Читать книгу 📗 "Ольвия (ЛП) - Чемерис Валентин Лукич"
***
Но едва скифы скрылись за горизонтом, как ионийцы, посмеиваясь, принялись сводить триеры обратно, снова привязали канаты на скифском берегу к сваям, подсыпали землю, что успела осыпаться, и мост снова был готов, цел и невредим, как и прежде.
Скопасис с персами разминулся.
Он искал их на главном пути к Истру, тогда как персы добрались до моста окольной дорогой…
Моста у скифского берега не было. Персы не знали, что ионийцы, посовещавшись между собой, решили на ночь — а вдруг скифы вернутся к утру? — отвести от берега триеры с частью моста. Если же персы придут первыми, их легко будет снова свести, если же скифы — тогда придется его разрушать…
Но первыми пришли персы.
Высыпали на берег в полночь, мокрые — всю ночь их поливал ливень — злые, напуганные, нетерпеливые, снедаемые лишь одним желанием: как можно скорее оказаться на той стороне. На той стороне, в безопасности.
Моста не было.
Билась о берег волна, тишина, тьма…
Испугались персы, заметались по берегу, начали кричать, пересиливая шум ветра и дождя:
— Ионийцы, предатели подлые, куда вы дели мост?!!
— Мы найдем вас и на том берегу и вырежем до единого все ваше племя!!!
И тут посреди реки вспыхнули факелы, и персы увидели, что мост цел, а нет его только у скифского берега, и, увидев это, тотчас ожили…
— Владыка?!! — кричал Гистией. — Мы отвели конец моста, чтобы скифы его не захватили. Они уже приходили сюда.
— Давай скорее мост!! — заголосила орда.
Пока подводили к берегу триеры и закрепляли канаты, Дарий нервно кусал губы, ибо до последнего мгновения ждал нападения скифов и все еще не верил, что ему удалось выскользнуть из их степей. Но пока под копытами его коня оставалась хоть горсть скифской земли, он не мог чувствовать себя в безопасности. Лил дождь, но Дарий его не замечал: скорее бы наводили мост!..
Плащ на нем был мокрый, хоть выжимай. Текло за спину, насквозь промокли плечи. Он мог бы пересесть в крытую кибитку и переодеться в сухое, но лень было шевельнуть рукой, не то что слезать с коня. Да и зачем слезать? Что от этого изменится? Ему уже все равно, скифский поход он проиграл, а остальное… все мелочи. Наступило какое-то отупение, безразличие, лишь одна мысль была еще жива: скорее бы на тот берег. Все остальное — не стоило внимания. И дождь тоже… Все пройдет, все забудется, только бы скорее на тот берег. Впереди его еще ждет много блестящих побед, и скифский поход забудется, словно его и не было.
А дождь словно нанялся: то усиливался, срываясь в ливень, то затихал и сеялся мелкий, назойливый… Из серой дождевой мглы едва проступали ряды «бессмертных». Войско его растянулось по степям, до Истра добралась лишь его голова — «бессмертные» с царем и его приближенными, лучники и копьеносцы. А остальные всадники еще где-то скачут по степям, где-то бредут еще по степям пешие, бредут, если их не вырезали пешие скифы.
Он закрыл глаза, чувствуя, как по его лицу сбегают потоки дождя, но сидел в седле неподвижно, словно застыл… Несколько раз подъезжал к нему верный Гобрий, что-то говорил, верно, умолял его пересесть в кибитку, но он не отзывался и не шевелился, и Гобрий отставал… А дождь все лил и лил… Хоть бы скорее навели мост, долго ли будут возиться на Истре ионийцы? Как медленно движутся триеры, подводя к скифскому берегу мост.
И как медленно течет время.
И этот дождь… Какой надоедливый дождь. Закрыть глаза, чтобы ничего не видеть, замкнуться в себе… в себе… От всего мира отгородиться… Побыть бы хоть миг в одиночестве… Хоть один миг.
То ли он задремал под дождем, сам мокрый, сидя на мокром коне, и ему привиделось, то ли и вправду… На высоком скифском берегу появились двое… Приглядевшись, он узнал скифа Спанифа и сака Сирака. Оба низкорослые, в каком-то рванье, они стояли на круче плечом к плечу и скалили зубы.
— Подлое племя!.. — пробормотал он.
— Царь, из Персии прибыл гонец, — донесся до него голос, и он, вздрогнув, медленно поднял голову.
— Царь, — говорил Гобрий, — из Персии прибыл гонец.
