Читать книгу 📗 "Ворон Бури (ЛП) - Кейн Бен"

— Будет дождь, — сказал я. — Чем это поможет, кроме того, что замедлит англичан?

— В этих тучах не только дождь.

— Гром и молния?

— Именно. Тор гневается.

— Может, и гневается, — возразил я, — но нам это не поможет.

— Когда небеса разверзнутся, англичане будут искать укрытие и пережидать, потому что они будут думать, что мы поступим так же.

Я начал понимать его замысел.

— Ты думаешь, нам стоит атаковать во время ливня.

Его глаза блеснули.

— Кто на такое пойдет, кроме безумцев?

«Или людей, которым нечего терять», — мрачно подумал я. И дождь должен быть проливным, чтобы нас не заметили.

Вскоре вернулся Лало, доложив, что на нашем следу около пятидесяти воинов.

— Вид у них невеселый, — сказал он.

— Я бы тоже не радовался, если бы проиграл бой каким-то норманнам, потом у меня сожгли бы корабль, и тут же заставили гнаться за теми же самыми норманнами, — сказал я, ухмыляясь.

— Это хорошая новость, — провозгласил Векель.

— Их все еще трое на каждого из нас, — сказал Хрольф Рыжебородый.

— Но на стороне англичан нет бога! — объявил я.

Векель указал на грозные черные тучи и объяснил свой план.

Подгоняемый воющим ветром, сильный дождь хлестал под острым углом. Шквал находил дюжину способов пробраться под мой плащ. В довершение ко всему, одежда уже пропускала воду. Мои штаны можно было выжимать, и оба сапога тоже протекали.

Это было знакомое и отвратительное ощущение. Промокать до нитки было частью жизни в Линн Дуахайлле. Может, это и была более сухая часть Эриу, чем, скажем, Мунстер, но пасмурных дней хватало с избытком. Перегон скота, помощь соседям с овцами, поход к соседу или, по случаю, в Манастир-Буи — все это грозило встречей с ливнем.

Мне это не нравилось в детстве, и не нравилось сейчас.

Оставалось лишь стиснуть зубы и идти дальше.

Тем не менее, у меня была задача, куда более важная, чем физический дискомфорт. Споткнувшись о куст утесника, я вгляделся в полумрак, пытаясь разобрать очертания потемневшего ландшафта. Я понятия не имел, где англичане. Сверкнула молния, яркая белая вспышка, резанувшая по глазам. К тому времени, как они привыкли, снова наступила темнота. Я выругался и поплелся дальше. Через несколько мгновений над головой прогремел гром. Промежутки между вспышками и раскатами сокращались — верный знак, что гроза приближается.

— Сюда! — Лало, невидимый до тех пор, пока нас не разделило пять-шесть шагов, ткнул большим пальцем в ту сторону, откуда пришел.

Я заглянул ему через плечо, ничего не видя, пораженный его безошибочным чувством направления.

— Ты их видел?

— Да! Они сбились в кучу, как стадо коров в углу поля.

— Далеко?

— Может, шагов пятьсот.

— Часовые?

Прогремел гром, сделав речь невозможной. Дождь хлынул стеной.

Лало покачал головой — нет, его улыбка ослепительно сверкнула в свете молнии.

— Подведи нас поближе, — сказал я, решив извлечь максимум из этой безумной ситуации. — Тихо и медленно.

Счастливый кивок, и он снова повел нас вперед.

Я передал информацию Торстейн, шедшей следующей, а она — дальше.

Я отсчитывал расстояние, потея, несмотря на холод во влажном воздухе. В какой-то момент я провалился левой ногой по колено в грязь, и мне понадобилась помощь, чтобы выбраться. Мы продолжили путь.

Чуть более чем в трехстах шагах Лало снова возник из темноты. Сверкнула молния. Яркий свет озарил нас всех, и я ждал крика, крика часового.

Тишина.

Мы сбились в кучу, и я вгляделся в лица своих воинов. На некоторых, у раненых, была написана боль, но все до единого выглядели решительными. Непоколебимыми. Была даже тень нетерпения, которую я чувствовал и сам. Я должен был доказать свою ценность как вождь, и победа в этом неравном поединке стала бы хорошим началом. «Локи, ты обманщик, — подумал я, — не подведи меня сейчас. Тор и Один, помогите мне».

— Мы нападем с двух сторон, — сказал я.

— Некоторые все равно сбегут, — сказала Торстейн.

