Читать книгу 📗 "Начать всё сначала - Риччио Кристина"

Вернувшись в хостел, мы расходимся в разные комнаты. Пайлот чистит зубы и идет спать. Я нелепо быстро моюсь и залезаю в одиночную кровать рядом с Пайлотом около полуночи. Он снова спит лицом к двери.

– Доброй ночи, – бормочет он, когда я ложусь.

Я подтягиваю одеяло к подбородку.

– Мне всегда кажется, что ты уже спишь, и ты меня пугаешь до чертиков, – бормочу я.

Он поворачивается ко мне с озорной улыбкой.

– Мвахахахах!

Нас разделяет чуть больше фута. Я хватаю подушку из-под головы и бью его по лицу. Он фыркает.

Я снова убираю ее под голову с улыбкой.

– Доброй ночи.

15. Неудача

Я всегда думала, что Лувр – просто музей под знаменитой стеклянной пирамидой. Теперь мы стоим перед упомянутой пирамидой, но она, оказывается, окружена чем-то похожим на еще один дворец.

– Это Лувр? – спрашиваю я, пораженная.

– Ага, конечно! – отвечает Бейб.

– Нифига себе.

Я мечтала посетить этот музей, когда впервые узнала о нем в шестом классе, когда нас всех заставили посетить вводный курс по французскому и испанскому. И, конечно же, «Код да Винчи» подлил масла в огонь.

Я прихожу в особенный восторг, когда мы находим статую Ники Самофракийской – знаменитого безрукого и безголового ангела. Она вроде как была создана в 200 году до нашей эры. Я делала доклад о ней на уроке французского в шестом классе. Я подхожу к ней, и мгновение стою одна возле нее, пока рядом не появляется Пайлот.

– Хочешь сфотографироваться с ней? – понимающе спрашивает он.

– Да, пожалуйста! – я передаю ему фотоаппарат.

Когда я становлюсь перед скульптурой и позирую, мы встречаемся взглядами – он улыбается, и мой мозг перестает функционировать. Я поднимаю и опускаю руки, словно они только что выросли из моего тела. О боже, только не это снова. Рука на бедро? Обе руки на бедра? Радостно вскинуть руки вверх? Одна рука вверх? Выставить ногу? Помахать руками? Встать боком? Черт. Я опускаю руки и улыбаюсь, стоя прямо как солдат, прижав руки к бокам. А потом все заканчивается, и я предлагаю сфотографировать его, отчаянно желая снова оказаться по ту сторону фотоаппарата как можно быстрее. Он засовывает руки в карманы и изображает крутого парня. Как всегда, спокойный.

Я просматриваю фотографии, чтобы понять, какие позы он запечатлел. Машущие ручки и солдат. Круто.

Мы провели сорок пять минут в пути от Лувра к Эйфелевой башне. Теперь она нависает над нами, темная и пугающая. Пока мы вчетвером в восторге смотрим на нее, мужчина в зимней шляпе и пуховике подходит к нам с гигантским металлическим кольцом, на котором висят маленькие копии-брелки Эйфелевой башни.

– Пять, одно евро? – с энтузиазмом спрашивает он. Мы просто мгновение смотрим на него. – Пять за один евро? – повторяет он.

– Нет, спасибо, – отвечает Бейб. Мужчина спешит к другой группе туристов.

– Готовы залезть на эту штуку? – светится Пайлот.

– Давайте сделаем это! – восклицаю я. После того как мы поднялись на Ватикан, я хочу подняться на всё.

– Йо, высота меня пугает, но, наверное, я полезу наверх, ведь не так часто, черт возьми, я бываю в Париже, – комментирует Чэд.

Бейб переводит взгляд с Чэда (который выглядит бледнее обычного) на Пайлота и меня.

– Не думаю, что мне действительно этого хочется. Чэд, я думала, что ты хочешь подняться на лифте. Я бы предпочла лифт, – говорит Бейб, поворачиваясь к нему.

– Да ладно, Бейб, пойдем на лестницу. Когда еще ты заберешься на Эйфелеву башню? – ноет он.

Бейб хмурится и смотрит мгновение вверх, прежде чем ее взгляд находит меня. Я энергично ей киваю. Она глубоко вздыхает и слегка закатывает глаза.

– Ладно.

– Ура! На лестницу! – восклицаю я.

