они играли в кости, сидя на корточках, и при этом отчаянно чесались: сказывался ночлег в гостинице.
Хансиро продолжал спокойно и по порядку анализировать обстановку. Он пытался мысленно проникнуть в душу и тело маленькой беглянки и разместить там свой разум так же удобно, как ногу в носке, но обнаружил, что это ему не удается.