— Если сбегут, так тому и быть. Пусть уходят, — ответил я. — И шумите как можно громче. Напугайте англичан до усрачки, и битва наполовину выиграна.

Яростное, шепотом произнесенное «да».

— Тор с нами, — добавил Векель.

Даже последователи Белого Христа вроде Вали Силача были этому рады.

Мы разделились. Лало повел Торстейн и семерых других полукругом вокруг англичан, пока я оставался на месте с Векелем и остальными. Лало сказал мне, что до его позиции около четырехсот шагов.

Этот отсчет был самым долгим ожиданием в моей жизни.

Я присел, чтобы не быть замеченным во вспышках молний, и жестом велел спутникам сделать то же самое. Мое сердце колотилось, и каждый раз, когда чернота сменялась ослепительной белизной, я напрягался, ожидая, что на нас обрушится волна англичан. Я досчитал до ста, и ничего не произошло. Но мой живот все еще был скручен от напряжения. Я продолжал считать, представляя, как Лало ведет остальных сквозь непогоду. Настало двести, и целую вечность спустя — триста. Если все идет по плану, подумал я, обеим группам теперь осталось сто шагов до англичан.

Этой ночью я выбрал свою бородатую секиру. Враги будут повсюду, а ей нужно мало места для замаха. Я сделал знак, и Вали Силач встал рядом со мной; остальные выстроились по двое, с Векелем в арьергарде. Он не будет участвовать, если, как он лукаво заметил, нам не понадобится помощь.

Мы пошли в указанном Лало направлении. Я промок так, словно прыгнул в Шаннон, но мне было уже все равно.

Пятьдесят шагов, и мы растянулись в одну линию.

Дождь не прекращался, благословение богов, но молнии утихли — еще одна удача. Было темно, как в Хель, трудно было разглядеть что-либо дальше вытянутой руки. Вглядываясь в землю, я пытался различить что-то человекоподобное.

Сорок шагов. Тридцать пять. Я все еще не видел ни одного англичанина, не говоря уже о целой группе. Беспокойство грызло меня изнутри, и я подумал, не пошел ли я совсем в другую сторону.

Тридцать.

Двадцать пять.

Наконец, в темноте показалась фигура, не похожая на куст утесника. Мои глаза привыкли к темноте. Я вгляделся и понял, что это англичане. Они сбились в кучу, как и говорил Лало, и, невероятно, никто, казалось, не стоял на страже. Я снова проверил, готовы ли мои люди, и, воспользовавшись очередным раскатом грома, бросился вперед.

Я был уже совсем близко, когда один англичанин повернул голову и увидел меня. Его крик оборвала бородатая секира, проломившая ему череп. Его товарищи в панике толкались и пихались, пытаясь встать, схватить оружие, что было под плащами, дать отпор.

Мы воспользовались этим в полной мере.

Даже ищущий похвалы, лижущий задницы скальд не смог бы назвать то, что случилось дальше, битвой. Это была резня, мы рубили, кромсали, втаптывали людей в грязь, топтали их головы, не обращая внимания на мольбы о пощаде. Я рубил и махал механически, снова и снова, словно колол дрова, а не человеческую плоть. Железный привкус крови был у меня на губах, и это была не моя кровь. Мне нравился этот вкус.

Пара рук взметнулась ко мне, пальцы были сцеплены в безмолвной мольбе. Я отсек их топором, вонзив лезвие в лицо человека. Внезапный укол в боку заставил меня развернуться и обнаружить англичанина, чей кинжал был остановлен моей кольчугой. Я рубанул по нему, рассмеявшись, когда рука и кинжал упали в грязь, и пока он кричал, я проломил ему ребра.

Резня закончилась быстро, усеяв землю трупами. Оставались раненые — они барахтались в грязи, ревели и звали матерей. Мы их добили. Когда все стихло — гроза прошла, и дождь тоже прекратился, — я пересчитал людей. Шестнадцать. На двоих меньше, чем пошло в атаку. Я видел Векеля, Торстейн и Лало — и не чувствовал ни капли вины от радости, что они уцелели.

Потери наши оказались двумя из тех, кто был ранен ранее. Оба были мертвы, но эта утрата не умаляла величия содеянного. Горстке наших врагов удалось скрыться в суматохе, но сорок четыре были убиты. Английского отряда больше не существовало. Как я с ликованием сказал своим воинам, даже если немногие уцелевшие и доберутся до своих кораблей, леденящий душу рассказ о засаде сделает вероятность дальнейшей погони ничтожно малой.