Читать книгу 📗 "Горячая штучка - Вайн Люси"

Папа выпрямляет спину.

— Мы можем пойти в бар? — возбужденно спрашивает он дрожащим голосом. — Мы можем пойти в коктейль-бар? — тут же шепчет он.

Мысленно я рисую картинку, на которой мой полный папа пытается взобраться на табурет.

Никак невозможно.

— О, хм…

— Прошу тебя, Ленни. Пожалуйста, можем мы пойти в коктейль-бар? Я за всю жизнь там ни разу не был, но иногда об этом говорят в Соседях, и мне кажется, там очень здорово. Пожалуйста! Пойдем на мой день рождения?

Нет. Возможно. Через пару недель у папы шестидесятилетие, а я ничего не запланировала. Я все спрашиваю Джен, вернется ли она к этому времени домой из Лос-Анджелеса, а она все говорит мне, что я должна жить полной жизнью.

Папа снова смотрит на меня, он практически трясется от возбуждения.

Хорошо. Я принимаю решение.

— Да, конечно, пойдем, папа! — Я встаю, указывая пальцем в небо, и разгоняю стайку голубей, которые громко кричат в знак протеста. — Конечно, мы можем пойти в коктейль-бар, и я помогу тебе найти подружку и буду очень рада этому. Рада.

Он тоже встает, повторяя мою триумфальную позу.

— О, спасибо тебе, Ленни! Я взволнован! Теперь пойдем домой и посмотрим одну из моих мыльных опер. Не беспокойся, они у меня записаны.

Он снова садится и берет свою сумку.

— Подержи, только сначала я покормлю голубей.

Вернувшись домой к папе, мы сидим на диване и ждем видеозвонок от Джен. Для папы это самый любимый момент моего визита. Он очень любит Джен и свою внучку Милли, но на самом деле не это его так волнует. Его волнует видеозвонок. Он наслаждается новизной. Он не может сдержать радости, видя крошечное личико на крошечном экране. Целый час после звонка он будет говорить о своих переживаниях и о том, как это умно. Раздается звонок, и появляется личико Милли. Она кричит от ужаса при виде папиного лица, которое слишком близко, волоски, торчащие из его носа, почти касаются экрана. Не забыть потом протереть телефон.

Милли шесть лет (скоро семь, обычно говорит она мне) (через полгода), и если Сиара, дочка Софи — самый послушный ребенок в мире, то Милли — самый непослушный. Она еще только в первом классе, но уже постоянно бедокурит в школе. Она — невероятная спорщица и повсюду проявляет свой вспыльчивый нрав. Больше всего она любит покричать в супермаркете «Whole Foods», поскольку проходы там довольно широкие для того, чтобы помахать кулаками, а акустика вполне пригодна для того, чтобы повизжать. Нужно, чтобы ее было слышно от овощного отдела до отдела спиртного, иначе истерика пропадет понапрасну.

Она ужасна, но она самый веселый и сообразительный ребенок из всех, кого я когда-либо встречала. На самом деле она входит в первую пятерку моих любимых людей на всей планете (Долли Партон [23] занимает четвертое место) (Папа обошел ее в тот день, когда написал песню не хуже «Djolene» [24].)

Папа отодвигается чуть дальше от телефона, широко улыбаясь внучке. Она не обращает на него внимания.

— Элли! — счастливо восклицает она, хватая руками экран. Милли считает меня суперклассной. Когда она была совсем маленькой и не умела правильно выговаривать все слова, она думала, что у нас одинаковые имена, и постоянно сообщала мне о том, что мы близнецы. Когда я замечала, что я старше, она нежно смеялась, гладила меня, как будто я — идиотка, и объясняла сладким голоском, что, конечно, это не так. Что, вероятно, близко к правде.

— Привет! — одновременно и неуклюже выкрикиваем мы с папой.

— Как дела, малышка? — добавляет он. Она опять не обращает на него внимания.

— Элли, мне нужно поговорить с тобой, — перебивает она и многозначительно смотрит на дедушку до тех пор, пока тот, кряхтя, как старик, не поднимается с дивана.

— Пойду, налью чашку чая, — кротко говорит он.

Когда он уходит, я снова поворачиваюсь к ней.

