Читать книгу 📗 "Дорога Токайдо - Робсон Сен-Клер Лючия"

Но сейчас не время думать о сытной еде и одеялах «Ириса». Хансиро только на миг задержался перед воротами этой гостиницы, чтобы бросить взгляд в маленький сад. Он знал, что река Ои разлилась и Симада забита народом, но решил не останавливаться в пути, а применить одну хитрость, рискованную, но выручавшую его раньше. Ронин из Тосы имел при себе фонарь с надписью «Официальное поручение». С такими фонарями ходили люди, сопровождавшие правительственных гонцов. Этот обман позволит ему переправиться через реку раньше процессий Хино и Вакидзаки.

Луна взошла поздно — в середине ночи, но ее появления стоило подождать. Хотя ночная мгла обгладывала ее последнюю четверть, лучи спутницы влюбленных оказались такими яркими, что камни на дороге отбрасывали тени. Этот серебристый свет мягко обволакивал дома, деревья и дорожные указатели и призрачно блестел на макушках статуй Дзидзо, стоявших в каменных нишах вдоль дороги.

Шагая по ночной Токайдо, Хансиро с наслаждением произносил по слогам изящные строки старинного стихотворения:

— Ваше превосходительство!

Его окликала «ночная торговка». Она стояла в тени деревянного моста, изгибавшегося над рекой, умело выбрав место так, чтобы серебряные лучи не освещали ее морщин.

— За жалкие тридцать мон я сыграю на вашей флейте так, как на ней еще никогда не играли, — прошептала она.

— Благодарю вас за доброту, тетушка, но у меня плохой слух, и я не смогу оценить вашей музыки, — добродушно ответил Хансиро. Лунный свет и одиночество восстановили его душевное равновесие.

ГЛАВА 50

Колокольчик на шесте

К перевалу под названием «Средняя гора маленькой ноги» прилепилась кучка крошечных ларьков, где продавались сладкие рисовые лепешки. Время было позднее, и все лавки, кроме одной, закрылись. Беглянки радостно поспешили на свет ее фонаря.

Покупая лепешки, завернутые в оболочки бамбука, Кошечка поглядывала на детей хозяйки, весело щебетавших вокруг маленького очага в задней части единственной комнаты этого строения. Одежда ребятишек частью висела на вешалках, частью валялась на полу. Контраст этого маленького открытого ночи уютного уголка с огромным диким пространством вокруг был так разителен, что у беглянки защемило сердце.

Когда Кошечка и Касанэ вышли из лавки, хозяйка потушила фонарь перед своим заведением и закрыла широкий фасад лавки тяжелыми деревянными щитами. В темноте девушки сразу почувствовали себя одинокими и покинутыми. Но когда луч их собственного фонаря, то прыгая с камня на камень, то двигаясь плавно, заскользил по кремнистой тропе, они повеселели. Временами свет падал на гигантские криптомерии, росшие вдоль обочин дороги. Освещенные ветки отбрасывали густые тени, которые улетали во мрак, делая его еще плотнее и таинственнее.

Касанэ тревожно вглядывалась в темноту за массивными стволами. Она знала поразительно много разновидностей духов. Чтобы скоротать долгий путь, деревенская девушка принялась рассказывать Кошечке истории о тех из них, которые водились в реках, ручьях и колодцах, и о тех, которые бродили вокруг мостов, ворот и даже отхожих мест. Но в горах, если верить Касанэ, обитало гораздо больше чертей, людоедов и привидений, чем во всех остальных неприглядных местах, вместе взятых. А сейчас спутница Кошечки опасалась тэнгу — длинноносых бесов, живущих в кронах криптомерий.

— Научи меня какой-нибудь песне. — Кошечка поежилась, стараясь не думать еще и об этой нечисти.

Дочь рыбака ненадолго задумалась:

— Вот одна, которую поют в моей деревне. — Она собралась с духом и запела своим высоким приятным голосом:

— В дороге стыд отбрасывают, — улыбнулась Кошечка. — Ты, я вижу, больше думаешь о своем Путнике, а не о том, с кем помолвлена.

Касанэ мгновенно покраснела.

