Читать книгу 📗 "Фолкнер - Шелли Мэри"

— Джерард! — Так звали ее сына.

Я склонился над ней, чтобы лучше слышать.

— С ним все в порядке; он в безопасности, — прошептал я. — Все хорошо, Алитея, не беспокойся.

Моя несчастная жертва улыбнулась чудесной улыбкой, которая была мне так хорошо знакома. „С ней все хорошо“, — подумал я, и сердце снова забилось легко и свободно.

Но она по-прежнему находилась в ступоре. В хижине было две комнаты. Я приготовил в задней комнате нечто вроде постели, уложил ее и укрыл плащом. Ее состояние, напоминавшее шок, постепенно сменилось дремой. Мы ее оставили, сели в соседней комнате и стали наблюдать. Я не сводил с Алитеи глаз и видел, что с каждым часом ее сон становился все спокойнее; гроза и дождь прекратились, но за ревом океана и воем ветра я не слышал ее дыхания. Гонимые западным ветром волны подступали почти к порогу хижины.

Я вдруг наполнился отвращением и почувствовал, что ее жизнь мне дороже исполнения всех моих планов. Казалось, она чудом избежала гибели, и мое сердце растаяло, благословило ее и поблагодарило Бога за спасение. Я поверил, что смогу быть счастлив, даже если мы больше никогда не увидимся, главное, чтобы грех ее смерти не тяготил меня. Помню, какой восторг переполнил меня, когда на заре я бесшумно подкрался к кровати и заметил, что ее грудь мерно вздымается, а веки, тяжелые и потемневшие от мук, мягко прикрывают милые очи, которые скоро снова увидят свет и будут наслаждаться ясными днями еще много лет. Я чувствовал себя другим человеком; я был счастлив. Через несколько часов она меня простит, я отвезу ее домой и признаюсь, что во всем виноват; оправдаю ее и приму любую кару, которую пожелает обрушить на меня ее супруг. Кто такой я? Никто — сам по себе я не существовал, мое существо растворилось в стремлении сохранить жизнь и счастье Алитеи. Я собирался сдаться на милость человеку, который в лучшем случае вызвал бы меня на поединок, но я был готов; я думал об этом без радости, но и без сожаления. Алитея выжила, это главное; она вернется к тем, кто ее любил, и снова обретет покой.

Вот о чем я мечтал, склонившись над ней; светало, и при свете дня я убедился, что не обманулся: она действительно спала здоровым, глубоким, исцеляющим сном. Я вышел в переднюю; Осборн завернулся в шинель и спал, растянувшись на полу. Я растолкал его и сказал немедленно пригнать коляску с лошадьми, чтобы сразу отвезти Алитею домой, как только она проснется. Осборн охотно повиновался и вышел из хижины, но как только он удалился, мне вдруг пришло в голову, что не пристало оставаться с Алитеей в доме наедине, поэтому я последовал за ним к навесу, где стояли карета и кони.

Облака рассеялись, но небо по-прежнему было серым и завывал ветер; океан бушевал, громадные волны быстро подкатывали к берегу и тяжело о него разбивались. Начался прилив, и русло реки, которую мы спокойно пересекли вчера ночью, бурлило волнами; еще немного, и вброд ее уже нельзя будет перейти, поэтому надо было спешить и скорее пригнать лошадей. На востоке на фоне золотистого неба темнел силуэт гор; отчетливо вырисовывались каждый уступ и скала, каждая вершина; со стороны моря шторм затуманил горизонт; бескрайний океан тянулся в обе стороны, кроншнепы и чайки кричали, скользя по гребням волн, и пена яростно разбивалась у моих ног. Унылый, но торжественный пейзаж; сердце вторило песни величественных просторов. Я благословил море, ветер, небеса и рассвет; груз вины упал с души, я уже не боялся ужасного наказания; мне снова стало спокойно. Я быстро зашагал вперед и очутился у навеса. Осборн занимался лошадьми; вчера он хорошо их устроил, и они смогли отдохнуть. Я бодро заговорил со своим помощником, помогая надевать сбрую. Осборн по-прежнему был бледен от испуга, но успокоился, когда я сказал, что отвезу даму обратно к семье и бояться нечего; я велел ему медленно подвести лошадей к дому, чтобы стук колес ее не разбудил — вдруг она по-прежнему спит. Сам я шел, положив руку на шею одной лошади, а Осборн вел другую. Мы оглядывались по сторонам и указывали друг другу на следы недавней бури; во вчерашней суматохе я и не заметил, какой та выдалась свирепой. В голове снова промелькнула мысль, что мы не сможем перейти реку вброд, и я поторопил Осборна, уже не боясь потревожить спящую Алитею, так как колеса катились по песку и не производили никакого шума.

