Читать книгу 📗 "Охота за тенью - Ведельсбю Якоб"
Мое воскрешение должно произойти на деньги Януса и с помощью Йохана. Было бы здорово нанять кого-нибудь из старых знакомых, годами провозглашавших меня лузером и злословивших обо мне до тех пор, пока до них не дошло, что я превратился в типа, о котором приличнее вообще не вспоминать.
Я усмехаюсь. Да они поперхнутся своим латте, купленным на пособие по безработице, когда увидят мой фильм — лучший фильм десятилетия — в посвященных культуре рубриках всех газет, в телевизионных новостях и на фестивалях всего мира. Они умрут от зависти, приползут ко мне с красным вином и фальшивыми улыбками и примутся поздравлять с успехом, надеясь погреться в лучах моей славы, рассказывая журналистам о моей уникальной карьере и огромном значении для кинематографа.
Как я и ожидал, Кристиан Хольк и Гертруда Фишер согласились участвовать в серии передач «Рождественские праздники с крупнейшими представителями мира бизнеса», которые пойдут в эфир между Рождеством и Новым годом.
— Слава богу, Рождество, и я могу выделить часок и рассказать о себе, вместо того чтобы ехать на очередной обед поглощать жирную свинину и маринованную селедку. — Кристиан Хольк изображает весельчака.
Само собой, он должен будет утвердить материал до выхода в эфир. Это он ставит условием, после того как ему не удается выяснить, кого еще из бизнесменов выбрали для проекта. Мы с Йоханом объясняем это тем, что участники, насколько это возможно, должны предстать в программе вне конкурентных взаимоотношений и рабочего распорядка.
Без нескольких минут час такси останавливается перед импозантной виллой Холька. Участок обнесен высокой белой оштукатуренной стеной, она щетинится колючей проволокой и утыкана камерами наблюдения. Я звоню, и вот мы предстаем перед Кристианом Хольком, с его хорошо всем известным животиком и коротко подстриженной седой бородкой. Он возвышается в рамке дубового проема, а рядом две ели в человеческий рост, украшенные гирляндами лампочек. Он долго жмет нам руки, и от его цепкого взгляда ощущение, будто тебя просвечивают рентгеном. Потом Хольк меняет выражение лица, одаривает нас равнодушно-вежливой восточной улыбкой, отступает в сторону и пропускает в дом.
— Чертовски похолодало! — говорит он низким сипловатым голосом.
Я читал в каком-то журнале, что он завязал с крепкими напитками и пьет теперь хорошее вино.
— Синоптики обещали снежное Рождество, к нам приедут праздновать дети с внуками, ха-ха.
Проходим за ним в комнату, окна которой глядят на сад и лес. Вдоль стен — от пола до потолка полки, посреди пустого письменного стола водружен компьютер, дизайнерская модель, огромный монитор может потягаться с приличных размеров телевизором.
— Я подумал, что удобно будет снимать здесь. Я могу сидеть за столом, с полками и книгами на заднем плане. Вы не против?
— Да, так будет здорово, — соглашается Йохан.
— Нельзя ли поставить на окно свечу, чтобы подчеркнуть рождественскую атмосферу? — спрашиваю я.
— Я поставлю, — раздается за нашими спинами мягкий голос.
В комнату входит высокая женщина. Черные волосы, черное платье, большие серьги в форме монет, похоже, из моржовой кости.
— Ну вот вы и познакомились с моей горячо любимой супругой, ха-ха, — говорит Кристиан Хольк.
Он берет из рук жены серебряный блестящий подсвечник с зажженными свечами.
Йохан распаковывает аппаратуру. Достает профессиональную камеру — небольшую, едва ли крупнее обычной любительской. Мы приехали сюда прямиком из офиса фирмы, где взяли ее напрокат, и Йохан делает вид, что все это обычная рутина — установить технику на штативе, подсоединить микрофон и закрепить его на лацкане Кристиана Холька. Камера сконструирована так, чтобы никакой профан ее не попортил — все работает само, и Йохан с удовлетворением в голосе командует: «Камера!»
— Кристиан Хольк, вы председатель правления компании «Рейнбоу медикалс», крупнейшей в Дании, если верить биржевым сводкам. Как вы собираетесь праздновать Рождество?