— Берегись мужчин, которые хотят брака, не записанного в храмовую книгу, старшая сестра!

— Я уже встречалась с некоторыми из них, — ответила Касанэ, и при мысли об этом у нее перехватило дыхание.

Она вспомнила сводника, который продавал ее в гостиницах, мужчин, тыкавших в нее пальцами и щипавших ее, словно она была рыбой, которую выбирают на ужин, морского разбойника, который пальцем проверял ее девственность, и почувствовала, что ее лицо горит от стыда. После этого беглянки какое-то время шли молча, потом Кошечка тихо запела:

Жалобные звуки ее напева долго замирали в темноте.

— Это очень красивая песня, госпожа. Вы научились ей там, — Касанэ застенчиво замолчала, подбирая нужное слово, — в том месте?

— Да.

Когда Кошечка рассказала Касанэ о смерти своего отца и разорении матери, она упомянула и о своем решении продаться в веселый квартал, и о попытке Киры убить ее там. Кошечку позабавило, что Касанэ, которая всего день назад ничего не знала о Ёсиваре, теперь умирала от любопытства, как любая добропорядочная жительница Эдо, и проявляла живой, хотя и тщательно скрываемый интерес к жизни Текучего мира.

— Скажите, а молодые люди там приятные? — спросила словно бы вскользь Касанэ.

— Думаю, некоторые — да, — ответила Кошечка, перебирая в памяти многих мужчин, которых она развлекала, и очень немногих, для которых соглашалась развязать свой пояс. Она не могла припомнить ни одного лица — их словно никогда не существовало в ее жизни.

— Похоть в Текучем мире приветствуют, но любовь там запретна, — безразлично сказала Кошечка, и в ее сознании вспыхнуло другое значение слов «текучий мир» — переменчивая и полная опасностей жизнь. — Если бы я могла добыть для своей матери деньги в аду, я предпочла бы отправиться туда, — добавила она.

— Долг перед родителями выше гор, глубже моря, — Касанэ не пришлось самой придумывать ответ: эту пословицу все японские дети, и знатные, и простые, заучивали раньше, чем начинали связно говорить.

Касанэ умолкла. Кошечка поняла, что, вспомнив эти слова, девушка вновь ощутила себя несчастной из-за того, что не оправдала ожиданий своих родных.

— Если судьба позволит, ты снова увидишь своих родителей, — утешила она свою спутницу.

— Оторвавшийся цветок никогда не возвращается на ветку, — печально прошептала Касанэ.

Деревья расступились, образуя поляну. Беглянки присели отдохнуть на большой камень, тускло освещенный лишь звездами. Ягодицы многих поколений паломников, отдыхавших здесь, протерли в камне неглубокую выемку. Касанэ погасила фонарь, чтобы сэкономить масло, и глаза молодых женщин скоро привыкли к мраку. Бодро шагая по дороге, беглянки не замечали дыхания зимы, но теперь ночной холодок стал покусывать их за плечи. Они накинули полы своих дорожных плащей одна на другую, накрылись ими и обнялись, чтобы согреться. Кошечка развернули одну из лепешек, разломила ее и протянула половину Касанэ. В обращенной к дороге стороне камня была вырублена ниша. Там стояла полуразрушенная от времени каменная статуя святого Дзидзо, защитника путников, беременных женщин и детей. В таком пустынном месте соседство с Дзидзо-сама ободряло. Какая-то скорбящая мать, лишившаяся ребенка, надела на скульптуру новый нагрудник и красивую тряпичную шапочку, какую носят младенцы. Почитатели святого положили мелкие камешки на плечи статуи и сложили целую гору камней у ее ног.

Считалось, что в загробном мире на берегу Саньдзу — реки Трех путей — стоит дьяволица, уродливая старая ведьма, и осыпает руганью грешников, идущих через эту реку в ад. Если душа умершего ребенка слишком близко подходит к этой бесовке, та крадет у малыша одежду и заставляет его без конца складывать в кучи камни на берегах загробной реки. Чтобы помочь святому Дзидзо избавлять детские души от этого непосильною труда, путники приносят камни к его ногам.