Я говорил, что вдоль берега тянулась гряда дюн; две высокие дюны скрывали из вида хижину и даже реку. Мы подошли к ним вплотную, и, когда вышли из-за них, я первым делом взглянул на нее. В русле плескались неистовые пенные волны, подступавшие с моря с невообразимой скоростью; вброд реку было уже не перейти. Я встревоженно огляделся, и мне стало ясно, что придется ждать отлива или ехать в обход и искать брод выше по течению. Я смотрел по сторонам, и тут что-то странное привлекло мой взгляд. Пена на волнах была белой, и белым был качавшийся на них предмет; почудилось ли мне, или это был человек? На миг сердце перестало биться, а потом у меня словно выросли крылья, и я бросился к хижине; в спальне никого не оказалось, на кушетке никто не лежал, хижина была пуста! Я поспешил к берегу реки и напряг зрение, высматривая тот странный белый предмет, и снова его увидел. Я не ошибся; взметнулась волна, завертела и унесла в свою бездну белое тело, уже неживое — мертвое тело Алитеи. Я кинулся в воду и стал сражаться с волнами; меня несло течение, волны накрывали с головой и ослепляли, но я держался и пробирался в самый эпицентр ревущего потока. Вынырнув из-под большой волны, которая на миг утянула меня в глубину и чуть не потопила, я почувствовал, как обо что-то ударился; я инстинктивно ухватился — это были длинные мокрые волосы, и я с утроенной силой и лихорадочной энергией поплыл к берегу. Волны швыряли меня, словно куклу, но я поддался течению и позволил реке отнести себя туда, где русло сужалось и волны стихали. Наконец мне, несчастному, удалось выбраться. Глупец! Неужели я не знал, что она мертва? Почему не утопился тогда, обнимая ее бездыханное тело? Но я не знал; вчера она ожила и вернулась ко мне, хотя уже почти перешагнула по ту сторону, и я, безумец, решил, что это чудо может повториться и сегодня.

Я вышел на берег. Бледный и дрожащий Осборн помог мне уложить ее на землю; мы пытались вдохнуть в нее жизнь, пробовали разное, но опоздали. Она долго пробыла в воде и, видимо, захлебнулась уже давно.

Откуда я беру силы писать эти слова и вспоминать ужасные подробности? Увы; они вечно стоят предо мной, и не проходит ни дня, ни часа, чтобы вся эта сцена с поразительной яркостью не проигрывалась вновь, и всякий раз моя душа содрогается и трепещет при виде ее мертвого лица. Даже сейчас, когда над греческими холмами занимается заря, теплый летний ветерок ласкает мои щеки, далекие горные вершины золотятся под утренними лучами и все вокруг напитано безмятежной красотой южного края, — даже сейчас я слышу рев далекого океана и вижу безлюдный берег, а у моих ног лежит бледное, промокшее и безжизненное тело Алитеи.

Я видел это, и с тех пор не раз размышлял, что произошло за время моего отсутствия. Должно быть, она проснулась отдохнувшей, пришла в себя и вспомнила, что с ней случилось; нахлынули ужасные воспоминания о похищении; она не знала, что я передумал, боялась насилия и решила сбежать. Она хорошо знала побережье, реки и периодичность приливов и отливов. Она не сомневалась, что сможет безопасно перейти реку вброд, поскольку помнила, как часто пересекала ее верхом и вода едва закрывала копыта лошади, хотя русло казалось полноводным. Итак, вознамерившись сбежать от похитителя и вернуться домой к любимому ребенку, она вошла в воду, не учитывая огромной разницы между обычным приливом и буйством неумолимых волн, рожденных сильным западным ветром; или, возможно, она больше страшилась меня, чем воды, и, чтобы сбежать от меня, решила отдаться стихии. И теперь она лежала на песке мертвая, погибшая, утраченная навеки!

Впрочем, довольно об этом. То, что я сделал дальше, вероятно, шокирует моих соотечественников намного сильнее всего случившегося до этого. Но я почти ничего не знал об английских обычаях. Я уехал в Индию безусым юнцом и научился вести себя в соответствии с тамошними порядками. Теперь я знаю, что, когда человек в Англии умирает, принято сохранить бездыханное тело, устроить бдение и плакать подле него много дней, а потом торжественно опустить труп в могилу в ходе длительной церемонии в присутствии друзей и родственников. Но я видел, как целые армии выкашивали меч и эпидемии; в климате, где трупы быстро разлагаются, я привык к наспех вырытым солдатским могилам. Индийский обычай предписывал как можно скорее убрать тело с глаз долой.