Читать книгу 📗 "Охота за тенью - Ведельсбю Якоб"
— Тогда мы получим наконец «немецкий мир», и наверняка найдется множество людей, которые предпочтут его миру, в котором будут доминировать мусульмане или китайцы. Может быть, как раз сейчас засеваются зерна будущей мировой катастрофы, в которой Германия сыграет решающую роль?
— В таком случае мы это сами заслужили. На Европе лежит большая доля ответственности за нищету в странах третьего мира, особенно в Африке. Если бы мы создали в колониях, когда давали им независимость, подобающие условия существования, они не угодили бы в лапы сил, борющихся за мировое господство. Мы, европейцы, самые изнеженные и избалованные люди в мировой истории, и мы ни с кем не хотим делиться своим достатком. Мы закрываем глаза и уши, когда нищие вопиют о своей нищете, и отгораживаемся от проблем, которые, как нам прекрасно известно, не минуют и нас, когда бедные потребуют свой кусок пирога. Не видно никакой перспективы, европейские политики и не думают искать компромисс и в конце концов договориться о том, как помочь бедным странам встать на ноги. Бессилие и нежелание увидеть положение вещей в истинном свете приводят к поиску неадекватных решений, которые рано или поздно проложат путь к гибели всего человечества.
— Из тебя бы вышел отличный пророк, Йохан. — Я поражен его внезапным приступом ясновидения. — Но ты прав. Материализм у нас в Европе вытеснил духовность и гуманность. Мы, европейцы, представляем собой полмиллиарда отдельных островов, и мы готовы печься лишь о себе самих и наших земных благах.
Вернувшись в номер, Йохан, прыская от смеха, потешается над очередным фильмом с немецким дубляжом. Я, задержав ненадолго взгляд на экране, устраиваюсь с ногами на подоконнике. Пью минералку из мини-бара и смотрю на снег, кружащийся в свете больших уличных фонарей. По трассе проезжают бесчисленные машины, нагруженные подарками.
Возвращаясь домой из Польши с чемоданом, полным отснятых материалов, я хотел купить подарки Тао, но в те годы в Восточной Европе был страшный дефицит на всё. Я свесился через борт, когда паром из Свиноуйсьце входил в порт, и задолго до швартовки разглядел маму Тао в свитере с норвежским узором, с нашим мальчиком на руках. Она запрокидывала голову и вглядывалась в корабль, не замечая меня в людской толпе. Только тогда я вдруг осознал, как сильно по ней соскучился, и у меня слезы навернулись на глаза. Я бросился обратно в каюту, заставил себя высидеть в ней подольше и спустился с парома одним из последних. К этому моменту Тао уже выражал свое недовольство громким ревом, и я стал ругаться, и все закончилось тем, что она уехала с сыном домой к своей маме, а я отправился к себе и плакал во сне.
Йохан как-то незаметно перестал подавать признаки жизни. Я заползаю под одеяло. Матрац жесткий.
— Ты спишь? — шепчу я в темноту и не получаю ответа.
Слышу только звук своего дыхания. Я приближаюсь к воротам в царство сна.
Брюки словно сели на размер после того, как был съеден обильный завтрак — омлет, сосиски, несколько ломтиков белого хлеба с сырной нарезкой и джемом, апельсиновый сок и кофе с горячим молоком, так что я ослабляю ремень на одно отверстие и начинаю размышлять, какими будут первые признаки нового ледникового периода. Мир вокруг нас полон вьющихся в воздухе белых хлопьев.
Йохану не приходится напрягаться за рулем, он уже четвертый час выдерживает неизменные шестьдесят километров в час по заснеженной трассе, держась на расстоянии от впереди идущих машин, чем заметно выделяется на фоне местных водителей. Тут рассудочное поведение немцев дает сбой. Наверное, слепая вера в непогрешимость немецкого автопрома виной тому, что они чуть ли не подпихивают друг друга и наш «фиат» в задний бампер, безучастные к тому, что дорога давно превратилась в каток. На многих участках трассы отсутствует ограничение скорости, и черные автомобили скользят мимо нас по заснеженной полосе для обгона. У одних из динамиков доносится попса, у других хеви-метал.
— Там вообще кто-нибудь есть за рулем или этой машиной управляют дистанционно из какой-нибудь удаленной галактики? — бурчит Йохан, глядя в зеркало заднего вида. — Меня так и подмывает дать по тормозам.
Внедорожник с высоким клиренсом и тонированными стеклами словно приклеился к нам сзади.
— Не самая хорошая мысль, если принять во внимание, что он минимум втрое тяжелее нас. Мы рискуем превратиться в обгоревшие трупы в груде металлолома на обочине, — говорю я и продолжаю мурлыкать: This is the place where I belong.