— Да как всегда! Так же, как праздновал, пока еще не стал председателем правления: с елкой и гусем, с женой и с теми из детей и внуков, кто сумеет к нам выбраться. Ну и с целой кучей подарков.
— И все же, будет ли это Рождество чем-то отличаться от предыдущих?
— Только тем, что несет нам процесс естественной смены поколений. Сын вернется домой из США со своей американской женой и двумя дочками. Моя дочь тоже приедет со своим сыном. Я, конечно, буду Дедом Морозом.
По его лицу скользит недовольная гримаса.
— Нет, это слишком личное. Выбросьте все, что я сейчас сказал. Это никого в Дании не интересует. — Он бродит взглядом по потолку, и непонятная улыбка мимолетно кривит его губы.
— Вы человек, чтящий традиции?
— И да, и нет.
Лицо Холька вновь безмятежно.
— Традиции нам необходимы. Они рождают в нас чувство сопричастности и единства — со страной и семьей, в каждом человеке без этого клея все распадется на части. Но важно, чтобы традиция не превратилась в смирительную рубашку, не стала рутинной привычкой, иначе стоит задуматься над тем, нужна ли она.
— Вы можете представить себе, что Рождество отменят?
— Не думал об этом. Я очень люблю обычай праздновать Рождество, для меня это повод побыть с семьей, что в повседневной жизни не всегда возможно из-за моей загруженности. Однако у меня много знакомых, которые на рождественские праздники отправляются в Австралию, а то и еще куда подальше, в теплые края, где о Рождестве можно просто забыть. Я их не понимаю, ха-ха.
— Вы сами упомянули о своей загруженности. На что еще у вас уходит время, помимо напряженной деятельности в качестве председателя правления компании?
— Я занимаю целый ряд ответственных постов в Дании и за границей и отдаю работе все часы, когда не сплю, а сплю я немного.
— И что же это за посты?
— Я председатель Европейской ассоциации бизнесменов. Мы стремимся устранить некоторые барьеры, существующие между нашей успешной экономикой и развивающимися странами. Мне хотелось бы внести и свою лепту в повышение благосостояния стран третьего мира, помочь привести их к такому уровню, когда им перестанет требоваться помощь со стороны.
Я ловлю его взгляд.
— Скажите, Кристиан Хольк, возвращение «Рейнбоу медикалс» к программе по разработкам биологического оружия, которую в восьмидесятые продвигала «Проджект коуст», а позднее подхватила организация «Мишн зироу», — это тоже часть вашего сценария прогресса?
Кристиан Хольк выдерживает мой взгляд, но не отвечает ни слова. Его глаза пусты и спокойны, он неторопливо поднимается из-за письменного стола. Камера Йохана провожает его, пока Хольк пересекает комнату и закрывает за собой дверь. Прежде чем мы успеваем заговорить друг с другом, дверь опять открывается.
— Я вынуждена извиниться за моего мужа, он, к сожалению, почувствовал себя слишком плохо и не сможет продолжить беседу. Он надеется, что снято достаточно материала для программы.
Жена Холмса непроницаемо вежлива, как и подобает супруге дипломата.
— Мы не совсем закончили, — говорю я с вежливой улыбкой.
— Мой муж сейчас не вполне здоров. Врачи говорят, у него вестибулярный нейронит. Единственное лечение в этом случае — время. Надеюсь, вы отнесетесь к этому с пониманием. Я вас провожу.
В кабинете Холька я то и дело поглядывал в окно, но только сейчас, на улице, в мое сознание проникают снег и ветер, взвихряющий замерзшие кристаллики. Я смотрю на небо и улыбаюсь при мысли о том, какое выражение лица сейчас у Холька, и ободряюще пожимаю локоть Йохана. Бросаю взгляд на часы:
— Господи, надеюсь, мы на верном пути! Нам нужно быть у Гертруды Фишер через час, но предлагаю отправиться прямо сейчас.
Мы доезжаем на такси до побережья, где, по сведениям Йохана, она проводит каникулы у родителей, в роскошной вилле на первой линии особняков у самого пролива Эресунн. По переговорному устройству я приношу извинения за то, что мы приехали раньше времени.
