Читать книгу 📗 "Вернись домой, Халиль - Аль-Зооби Кафа"

— Среди погибших не было Юсуфа?

Немного помолчав, он ответил:

— Да, он лежал там, весь залитый кровью. Они все были залиты кровью, и мне нелегко было опознать их. Но Юсуфа я узнал по его рубашке.

— Боже! Горе мне! Они убили его, — истошно закричала Сурайя и побежала в сторону оврага, в ту сторону, куда мужчина указал.

— Куда ты направляешься? — прокричал ей в спину мужчина.

— К нему. Я не оставлю его одного.

— Лучше вернись. Если евреи увидят тебя, то непременно убьют.

Но она не вслушивалась в его слова и продолжала бежать, беспрестанно стеная. Казалось, поток боли изливался из ее души. Сестра, Фадийя, догнала ее и удержала со словами:

— Ты никуда не пойдешь. Я не позволю тебе. Солнце вот-вот зайдет. Сестра моя, Юсуфа не вернуть, его уже нет. Убитых много, а тех, кто остался в живых, нужно постараться сберечь. Ты нужна своим детям.

Сурайя очнулась, посмотрела на своих детей. Вот они — Хусейн, Хашем, Матар — бегут к ней, охваченные страхом. Маленький Матар спотыкается, кричит и зовет ее. В глазах его застыл ужас. Его маленькие губки дрожат. И душа ее увяла. Ее силы в одно мгновение улетучились. Она остановилась и не сводила глаз с детей, и в ее глазах было отчаяние:

— Юсуф будет этой ночью между небом и землей!

— Сурайя, это мы проведем эту ночь между небом и землей, а Юсуф будет у Господа своего, — сказала в ответ Фадийя.

— Мое сердце не повинуется мне, Фадийя. Вынести эту боль выше моих сил. Сейчас его мертвое тело лежит в овраге. Ночью сбегутся собаки и разорвут его на части.

— Если это случится, Сурайя, то собаки поживятся только его плотью. Юсуф сейчас — это душа, парящая в небесах.

— Он взял винтовку и твердил одно — что он сразится с ними. Он сказал мне, чтобы я забрала детей и спасла их. Когда я хотола взять одежду для них, он сказал мне: «Быстрей, эти люди не щадят никого. Ничего не нужно брать с собой. Вы скоро вернетесь, может быть, уже к вечеру». Ты веришь в то, что мы вернемся, Фадийя?

— Ради Бога, возьми себя в руки, по крайней мере, ради твоих детей. Скорей! Я возьму на руки Матара, а ты веди Хашема и Хусейна. Посмотри, как торопятся другие. Они уйдут раньше нас, и тогда мы их не догоним. Боюсь, евреи настигнут нас и расправятся с нами. Ради Бога, поторапливайся.

— И ты веришь, что после нашего возвращения жизнь останется такой же, как прежде?

— Нет, она уже никогда не будет такой же, Сурайя. Я даже не знаю, куда мы сейчас идем. Зато знаю, из какого ада мы вырвались, и знаю, что ни за что не вернусь туда. Я боюсь, Сурайя. Умоляю тебя, поторапливайся!

Был апрель. Всего лишь несколько дней назад небеса заливались смехом, и бытие взрывалось неясной божьей радостью.

— Завари чай, и давай будем пить его на траве.

— Хорошо, я только принесу циновку, чтобы мы могли сесть на нее.

— Зачем? К чему сидеть на циновке и отказываться от этого чудесного зеленого ковра?

— Тебе будет холодно на земле.

— Кто тебе сказал, что земля холодная? Приложи руку к ней и почувствуешь, какая она теплая.

Юсуф вытянулся на траве во дворе дома. Подложив руки под голову, он смотрел на небо, и оно казалось ему совсем близким. Он вдохнул полной грудью чистый воздух и почувствовал, как его душа радуется и простирается до горизонта, он даже увидел ее отражение в небесах.

Когда Сурайя принесла поднос с чайной посудой, Юсуф поднялся и, не отрывая глаз, глядел в ее лицо. Его добрые глаза лучились.

— Что с тобой происходит? — спросила она его, смущенно посмеиваясь.

— Это весна. Мне кажется, она возвращает меня в юность.

