Читать книгу 📗 "Фолкнер - Шелли Мэри"

Узнав о существовании Элизабет из письма свекра, она сразу прониклась сочувствием к сироте, заброшенной дочери Эдвина. Как всякому порядочному человеку, узнавшему о пренебрежении семейным долгом, ей стало совестно; гордость не допускала мысли, что девушка из рода Рэби зависела от щедрости незнакомца. Тогда она решила не терять время зря, немедленно заявить права на Элизабет и принять ее в семью, хотя и боялась, что воспитанный в чужой вере ребенок окажется скорее обузой, чем ценным приобретением. Она написала знакомым и навела справки о местонахождении племянницы. Так она узнала, что Элизабет гостила у леди Сесил в Гастингсе; сама миссис Рэби находилась в Танбридже. Она немедленно велела приготовить лошадей и выдвинулась в Оукли.

В утро ее приезда леди Сесил получила от Джерарда письмо; оно было бессвязным, он набросал его урывками в карете по пути в Дромор. В начале он заявлял о невиновности матери и писал, что сам сэр Бойвилл это признал. Далее, было видно, перо в его руке запиналось и дрожало. «Наша общая подруга, наша Элизабет — дочь погубителя», — сообщал он. Это было неестественно, невероятно — сама мысль об этом усиливала его ненависть к Фолкнеру и мешала проявить сочувствие, на которое его щедрая натура была, несомненно, способна; эти чувства соперничали с желанием пощадить Фолкнера, насколько это возможно, ради его самоотверженной дочери. Он чувствовал, что его обманули, прокляли и подвергли пыткам. В старости мы готовы идти на компромисс с судьбой, принимать и плохое, и хорошее, и пытаться хотя бы смягчить тяжелую ношу существования. Но в молодости мы не согласны довольствоваться ничем, кроме идеала и совершенства. Пылкий и прямодушный Невилл презирал предрассудки, и, естественно, первым его побуждением было отделить отца от дочери и любить Элизабет независимо от того, кто приходился ее родителем. Но она бы не согласилась поддержать его в этом заблуждении, ведь она ни за что не бросила бы отца и, если бы тот погиб от его, Невилла, руки, возненавидела бы юношу всем сердцем. Верно сказал Альфьери [28]: «Нет более яростного противостояния, чем борьба любви и долга в добродетельном и пылком сердце». Душа Невилла стремилась к чести и благу, но никогда еще исполнение приказов совести не вызывало у него столько горечи и отчаяния. Эти чувства отчасти проявились в его письме. «Мы потеряли Элизабет, — писал он, — мы навсегда ее лишились! Неужто ей ничего не поможет? Ничто ее не спасет? Нет! Она захочет быть рядом с убийцей и разделит его несчастную судьбу; счастье, невинность, радость жизни — всего этого теперь для нее не существует! Она проживет жизнь жертвой долга и умрет мученицей; мы потеряли ее навсегда!»

Леди Сесил несколько раз перечитала письмо; оно привело ее в расстройство и смятение, и она сердито укорила Джерарда за то, что тот взялся искать правду. Но все же сердце ее сводному брату сочувствовало, и она радовалась, что тому удалось доказать невиновность Алитеи. Подумав об Элизабет, она ощутила глубокую печаль; если бы они не встретились, если бы они с Джерардом никогда не увидели и не полюбили друг друга, половины этих мук удалось бы избежать. Как же странна и коварна судьба и как сложно смириться с ее загадочными и разрушительными происками! Даже леди Сесил, от природы наделенная спокойным и жизнерадостным нравом, добродушная, но не склонная к экзальтации чувств, горько заплакала и заломила руки в бессильном и неистовом отчаянии — такой несчастной представлялась ей судьба ее милых друзей.

Миссис Рэби обладала наружностью трагической актрисы. Она была высокой и статной; большие черные глаза смотрели печально, а годы размышлений и пережитых чувств запечатлелись на лбу глубокими, будто высеченными в мраморе морщинами. Нижняя часть ее лица казалась гармоничной, хотя красивые губы были слегка надменно поджаты; голос звучал глубоко и мелодично. Держалась она более скованно, чем леди Сесил с ее благородным воспитанием; она словно ощущала себя не в своей тарелке, казалась стеснительной, сдержанной и то робкой, то высокомерной. Но ее лицо выражало уверенность, и она с порога с очевидным нетерпением потребовала, чтобы ее представили Элизабет. Она с сожалением услышала, что та уже уехала из Оукли. Однако леди Сесил осыпала юную подругу такими щедрыми похвалами, пусть даже не собиралась этого делать, что миссис Рэби успокоилась и со свойственной ей прямотой сразу объявила о цели своего визита, раскрыла происхождение сироты: она приехала познакомиться с племянницей. Леди Сесил ахнула и хлопнула в ладоши, но скорее от изумления, чем от радости. В этой странной истории было слишком много удивительного и почти невероятного: если бы все произошло по взмаху волшебной палочки, едва ли она была бы поражена сильнее. Справедливость чудесным образом восстановилась, все зло улетучилось, доброе имя ее подруги очистилось от позора, родства с преступником, и теперь она навек пребудет в их сердцах и любви.

Она торопливо обо всем рассказала. Миссис Рэби была наслышана об истории Алитеи и знала о поведении Джерарда Невилла; новые же подробности поистине показались ей очень странными. Она не разделяла радости леди Сесил, но тоже видела необходимость действовать безотлагательно. Ей представлялось самым важным разорвать всякую связь между Элизабет и ее опекуном, пока дело не приобрело огласку и имя Рэби не оказалось замешанным в чудовищной истории убийства, тем более что для человека с понятиями миссис Рэби подробности сего преступления были особенно омерзительны. Нельзя было терять ни минуты — немедля забрать Элизабет из дома виновного и опозоренного преступника, пока ее имя не успело запятнаться, иначе отцовская семья навсегда от нее отречется. Узнав о намерении миссис Рэби сейчас же поехать в Лондон и увидеться с племянницей, леди Сесил решила составить ей компанию и выступить в роли посредницы, смягчить жесткий тон этих требований и уговорить девушку им подчиниться. Она сказала об этом миссис Рэби, и они договорились поехать вместе. Обеим хотелось еще поговорить. Леди Сесил жаждала заинтересовать миссис Рэби превосходными моральными и интеллектуальными качествами своей безупречной подруги; миссис Рэби же считала, что ее племянница просто обязана оказаться достойной и добродетельной девушкой, ведь иначе о ней не стоит хлопотать. Кроме того, с каждой минутой она все больше убеждалась, что Осви Рэби и другие члены ее семьи и люди их круга не потерпят полумер и благополучие Элизабет всецело зависит от ее готовности разорвать связи с нынешним опекуном и полностью препоручить себя доброте и заботе отцовских родственников.

По прибытии в Лондон их ждали странные вести, лишь усилившие их нетерпение. Узнав о начатом сэром Бойвиллом процессе, обвинениях в адрес Фолкнера и его аресте, повлекшем за собой бесчестье, обе женщины испугались, что ничего не удастся исправить. Миссис Рэби решила действовать безотлагательно; обстоятельства дела уже попали в газеты, но имя Элизабет нигде не упоминалось. Фолкнера увезли из дома, но дочь его не сопровождала, и в описаниях шокирующих событий не было упоминаний о дочери. Неужто Фолкнеру хватило благородства спасти ее от позора? Если так, миссис Рэби считала своим долгом его в этом поддержать. Она не знала, где скрывалась Элизабет, но навела справки и выяснила, что та по-прежнему в Уимблдоне. Туда дамы и отправились. Обе не находили себе места от тревоги; события были окутаны завесой тайны, сквозь которую они не могли проникнуть; они надеялись услышать четкое и благоприятное объяснение. Первые слова и объятия Элизабет успокоили ее подругу, и та поверила, что все будет хорошо, к Элизабет вернется доброе имя и место в обществе, а наказание постигнет лишь виновного.

Глава XXXIX

Увидев леди Сесил и обняв ее, Элизабет воскликнула:

— Вы приехали, значит, все хорошо!

Услышав эти слова, леди Сесил поверила, что бедная сиротка обрадуется предложению миссис Рэби, как потерпевший кораблекрушение радуется виду гостеприимного берега. Она ласково прижала ее к сердцу и повторила за ней: