Читать книгу 📗 "Фолкнер - Шелли Мэри"
— Все хорошо, моя милая, моя дорогая Элизабет; ты снова с нами, а я уж думала, мы тебя навсегда потеряли.
— Так расскажите, что случилось? — спросила Элизабет. — И где мой дорогой отец?
— Отец? Мисс Рэби, — раздался глубокий, серьезный и мелодичный голос, — кого вы называете отцом?
Из-за возбуждения Элизабет не услышала имени тетки и удивленно повернулась к ней; леди Сесил представила ее как ту, что знала и любила ее настоящего отца; тетя приехала предложить ей добрый и благородный дом и любовь давно потерянных родственников, которые теперь, к счастью, нашлись.
— Мы приехали тебя забрать, — сказала леди Сесил. — Пребывая тут, ты находишься в весьма неприятном положении, но теперь все изменилось; ты поедешь с нами.
— А как же мой отец? — вскричала Элизабет. — И как еще называть моего благодетеля? Дорогая леди Сесил, где он?
— Значит, ты не знаешь? — неуверенно спросила леди Сесил.
— Утром я услышала страшные, душераздирающие новости, но раз вы здесь, значит, все это выдумки или ужасная ошибка, верно? Скажите, где мистер Фолкнер?
— Я знаю еще меньше твоего, — ответила ее подруга. — Мне известно лишь то, что говорится в наспех написанном письме моего брата, но оно ничего не объясняет.
— Тогда мистер Невилл должен был вам сказать, — промолвила Элизабет, — что моего дорогого отца обвиняют в убийстве, и обвиняет тот, в чьих руках доказательство его невиновности! Я считала мистера Невилла великодушным и незлобивым…
— Ты не ошиблась, — прервала ее леди Сесил, — твоего отца обвинил не он. Расскажу немногое, что мне известно: за арестом мистера Фолкнера стоит сэр Бойвилл. Признание твоего отца его не убедило, как и останки несчастной миссис Невилл. Прошу, Элизабет, прекрати расспросы, я ничего не знаю; мне известно гораздо меньше, чем тебе. Что до Джерарда, он верит, что мистер Фолкнер невиновен.
— Благослови его Бог! — воскликнула Элизабет, и из ее глаз хлынули слезы. — О да, я знала, что он великодушен и справедлив! Мой бедный, несчастный отец! Надо же судьбе распорядиться так, что тебя судит единственный человек, кто не способен тебя понять и оценить твое благородство!
— И все же, — заметила леди Сесил, — не может быть, чтобы он был совсем невиновен; похищение, трагическая смерть, попытки ее скрыть — разве этого недостаточно?
— Да, да, и я не пытаюсь оправдать его или преуменьшить вину. Прочтите его рассказ; по его собственной просьбе я отдала письмо мистеру Невиллу; вы поймете, что отец вправе претендовать на прощение. Не мое дело говорить и даже знать о его прошлых грехах, но, поверьте, никто не мучился столь горькими угрызениями совести и не раскаивался так искренне. Если бы не я, он не прожил бы и недели после смерти несчастной дамы; если бы не я, он погиб бы в Греции, пытаясь искупить свою вину. Неужели возмущенным обвинителям этого мало?.. Я исхожу из высших побуждений, — после паузы продолжила она. — Я привязана к нему благодарностью, долгом, всеми человеческими обязательствами. Он взял меня, сиротку, брошенную всеми; забрал у скупой и вульгарной женщины, от которой я всецело зависела; воспитал как свою дочь и был мне больше чем отец! В болезни он выхаживал меня, как выхаживала бы родная мать; в опасных путешествиях носил на руках и укрывал от непогоды, подвергая себя опасности; год за годом, когда никому до меня не было дела, он думал обо мне и лишь обо мне заботился. Он согласился жить, чтобы я не осталась в одиночестве; тогда я не знала, что родная семья согласна меня принять. И теперь вы просите, чтобы я его оставила? Никогда!
— Но ты не сможешь ему помочь, — сказала леди Сесил. — Его будут судить по английским законам. Надеюсь, он на самом деле их не нарушал; но ты никак не облегчишь его долю.
— Где он, дорогая леди Сесил? Скажите, где он?
— В тюрьме в Карлайле; боюсь, сомнений в этом быть не может.
— И вы считаете, что я не пригожусь ему там? Его посадили в тюрьму как преступника! Из-за этого я несчастна и знаю, что он тоже несчастен, но моя эгоистичная душа по крайней мере отчасти успокоится, зная, что я могу ему помочь и принести немного радости и утешения. Даже сейчас он по мне тоскует; помнит, что в печали я никогда его не оставляла; наверняка недоумевает, почему я еще не приехала! Пускай в тюрьме, пускай в бесчестье, но он будет счастлив, увидев меня снова! Я поеду к нему, и тогда мне тоже будет спокойно.