День угасал. И когда солнце спрятало свой свет, вечерняя заря стала разливаться в небе, словно огромное пятно крови, а затем небеса постепенно затопила тьма.

Между небом и землей.

Небо такое далекое. И земля уже не та, какой она была. Сурайя стоит на ней и чувствует, как она сама погружается в небытие.

Она, ее дети и младшая сестра Фадийя вместе с теми жителями деревни, которым удалось спастись от бойни, стоят на клочке земли под сенью деревьев. Легкий шелест листвы похож на горестные вздохи.

Все сошлись на том, что ночь проведут здесь, а утром отправятся в путь.

— Как ты думаешь, Сурайя, каким будет завтрашний день?

— Одному Богу известно, Фадийя.

— Завтра будет горячее солнце, и я развешу шерстяные циновки на ограде, пусть они побудут на солнце.

— А сейчас спи, Сурайя, утро вечера мудренее.

— Утром я попрошу тебя заделать дыры в ограде. Боюсь, что с приходом лета змеи смогут устроить в них гнезда.

— Хорошо! А сейчас спи.

— А ты знаешь, что наша соседка Умм Али нашла вчера змею в ограде своего дома?

— Завтра поговорим об этом. А сейчас я устал и хочу спать.

— Боюсь, что эта змея устроила себе гнездо, и она вместе со своими детенышами может перебраться под наш забор. Их так и не смогли поймать.

— О боже! Все люди спят ночью, а ты бодрствуешь, — недовольно воскликнул Юсуф.

С этими словами он положил свою руку ей под голову и обнял ее. Она умолкла и стала прислушиваться к его дыханию, которое постепенно становилось спокойным и ровным, а она все думала о заборе, о солнце и утре, которое выдастся светлым.

Однако то утро выдалось кровавым. С его появлением пролилась кровь не только всех, но и всего и навсегда: были убиты заборы, кровати, предсонные заботы, ясность ночи, умащенная дыханием Юсуфа.

Между небом и землей.

Одни лежат под деревьями, другие сидят. Дети плачут от страха и голода, и звуки рыданий поднимаются в пространство, словно клубы дыма, и бесследно исчезают в нем.

— Фадийя, как ты думаешь, небеса слышат нас?

— Не знаю, Сурайя. Я ищу Бога в глубине своей души, потому что не вижу Его в этой глупой ночи.

— Ты Его находишь?

— Я нахожу только страх. И этот страх убьет меня, Сурайя.

— А меня убьет боль.

Потом донеслось эхо. Это были отзвуки лая собак. Несметное число собак завывало, словно обезумевший ветер в неистовствующей ночи.

— Их притягивает запах крови, даже если бы они были на краю света — сказал кто-то бесцветным голосом, лишенным какого бы то ни было оттенка звучания. Казалось, это была только тень голоса. Сурайя вскочила, ее лицо скрывала темнота, она дрожала всем телом.

Ночь продолжала шириться во всех направлениях — на восток, запад, север и юг. Она главенствовала над небесами, и казалось, что она исходила из земли. Густая ночь, полнящаяся ночью.

— Вы верите в то, что произошло? — спросила одна старая женщина, которая все это время шла рядом с хаджжеи Хамидой, не проронив ни слова, не поднимая головы и не плача. И только тогда, когда она села вместе с остальными, и ее полностью скрыла тьма, она заговорила, но очень тихо.

— Нет, я не могу в это поверить. Но это произошло, — сказала в ответ хаджжа Хамида.

— Сначала я слышала только крики, потом я увидела трупы. Улицы были усеяны ими. Я закрывала глаза и лицо руками, чтобы не видеть их, но едва только я отводила руки от лица и открывала глаза, как вновь видела груды и груды трупов, — сказала женщина.

— Что касается меня, то я увидела всё своими глазами, — сказала хаджжа Хамида.

Ночь по-прежнему простиралась и ширилась, но руки хаджжи Хамиды появились в мерцающем свете, когда она подняла их и отерла лицо. Она плакала.

После долгого молчания другая женщина проговорила голосом, полным скорби:

— А меня они заставили снять с себя всю одежду, а потом заставили сесть в открытый грузовик, полный голых стариков и старух.

Вновь воцарилось глубокое молчание.

Потом хаджжа Хамида спросила с большим удивлением, словно не поняла только что услышанное: