Читать книгу 📗 "Если весело живется, делай так - Хэнкин Лора"
Уитни посмотрела на свою компанию в поисках подтверждения, и хотя Гвен вместе с Мередит и Элли пару раз принимались перемывать кости Амаре, мол, Чарли способен испортить любой самый мирный денек, а Амара вполне могла бы приструнить его, сейчас все трое скрестили руки и впились взглядом в незнакомок.
— Очень странно, — поддакнули Мередит и Элли, а Вики и Гвен закивали.
Первая мать покраснела пуще прежнего, а вторая поникла. Амара присоединилась к подругам, кое-как успокоив Чарли, который только время от времени похныкивал.
— Спасибо, что подождали, — сказала Амара. — Пойдем?
— Пока-пока! — Уитни помахала рукой двум мамашам. — В любом случае большое спасибо, что вы подписаны на мой «Инстаграм». Это так мило.
— И кстати, — сказала Гвен второй мамаше, когда все уже расходились, — ваша дочка выросла из коляски; удивительно, как она оттуда еще не вывалилась.
Все разбрелись по домам. Гвен взбежала по лестнице своего особняка с Рейганой на руках. Гвен вела чрезвычайно упорядоченную и размеренную жизнь, но иногда на нее что-то накатывало, и тогда она здоровалась в холле с написанными маслом родителями так, точно они были из плоти и крови, тянулась к их щекам с поцелуями, как делала это еще маленькой девочкой. Сегодня был именно тот день. После нескольких неприятных эпизодов все в последнее время шло просто великолепно, во многом благодаря «СуперМамочке», хоть это и невероятно. Она хотела было налить себе джин с тоником в качестве награды, но остановилась. Через сорок пять минут нужно забирать Роузи из школы. Пить нельзя. Она же не такая, как отец.
Гвен впервые попробовала джин в шесть лет. На День труда [12] они с родителями поехали в их особняк в Коннектикуте, который вытянулся, словно выброшенный на берег кит, вдоль берега в Вестпорте. Ее дедушка приобрел этот дом в 1948 году, заработав первый миллион. Прошлые поколения семьи были достаточно благополучными — уважаемыми, пусть и малозначимыми членами нью-йоркского общества, их род тянулся от самых первых поселенцов с «Мейфлауэра» [13], — но именно дед Гвен занялся строительным бизнесом и поднял их статус до небес.
Отец Гвен вырос в этом доме в Коннектикуте. Он был самым младшим из трех детей и единственным, кто дожил до взрослой жизни. (Его брат Мартин погиб, провалившись под лед на замерзшем пруду в возрасте девяти лет, а семнадцатилетняя сестра Алиса повесилась в своей комнате, пока внизу родители спорили о лоботомии.) Иногда в холодные ветреные вечера в некоторых комнатах — например, в той самой спальне Алисы, которую по окончании траура оклеили обоями с сердечками, превратив в игровую, или в обшитой деревянными панелями библиотеке, где маленький Мартин любил вращать скрипучий старый глобус и наугад тыкать пальцем в места, где ему хотелось побывать, — можно было почувствовать призраков этого дома, отчего по спине пробегал неприятный холодок. Возможно, из-за этого ее дедушка и бабушка уехали в Палм-Бич, оставив дом отцу Гвен, хотя он вместе со своей семьей большую часть года жил в Нью-Йорке.
И все же летом дом в Коннектикуте был райским местом. Мать Гвен привозила детей, чтобы они пожили за городом два месяца, отец приезжал туда по выходным, а иногда и чаще. Бабушка и дедушка прилетали на несколько недель, чтобы присоединиться к ним. Когда все семейство сидело на лужайке и солнце ласкало их макушки, а перед ними простирались акры зелени, уступами спускающиеся к морю, было трудно поверить, что здесь когда-либо случалось или могло случиться что-то нехорошее.
В День труда к ним приехали гости, чтобы полакомиться свежими моллюсками и попить шорле прямо на траве. Над головой щебетали птицы, внизу шумело море. Собралось около пятнадцати человек — в основном родственники, старые друзья бабушки и дедушки и друзья родителей. Одна знакомая пара привезла малыша, которого Гвен обожала, и ужасного девятилетнего сына, решившего посвятить Гвен и ее брата Тедди в леденящую кровь историю их тети Алисы. Он даже выпучил глаза, имитируя последние моменты предсмертной агонии Алисы.
— Я тебе не верю! — завопила Гвен.
Она надеялась, что Тедди, которому уже исполнилось семь, врежет противному парню, но Тедди не умел драться (она слышала, как взрослые вздыхали, мол, слишком уж он чувствительный). Тогда она схватила брата за руку и потащила на поиски родителей.
Мать стояла у стола с едой и накладывала картофельный салат в тарелку своему брату Стиву, дяде Гвен.
(Ее мать, казалось, никогда не наполняла свою собственную тарелку на подобных мероприятиях. «Разве ты не голодна?» — однажды спросила Гвен, и мать сказала: «О, нет, дорогая! Я экономлю место для особых угощений». Мать Гвен была полна знаний о том, как «экономить место». Первые три укуса любого десерта лучшие, поэтому нет необходимости продолжать. Нужно пережевывать каждый кусочек еды двадцать пять раз прежде, чем позволить себе взять другой.) Дядя Стив пришел на День труда в обнимку не с забавной и шумной тетей Джилл, а с какой-то с новой леди, миниатюрной женщиной, которая смотрела на всех широко распахнутыми от испуга глазами. Дядя Стив выпил несколько бутылок пива, и у него развязался язык.
— Джилл действительно слетела с катушек, — вещал он матери Гвен, пока та подавала ему стручковую фасоль. — Ну, вы же сами все видели. Ты же понимаешь…
— М-м-м… — протянула в ответ мать Гвен. — Стыдоба!
Спустя годы, когда Гвен наблюдала за ухудшением состояния Джоанны, фраза «слетела с катушек» так и звенела у нее в ушах.
— У нас интима не было целую вечность… — начал дядя Стив, а Гвен потянула мать за рукав, и та вздрогнула.
— Ой, детки! — воскликнула она. — Что случилось?
— У нас тут взрослые разговоры! — буркнул дядя Стив. — Ну-ка брысь!
Мать надула губки, а потом пригладила волосы Гвен.
— Вам нужна именно я или можно позвать папу?
Тедди и Гвен отправились на поиски отца. Вообще-то, они точно знали, где он сейчас — в баре. Алкоголь был главным хобби ее отца. Ее молодая любящая мать всегда с готовностью составляла ему компанию, и «особым угощением», под которое она «оставляла место», становилось обычно шампанское. Отец по праву считался локомотивом, который двигал вперед этот алкогольный состав. Он был крепким мужчиной хорошо за сорок и когда-то в школе играл в американский футбол, но сейчас, дробя лед, измельчая апельсиновую цедру и наливая идеальное количество виски в стакан, становился невесомым, будто танцор. В их особняке в Нью-Йорке у него был большой бар с алкогольными напитками, но по-настоящему он предавался своему увлечению в Коннектикуте. Он нанял рабочих, чтобы те отгородили часть подвала, и превратил его в винный погреб с системой контроля температуры и влажности. Рядом с кухней, в комнатке, где раньше все собирались за завтраком, отец установил стену из полированных шкафов со стеклянными фасадами, где хранились бутылки с вином. Гвен любила прижиматься носом к стеклу и смотреть, как при разном освещении жидкости в бутылках меняют цвет от искрящегося золота до темно-коричневого. Рядом со шкафами расположилась стойка из красного дерева примерно четыре фута в длину, с небольшими углублениями для ведерок со льдом.
У бара ее отец в светло-лиловой рубашке поло вертел в руках пустой стакан, и Гвен, увидев его, от облегчения разрыдалась.
— Папочка, — сквозь слезы говорила она, Тедди, тоже с глазами, полными слез, стоял рядом. — Папочка, Питер рассказал нам про тетю Алису… это ведь неправда, да? Что все случилось в нашей игровой…
Отец сжал губы и покачал головой. Затем он поставил стакан на стойку, присел на корточки и распахнул им объятия, чтобы они могли с разбегу уткнуться ему в плечо.
— Я бы не доверял Питеру, — сказал он, крепко обнимая детей. — Хорек он пронырливый!
Потом отклонился, и на его красивом лице появилось глуповатое выражение, напоминавшее маску грызуна. Гвен выдавила из себя улыбку. Тедди вытер нос рукой.