Несколько минут спустя мы уже стоим у основания еще одной бесконечной лестницы. Я мчусь наверх, поднимаясь по двум ступенькам за раз и идя во главе. Пайлот сразу за мной. Триста двадцать восемь ступеней спустя мы добираемся до первого уровня башни. Пару минут мы делаем фотографии, облокачиваясь на проволочную изгородь и наслаждаясь видом.

Бейб вздыхает.

– Ладно, ребята. Дальше я поеду на лифте. – Она выжидательно смотрит на Чэда.

– Хорошо, – отвечает тот, не замечая ее очевидных намеков на то, что ей хочется, чтобы он поехал с ней.

– Чэд, можешь поехать со мной, пожалуйста? – прямо спрашивает Бейб.

– А, эээ, – вздыхает он, – да, конечно.

– Спасибо, – Бейб смотрит на нас. – Встретимся с вами внизу! – Они заходят во внутреннюю часть.

Я смотрю на Пайлота и вскидываю брови.

– И тут нас осталось двое, – он снова мне улыбается.

– Готов отправиться на вершину? – пищу я.

– Готов ли я? Да ладно тебе, Шейн, – он ухмыляется, направляясь к следующей лестнице.

Знак сообщает нам, что до следующего уровня 341 ступенька. Мы несколько минут молча поднимаемся, стук наших ног о металл – саундтрек к нашему подъему.

– В общем, я раздумывал над вопросом про возвращение назад во времени, – вдруг говорит Пай-лот.

Я удивленно улыбаюсь.

– О да? И?

– И мне нравится твоя идея с Конституцией. Думаю, я отправлюсь туда с тобой и посижу на встрече.

– О, круто, у меня будет друг, который поддержит мою шараду «я мужчина». Ты можешь вскочить и воскликнуть: «Нет, я вырос в его городе, он имеет право. Послушайте его гениальные, продвинутые идеи», когда меня обвинят в женственности!

Пайлот улыбается полу и продолжает подниматься.

– Ты определилась со вторым вариантом? – спрашивает он.

– А? – я смотрю куда угодно, кроме его лица, потому что краснею. – Ага, но я думаю, что отправлюсь с тобой на концерт «Beatles».

Он выдыхает, улыбаясь.

– Черт, когда мы найдем машину времени, я в деле.

Я тоже смеюсь, выпуская накопившийся восторг.

Ветер бьет меня по щекам, взъерошивая волосы, когда мы выходим на второй этаж. Мы с Пайлотом находим одно место и облокачиваемся о защитную решетку, окружающую площадку. В Нью-Йорке я выглядывала из окон высотных зданий на бесконечное море серых небоскребов. Рим был хаотичными вспышками красного и винного. Париж… Париж похож на картину. Произведение искусства, аккуратно расположенное и организованное, чтобы выглядеть красиво со всех углов.

– Это… так круто, – эти тихие слова срываются с губ Пайлота. Ветер громкий, я слышу его только потому, что мы стоим плечом к плечу. По рукам пробегает холодок. Пайлот разворачивается, и я нервно подпрыгиваю на пятках, когда он останавливает первого проходящего мимо человека.

– Эй, вы могли бы сфотографировать нас?

Он хочет общую фотографию? Беловолосая женщина берет фотоаппарат из моей протянутой руки, и мы позируем, улыбаясь друг другу, его рука лежит на моей спине, и мы стоим на Эйфелевой башне.

Когда женщина возвращает фотоаппарат, Пайлот поворачивается ко мне, снова восторженный.

– На вершину?

– На вершину! – восклицаю я, чувствуя, как через меня проносится поток новой энергии. Кто знает, что может случиться, когда мы доберемся до вершины – нас только двое, и я не знаю… Мне понравилась идея взобраться на вершину вдвоем. Кажется… что все возможно.

Мы обходим этаж в поисках новой лестницы, но оказываемся там, где начинали.

Моя улыбка тускнеет.

– Лестницы нет?

– Что за черт? – Пайлот мрачнеет. – Я думал, мы можем забраться на вершину.

Мы заходим внутрь, чтобы кого-нибудь спросить. Оказывается, на вершину можно подняться лишь на лифте, а сегодня подъем закрыт из-за сильного ветра. Словно чтобы подчеркнуть это, на выходе из дверей по нам бьет агрессивный поток холодного воздуха. Мой мысленный список романтических фантазий, связанных с подъемом на вершину Эйфелевой башни вместе, разлетается на ветру.

Над нами нависает разочарование, пока мы спускаемся по лестнице вниз на землю. Чувствовал ли он то, что чувствовала я? Или это просто нормальный уровень разочарования – «я не поднялся на Эйфелеву башню»?