Навстречу движутся две снегоуборочные машины с красными мигающими аварийными огнями. Йохан прижимается к обочине, пропуская их, то же самое делает едущий за нами автомобиль. Вскоре Йохан заезжает на заправку и подруливает к колонке, черный автомобиль следует за нами и подъезжает к одной из свободных колонок, но никто из него не выходит. Четыре выхлопные трубы выбрасывают пар.
Пока я сижу и думаю о своем, Йохан заходит в магазинчик и возвращается с кофе и бутербродом. Тогда открывается дверца с противоположной от нас стороны черного авто, и я вижу спину мужчины в пуховике, который тоже направляется к магазину. Он ходит там среди покупателей, ни разу не взглянув в сторону заправочных колонок. Мне приходится отъехать, чтобы дать место следующей машине, и стать немного поодаль. Йохан стряхивает снег с куртки и садится внутрь. Тут я замечаю, что внедорожника уже нет, и чертыхаюсь. Завожу мотор, даю газ, так что покрышки выскальзывают из колеи и цепляют край наста и льда, и мы выскакиваем обратно на трассу.
— Мы уже недалеко от Шварцвальда, я ощущаю это всем телом, — говорит Йохан, но не может точно сказать, где мы, потому что все указатели вдоль трассы занесло снегом, а навигатор потерял сеть. Темнота нарастает из прорех между снежными хлопьями, и дорогу постепенно заносит все больше, она делается все уже и идет в гору. Мы окружены горами, и машины уже не жмутся друг к другу. Уже давно мы не видели ни одной заправки, хотя это не проблема, ведь у нас еще полбака. Но время идет, и скоро мы пытаемся преодолеть почти отвесный подъем на последних парах бензина, колеса прокручиваются, пахнет горелым, я не успеваю заметить на нашем пути огромный сугроб и въезжаю прямо в него, так что автомобиль со всех сторон заваливает снегом, и мы останавливаемся в полной темноте.
Мне удается вернуть «фиат» к жизни, я включаю заднюю передачу, даю газ, мы выскакиваем из сугроба и скользим обратно, вниз по склону. Покрышки уже не цепляют, и я стараюсь хотя бы держаться подальше от края дороги, за которым обрыв. Там темнота совсем чернильна и бесконечна. Потом раздается удар, скрежещущий звук, и автомобиль сильно дергает — значит, мы провалились задним колесом в кювет, идущий вдоль дороги. Я выбираюсь из машины и вынужден констатировать, что без посторонней помощи нам отсюда не выбраться.
— Может, мы сможем ее приподнять? — говорит Йохан и берется за бампер.
Мы тащим и толкаем, но даже наших объединенных усилий недостаточно. Снова садимся в машину, и я включаю «аварийку». Мобильный Йохана по-прежнему не ловит сеть. Я ставлю климат-контроль на минимум, чтобы не расходовать бензин, и слежу за уровнем топлива — стрелка уже в красной зоне. Мимо нас никто не проезжает, и мы беседуем о том, что дорогу, видимо, закрыли внизу, в долине, из-за возможного схода лавины. Меня посещает мимолетная мысль о возможной опасности нашего положения, но я гоню ее от себя. Паника — наш первейший враг, а нам ни в коем случае нельзя замерзнуть здесь насмерть, когда уже столько сделано и у меня на руках самый важный материал за всю мою карьеру.
Включаю «дворники», прислушиваюсь к жужжанию движка и вдруг слышу стрекот цикад. Они не затихают ни на секунду. По крайней мере, в Гоа. Я лежу в постели, жду рассвета. Сквозь щели в окнах тянет прохладой. Я поднимаюсь. Покрытые росой листья на деревьях блестят в слабых утренних лучах солнца. Аромат сирени касается моих ноздрей, и я иду по тропинке, змеящейся по горному склону. Тут и там она отмечена предупредительными знаками. Между валунами валяются ветки и черно-серые листья, верхушки деревьев шелестят на ветру, и неподалеку низвергается в долину водопад. Я непременно хочу забраться на самый верх, где деревья уже не растут, скалы обнажены, а ветер тонок и холоден. Футболка липнет к спине, я останавливаюсь и ловлю ртом воздух. В эти мгновения солнце балансирует на кромке долины, наведя сверкающий луч своего прожектора на несколько прижавшихся друг к другу деревьев на склоне, потом луч скользит дальше по блестящему граниту и достигает бесшумно рушащегося вниз водопада. Теперь деревья поднимают свои ветви, птицы расправляют крылья и два бурундука с пушистыми хвостиками скачут по кругу. Я добираюсь до скошенного, голого скального массива и тут замечаю орла, плавно совершающего свой первый утренний облет. «Петер, Петер!» — зовет меня чей-то голос.