— У тебя все в порядке? Что происходит? — Я лишь слегка обеспокоена, у Милли часто случаются серьезные кризисы, которые она подробно обсуждает со мной. Последний раз это было связано с обучением плаванию и, по всей вероятности, с крокодилом, появившемся в школьном бассейне.

Она, в точности как подросток, потряхивает светлыми волосами.

— Мне нужно спросить тебя о месячных, — театральным шепотом выговаривает она последнее слово.

— О? — произношу я, стараясь не реагировать.

Да, это хуже, чем я думала. Сначала папа хочет пойти на свидание, а теперь моя шестилетняя племянница хочет обсудить женские дела. Денек сегодня выдался просто восхитительный, и у меня в жизни действительно все прекрасно.

Милли украдкой оглядывается. Никаких признаков мамы.

— Конни говорит, что у меня, когда я подрасту, будут месячные, и это ужасно противно, и нет ничего хуже, чем быть девчонкой.

— Кто это, Конни?

Она проявляет нетерпение.

— Моя лучшая подруга. Она учится в третьем классе. Она говорит, что у девочек есть месячные, а у мальчиков — тракторы.

— Это сексизм, — машинально говорю я, не зная, так ли это. В мире повсюду сексизм, разве нет? Если сомневаешься, разозлись и закричи, таков мой девиз.

Она игнорирует мой комментарий, поскольку прежде с ней никто не говорил о сексизме. Она говорит, что находит это «скучным», потому что все мальчишки в ее классе — «слабоумные», и нет никаких шансов, чтобы их отобрали в астронавты раньше, чем ее.

— Ну? — Она раздражена. — Что такое месячные? Скажи мне и лучше не ври, Элли, потому что я все равно узнаю.

Я на секунду задумываюсь. Как лучше ответить? Я должна просто быть честной, ведь так? Демистифицировать? Потому что месячные приходят ко всем, и не следует испытывать к ним отвращение или бояться их. Правда, мне почти тридцать, а я по-прежнему испытываю к ним легкое отвращение и боюсь их. Сексизм, понимаете? (Стойте, так ли это?)

— Хорошо, Милли, но это не будет происходить с тобой постоянно, — осторожно начинаю я, моля о том, чтобы показалась Джен и спасла меня раньше, чем у меня отслоится матка. Но, когда ты станешь женщиной (- ударьте меня по лицу, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста —), то это будет происходить раз в месяц, у тебя установится, э-э-э, менструальный цикл.

— Хммммммм, — возмущенно прерывает она меня. — Извини, если это происходит только с девочками, то почему менс-триллликл?

— Менструальный цикл, — поправляю я ее. — Впрочем, это хороший вопрос. И вполне в духе первых лет феминистского движения.

Довольная собой, она кивает, ожидая продолжения.

— Хм. Итак, менструальный цикл означает, что у тебя… уф, из пи-пи каждый месяц будет вытекать немного крови.

Мне не следовало произносить последних слов. Нужно было напустить тумана. Она выглядит до ужаса напуганной.

— Но я ненавижу кровь! — говорит она дрожащими губами. — Я не хочу, чтобы это происходило. И почему это будет вытекать из этой дырочки? Я писаю оттуда! Я не хочу писать с кровью.

— Я знаю, — успокаивающе говорю я. — Это довольно хе… оскорбительно. Но не так ужасно, стоит только привыкнуть к…

Она опять прерывает меня.

— Постой, каждый месяц? Каждый божий месяц? Даже в летние каникулы? Даже если ты в Диснейленде? Что, если я встречу Микки Мауса, а у меня из пи-пи потечет кровь прямо на него? Каждый месяц?

— Ну да, — говорю я, пытаясь представить, что станет с Микки — в любом случае он носит красные шорты. — Но некоторые женщины принимают пилюли (- нет, не говори этого, зачем ты говоришь это? — ), чтобы остановить месячные на время отпуска или во время свадьбы, когда подруга просит тебя надеть облегающее платье, даже если не найдется ни одного человека, который считал бы, что ты красиво в нем смотришься.

Она испытывает облегчение.

— Ох, это здорово. Просто я только, что приняла пилюлю, и теперь у меня никогда не будет месячных.

Разумеется, именно в этот момент в гостиную входит Джен и замечает нас. Милли поворачивается и визжит: