Читать книгу 📗 "Последняя история Мины Ли - Ким Нэнси Чжуён"

– У меня остался вчерашний рис, – вспомнила Мина. – Хотите, разогрею?

Она достала из холодильника большой круглый контейнер и, сняв крышку, поставила в микроволновку. В ожидании, когда подогреется рис, она наблюдала за миссис Бэк у плиты.

– Я видела вас на днях, – улыбнувшись, тихо сказала та и наклонила сковороду, чтобы равномерно распределить масло.

– Где?

– В «Ханок-Хаусе».

– Вы там работаете? – Мина вспомнила, каким знакомым ей показался панчан – ростки сои, шпинат, хрустящий корень лотоса.

– Да, я работала на кухне и заметила вас с мужчиной. Мне не хотелось вам мешать.

– Ясно. – Мина оперлась бедром о столешницу. – А я все не могла понять, почему панчан кажется таким знакомым.

– Кто он? – полюбопытствовала миссис Бэк, выливая на горячую сковороду тесто, чьи края почти сразу затвердели.

– Мой коллега. Точнее, начальник. – В животе заурчало.

– Ах, вот как, – сказала миссис Бэк, все еще сосредоточенная на сковороде.

Раздался сигнал микроволновки. Мина взяла с сушилки две тарелки и разложила по ним горячий рис.

– Он вам нравится? – Миссис Бэк поддела паджон лопаточкой, чтобы он не прилип.

– Не знаю, возможно. – Мина устроилась за кухонным уголком – деревянные скамьи были холодными, несмотря на подушки. Кухня наполнилась запахами кальмара и паджона из зеленого лука, горячего и хрустящего. Миссис Бэк в красных тапочках на бледных птичьих ножках прошаркала к Мине и поставила на стол тяжелую тарелку и пиалки для соуса, после чего разрезала идеально золотисто-коричневый паджон на четвертинки.

– Приступайте, я пока приберусь.

Однако Мина дождалась, когда миссис Бэк опустится на скамью перед ней.

– Приступайте, – повторила та.

– Нет, сначала вы, пожалуйста. Спасибо за угощение.

Миссис Бэк взяла металлические палочки для еды и положила кусочек паджона на тарелку с рисом.

– Он красивый. – Она приподняла брови, глаза лукаво заблестели.

Мина улыбнулась, макая кусочек паджона в блюдце с соевым соусом и уксусом.

– Очень.

– Он хороший человек?

– Вроде бы, но все же мне пока трудно кому-то доверять. – Мина вздохнула.

– Я такая же. – Миссис Бэк подтолкнула к ней мак-кимчи, ее любимый. – С мужчинами никогда не угадаешь, правда?

Мина кивнула, пробуя мак-кимчи – идеально острый и терпкий.

– Не думаю, что когда-нибудь смогу снова доверять мужчинам, – призналась миссис Бэк.

Мине любопытно было услышать ее историю, но, судя по презрению, прозвучавшему в голосе при этих словах, воспоминания подобного рода могут разрушить шаткую гармонию, отсутствие осуждения между ними – двумя женщинами, плывущими по течению в чужой стране, без семьи.

Некоторое время они ели в тишине, затем Мина сказала:

– Вы очень вкусно готовите.

– Трудно готовить для одного, верно?

– Верно. Я теперь ем только рамен или одно и то же рагу. – Мина вспомнила любимые блюда дочери: калькуксу – соус из домашней лапши, суджеби – суп с клецками, тушеная скумбрия осенью и зимой, а летом – нэнмён – суп с лапшой. Сколько же времени и заботы Мина вкладывала в то, чтобы накормить всю семью. Она хотела, чтобы дочь ни в чем не нуждалась, чтобы она никогда не страдала; Мина хотела стереть воспоминания обо всех трудностях и лишениях, которые перенесла сама.

Однако прошлое неизменно настигало ее. Разве могло быть иначе, когда так много вопросов оставалось без ответа, столько вреда – непризнанным, столько преступников – ненаказанными, когда страна, раздираемая границей, продолжала воевать сама с собой на протяжении десятилетий. Живые и мертвые были разлучены и обречены на вечное беспокойство.

– Вы когда-нибудь были замужем? – спросила миссис Бэк.