Она рассуждала с великодушным пылом; ее глаза блестели, голос дрожал от избытка чувств. Леди Сесил тронули ее слова, хотя она не одобряла сам замысел; она обняла девушку и похвалила, а миссис Рэби произнесла:
— Нельзя не восхититься твоими намерениями, рожденными чистым и благородным сердцем. Но все же мне кажется, что ты преувеличиваешь свои обязательства перед мистером Фолкнером. Разве после смерти твоей матери он вернул тебя нам? А ты могла быть счастлива под моей крышей. Он удочерил тебя, потому что ему самому так захотелось, и не подумал, какое зло тем самым причинил всем нам. Лишь когда последствия его преступлений помешали ему быть твоим защитником, он решил вернуть тебя в семью.
— Простите, что прерываю, — ответила Элизабет. — Мистер Фолкнер много страдал; он считал, что умирает, и жил в мучениях, пока не признался в своем проступке, чтобы восстановить доброе имя своей несчастной жертвы. Прежде чем бросить вызов судьбе, он решил устроить мое будущее, но случайность вмешалась и изменила его планы; таковы были его мотивы, он всегда прежде всего думал обо мне!
— Поэтому, милая Элизабет, — вмешалась леди Сесил, — ты должна подчиниться ему и исполнить его волю. Он предвидел, что разоблачение обернется для него бесчестьем, и не хотел, чтобы ты разделила его судьбу. Твои фантазии о том, как ты станешь помогать ему в тюрьме, — романтическая иллюзия. Ты не знаешь, что такое современная тюрьма, как низменны и страшны ее обитатели; их речь и вид так гнусны и убоги, что невинные девушки не должны даже догадываться об их существовании. Не сомневайся: если мистер Фолкнер действительно столь благороден и чувствителен, каким я его считаю, он содрогнулся бы при мысли, что ты окажешься вблизи этого дурного места; он был бы рад узнать, что ты в безопасности и счастлива с родной семьей.
— Какую страшную картину вы рисуете! — воскликнула Элизабет, едва удерживаясь от слез. — Мой бедный, несчастный отец, его жизнь висит на волоске! Разве сможет он выжить в таком порочном месте? Но он забудет обо всех этих ужасах, когда я окажусь рядом с ним. Слава богу, я знаю, что в силах подбодрить его и поддержать даже в самых чудовищных обстоятельствах.
— Ты сошла с ума! — огорченно заметила леди Сесил.
Вмешалась миссис Рэби с новыми предложениями. Она заговорила о своем желании принять Элизабет в семью; сказала, что теперь, когда Элизабет стала Рэби и принадлежит к их клану, у нее появился новый долг и она должна повиноваться родственникам и не делать ничего, что могло бы им навредить. Она имела в виду их притесняемую религию — католичество; если из-за поведения их племянницы горестные события станут достоянием гласности, враги семьи со злорадством распространят такую историю. И она как могла намекнула, что, если имя Элизабет окажется замешано в такой ужасной и преступной истории, отцовская семья уже никогда не сможет ее принять.
Элизабет выслушала эти слова с примерным хладнокровием.
— Мне жаль отвечать отказом на ваши добрые намерения, — ответила она. — О прошлом я говорить не хочу, как и напоминать вам, что не воспитана слушаться вас всех именно по той причине, что вы отреклись от моего родного отца и бросили мою родную мать, а меня, ребенка, сироту, оставили жить или умирать приживалкой. Я, тогда еще носившая ваше имя, зависела от скупой и унизительной милости. Стоит ли удивляться, что, несмотря на юный возраст, я чувствовала себя обязанной и благодарной своему благодетелю, спасшему меня от крайней нужды и полюбившему меня всем сердцем! Его я слушалась и усваивала этот урок на протяжении долгих лет; я не могу вмиг о нем забыть. Я принадлежу ему; он завоевал меня добротой и неустанной заботой; я его дитя, если хотите, его слуга; называйте как хотите, но свой дочерний долг я выполню и буду выполнять всегда. Не сердитесь на меня, дорогая тетя, если позволите так вас называть; милая леди Сесил, не смотрите на меня с мольбой; я очень несчастна. Мистер Фолкнер в тюрьме, его обвиняют в самом ужасном преступлении и подвергают унижениям — его, чья нервная система крайне восприимчива, а здоровье подорвано болезнями и страданиями. А меня рядом нет и ему не на кого надеяться! Да, я очень несчастна. Не просите меня совершить невозможное, чудовищное зло! Я должна отправиться к нему; мне не будет покоя ни днем ни ночью, пока я не окажусь с ним рядом, и прошу: ради меня не оспаривайте мой священный долг.