Он кивнул, и в то же мгновение к нему подбежал гонец в мокром, забрызганном грязью плаще.
— Персия ликует, ибо царь покорил скифов! — воскликнул гонец. — Персия готовится торжественно встретить царя царей!
Дарий молчал, хмуря брови, с которых скатывались капли дождя.
— Царь! Мы все — свидетели твоей блестящей и несравненной победы над скифскими племенами! — воскликнул Гобрий. — Кочевники разбежались по своим степям и дрожат, как сурки в норах!
У Дария словно камень с души упал. Он благодарно взглянул на Гобрия и повернулся к гонцу.
— Какие еще вести ты привез мне?
— Твой сын, царь Ксеркс, велел передать, что в царстве твоем великом мир и благополучие. Но саки восстали и не признают тебя больше владыкой. У царственного твоего сына Ксеркса слишком мало сил, чтобы идти на саков. Он ждет твоего возвращения, царь царей.
Дарий ничего не сказал. Гобрий сделал едва заметный жест рукой, и гонца как ветром сдуло.
«Начинается, — вздохнул царь. — Начинается то, что уже было не раз. Стоит пойти усмирять один народ, как тут же восстает другой. Вот почему мне не давал покоя сак Сирак!..»
Дождь не утихал. Дарий, втянув голову в плечи, ссутулился и сидел так — мокрый на мокром коне, — уже не чувствуя, как по его лицу и бороде текут холодные струи. От этих струй щемило в глазах, и неприятно было смотреть на серую и мутную дождевую пелену, в которой копошилось рассеянное, перемешанное, мокрое, как ему казалось, облезлое войско. Даже на глазах у своего владыки уже никто не заботился хоть о каком-то порядке…
К холму, на котором истуканом сидел на коне владыка и подножие которого плотными рядами окружили «бессмертные», то и дело мчались полководцы, но их перехватывал Гобрий, что-то им приказывал, сам носился туда-сюда, пытаясь навести порядок на переправе и торопя ионийцев поскорее восстановить спасительный мост.
«Зря Гобрий сказал о моей якобы победе над скифами, — подумал Дарий раздраженно (от дождя уже нестерпимо щемило глаза). — Поражение не утаишь, оно крылато и успевает быстрее облететь все края, народы и племена, чем побежденный успеет вернуться домой. И чем знатнее и знаменитее муж, который проиграл, тем больше вырастают крылья у его поражения, тем быстрее и дальше оно летит…» И был уверен, что дома, в Сузах, о его неудачном походе в степи к Понту узнают раньше, чем он успеет вернуться в столицу.
Он зажмурился (от дождевых струй, сбегавших по лицу, глаза щемило немилосердно), и тотчас же перед его внутренним взором предстала Атосса — жена его премудрая. Еще когда они поженились, царица сказала ему просто и прямо:
«Царь! (О, своего великого мужа даже на брачном ложе Атосса величала не иначе как царем.) Ты не покорил еще ни одного народа и не обогатил Персидское государство. (Тогда, в начале его царствования, это было и вправду так, и только она одна-единственная в мире могла ему об этом сказать, не тревожась за свою безопасность.) Человеку молодому, как ты, властителю великих сокровищ, нужно прославить себя великими подвигами, чтобы персы знали: над ними правит муж! Это тебе будет вдвойне выгодно: персы будут знать, что во главе их стоит муж, а, занимаясь войной, они не будут иметь досуга, чтобы восставать против тебя!»
(О, она мудра, его жена и дочь царя Кира! Умеет видеть больше, и взгляд ее проникает в суть вещей глубже, чем могут видеть и видят простые женщины!)
И он, вспоминает, ответил своей мудрой и зоркой жене так:
«Всё, что ты говоришь, я и сам думаю свершить. Ведь я собираюсь перебросить мост с нашего материка на другой и идти на скифов».
Этими словами он еще тогда возвел будущий поход на скифов в ранг своих великих подвигов.
«…перебросить мост с нашего материка на другой…»
И вот ионийцы наводят тот мост, по которому ему предстоит бежать из Скифии. Из великого подвига вышло великое бесславие! Но как же долго они возятся с этим мостом! Неужели не понимают, что дорог каждый миг? Объединенное скифское войско не только днем, но и ночью идет по его следам, пытаясь во что бы то ни стало настигнуть персидскую армию прежде, чем она переправится на тот берег. И будто бы скифы уже рядом (по крайней мере, так ему доложила разведка), лишь ночь, короткая летняя ночь, серая, даже светловатая, а не спасительно-черная, отделяет их от персов.