Деревья в Сеуле сейчас, должно быть, сияют яркими цветами на фоне серого неба. На холмах вдали виднеются желтые и красные пятна деревьев гинкго и кленов. Свежий осенний воздух пронзает рот, горло и легкие. Они с дочерью обычно бегали по тротуарам, пинали опавшие листья и смеялись.

Однако теперь Мина ненавидела эти красно-желтые кроны – ненавидела этот сезон, который отнял у нее мужа и дочь.

– Он умер, – проговорила Мина.

– О, простите. – Миссис Бэк положила палочки на стол. – Он был болен?

– Нет. Несчастный случай.

Миссис Бэк протянула руку и сжала ее ладонь – впервые за долгое время к Мине прикоснулись умышленно. Она почувствовала, как что-то дрогнуло в груди, словно доброта миссис Бэк была янтарным светом, который с каждым весенним днем становится все длиннее и длиннее.

Однако за окном по-прежнему царила осень – сезон смерти. И когда Мина думала о кленах и гинкго, о том, как они должны выглядеть в этот момент – яркие, пылающие, – все, что она могла представить, это кровь, оставшаяся на дороге, после того как безрассудный водитель, спеша на работу, стер всю ее семью с лица земли.

Марго

Осень 2014 г

Глядя на сводчатый потолок и витражные окна, пропускающие слабый утренний свет восхитительных золотых тонов, Марго думала о том, какой красивой и успокаивающей может быть церковь – своей атмосферой, извилистыми белесыми лентами тлеющего ладана, отполированными деревянными поверхностями, ритуалами, молебнами и песнопениями.

Марго перестала ходить в церковь много лет назад. В подростковом возрасте она взбунтовалась против матери и религии, которую считала средством угнетения, унылым поклонением. А теперь при виде витражей она вспомнила, как в детстве они напоминали ей цветные леденцы. Хотелось забраться наверх и попробовать их на вкус.

Ирландский священник поприветствовал собравшихся по-корейски с легким акцентом. Под сводчатым потолком раздавалась мелодия органа и отчетливое пение хора, заставляя каждую клеточку тела вибрировать. Марго не понимала слов, зато чувствовала их смысл – соблазнительную мягкость и кротость перед Богом, который вознаградит всех страждущих, – Богом, который всегда восстановит порядок и мир в любом уголке планеты.

Марго закрыла глаза. Верила ли во все это мама? Или просто хотела быть частью какого-нибудь сообщества? Возвращалась ли она сюда каждое воскресенье, чтобы восстановить порядок в душе и мыслях? Марго понимала, почему маме нужно было верить в рай – после всех ее бед, одиночества, страха за тленную оболочку, которую у нее могли отнять, как теперь совершенно очевидно, в любой момент. Эта оболочка, много выстрадавшая на своем веку, принадлежала земле, и теперь ей предстояло раствориться в ней, как всякому живому существу.

И как поступить с прахом мамы? Чего бы она хотела?

Как бы то ни было, отправилась ли мама на небеса или просто перестала существовать, Марго тосковала по ней – по своей омме. Слезы потекли по лицу и закапали на грудь. Она слизнула соль с губ. «Аминь», – гудели вокруг. Священник читал Библию своим спокойным, тягучим, как ручей, напевом на корейском. Марго стояла, опустив голову и стараясь взять себя в руки. Хотелось бы ей понимать корейскую речь, окунуться в нее полностью, а получалось лишь замочить ноги, как недавно в океане. От ладана кружилась голова. Невозможно усидеть спокойно.

После проповеди и еще одной молитвы Марго встала для причастия, но, вместо того чтобы подойти к священнику, выскочила через парадную дверь на утренний свет, где смогла наконец отдышаться. Солнце светило сквозь дымку, как угасающий уголек. Марго опустилась на холодные бетонные ступени. На деревьях вокруг щебетали птички, перепрыгивая с ветки на ветку. Под карнизом крыши ворковали голуби.

После всех этих лет борьбы с верой матери, которая боялась, что дочь однажды попадет в ад, Марго опять пришла в церковь, ища то же, что и все остальные, – ответов, чувства защищенности, покоя.

Марго рассчитывала после службы поговорить со священником, поинтересоваться насчет праха матери. В то же время она стыдилась того, что не могла позволить себе попрощаться с матерью должным образом. Сначала нужно продать мамину лавку и машину.